Издержки профессии (СИ) - "Ginger_Elle" - Страница 11

— Всё так страшно, что операцию надо делать? Не на лице же…

— Да он не для красоты делает… Из-за ожогов подвижность ограничена. У него одна рука первое время вообще в локте еле-еле разгибалась. Ему же работать надо.

— А-а… — протянул Макс.

— Бэ, — ответила Соня. — Много будешь знать, скоро состаришься. Эх, покурить бы сейчас…

Глава 6

Макс проплывал уже четвёртый бассейн. Воскресенский сказал, что он должен поплавать до начала съёмки для правдоподобности. Парень был уверен, что на самом деле фотограф хотел, чтобы он устал, сбил дыхание и не смог бы позировать неподвижно, вот тогда в итоге на него можно было бы всласть поорать и в очередной раз обвинить в непрофессионализме.

Как ни странно, Воскресенский вёл себя относительно пристойно, с Максом почти не заговаривал, никаких приказов ему не отдавал и своих фирменных мерзостных комментариев отпустил всего лишь парочку.

Когда съёмка закончилась и Макс, одевшийся и обсохший, вышел в вестибюль загородного клуба, где снимали сюжет, он увидел, что из ассистентов осталась одна только Соня. Она что-то перекладывала в объёмной сумке, играя в тетрис кейсами с надписями «Canon». Макс хотел предложить ей помощь, но уже знал, что она откажется: к драгоценным объективам с цейсовской оптикой посторонним не разрешалось прикасаться.

— Тебя отвезти в город? — спросила Соня.

— Нет, я сейчас пообедать схожу, наплавался, есть охота. Я в посёлке по дороге видел кафешку.

— Тут тоже какая-то была…

— Ага, зашёл уже туда. Там такие цены!

— Не пригласишь с собой даму, то есть меня? — Соня посмотрела на часы. — Я бы тоже не отказалась пожрать. Время самое то.

Соня дособирала аппаратуру, и Макс отнёс сумку в «Эскалейд» Ви — хотя бы это ему разрешили. Пока они с ассистенткой разговаривали, парень заметил, что Воскресенский смотрит на них с балкона, огибавшего вестибюль поверху. Фотограф вообще вёл себя сегодня немного странно.

Когда Макс захлопнул заднюю дверцу «кадиллака», машина через три секунды пискнула, встав на сигнализацию — значит, Воскресенский наблюдал за ними и в тот момент.

Хотя сегодняшняя съёмка была одной из самых спокойных, Макс всё равно чувствовал облегчение, когда думал, что следующая состоится только через пять дней. Как он понял, Ви снова предстояли какие-то процедуры в клинике, на этот раз заключительные.

Соня отличалась не только мощной комплекцией, но и прекрасным аппетитом: назаказывала себе больше, чем Макс.

— Я тут подумала, — сказала она, выковыривая лук из селёдки под шубой. — Ты не так уж безнадёжен. Для того, кто снимается в четвёртый раз, весьма неплохо, честно. Тебе, конечно, учиться, учиться и учиться, как говорил дедушка Ленин, но потенциал есть. Правда, времени уже маловато. Тебе ведь двадцать уже?

— Я как-то не планировал этим дальше заниматься, — признался Макс, рассеяно перемешивая вилкой свой оливье. — Мне Воскресенского хватило на всю жизнь.

— Зря ты так, мог бы кое-чего добиться. То, что у тебя в портфолио будут снимки Воскресенского — уже огромный плюс. Он — чисто теоретически — мог бы замолвить за тебя словечко, но Ви такого принципиально не делает.

— Даже если бы и делал, — усмехнулся Макс. — Меня он, кажется, ненавидит.

— Кто его разберёт, — пожала плечами Соня. — Тебе мог бы Влад помочь. У него большие связи. Правда, придётся отсосать. Хотя… ты ему вроде понравился, так что одним отсосом не отделаться, придётся по полной расплачиваться.

Макс, услышав это, с трудом заставил себя проглотить салат, который едва не вылетел изо рта обратно.

— Я лучше как-нибудь сам… — выдавил Макс, чувствуя, как кровь приливает к щекам и ушам.

— Ну-ну, дерзай, — с сомнением хмыкнула ассистентка. — В Москве иначе не пробьёшься, особенно на первых порах. Судьба у вас, у моделек, такая.

Парень никоим образом не причислял себя к моделям, но эта пренебрежительная фраза его задела:

— А вы с Ви, конечно, подлинные люди искусства…

— Ну, насчёт меня можно поспорить, а Ви — да… Он такой, — нисколько не обиделась Соня.

— А он… ну, это… тоже гей?

— Как сказать, он, говорят, в Штатах жил с какой-то бабой, но я с ним тогда ещё не работала. А когда мы познакомилась, он уже с Данилкой жил.

— Так всё-таки с Данилкой? — поморщившись, переспросил Макс.

— О да. Великая любовь всей его жизни, — с преувеличенным, но одновременно грустным пафосом произнесла Соня. — А почему вдруг такой интерес?

— Он сегодня на меня смотрел как-то странно. Смотрел и смотрел, как удав на кролика.

Соня поджала нижнюю губу и пододвинула ближе к себе тарелку с принесённым официанткой супом:

— Может, он просто так смотрел, следующий сюжет обдумывал. Опять же почему бы на тебя не посмотреть, когда ты перед ним в одних плавках разгуливаешь? Приятное зрелище… Я сама на тебя пялюсь иногда. А что такого?

— Да ничего, — уткнулся Макс в свою тарелку.

— Ты не думай, Воскресенский со своими моделями — ни-ни. Это правило. Разве что с Данилой тогда, но я свечку не держала, только по слухам знаю. Якобы у них после окончания съёмок какое-то отмечалово было, ну, и они по пьяни… сам понимаешь. А потом понеслось. Четыре года вместе прожили, для мужиков, да с такой-то работой, — великое дело.

— А потом что?

Соня ответила не сразу:

— Потом всё было очень плохо.

Макс больше не расспрашивал. Но Соня, расправившись с супом, сама заговорила, видно, очень хотелось посплетничать.

— Потом Данилку снимать перестали. Он, в принципе, хорошей моделью был, в Европе много работал, но просто возраст… Где-то, наверное, в двадцать пять или двадцать шесть — всё, не осталось нормальных контрактов. Работу можно было найти, конечно, каталоги какие-нибудь и всё в этом роде, но его такое не устраивало. Он всё Ви терзал, требовал, чтобы он ему проекты находил, мол, у тебя связи, знакомства, имя, а Ви не такой человек, ему это тяжело. Другую работу Данилка тоже найти не мог. Он какой-то техникум закончил — то ли в Рязани, то ли в Казани, не помню где, — юридическое отделение. Это и так-то не высшее образование, а он к тому же после окончания нигде не работал по специальности. Естественно, на работу его никто не брал. А Ви ему постоянно говорил, что надо учиться чему-нибудь, да той же фотографии например, ассистировал бы ему. Потом он на какое-то время на коттедж отвлёкся, что-то там проектировал, придумывал, с дизайнерами обсуждал, но всё равно с ним тяжело было. Напивался постоянно как скотина последняя, сцены устраивал. Нет, он вообще очень хороший был парень, правда. Весёлый, отзывчивый, вообще классный… Но последний год его, конечно, клинило не по-детски. Мог приехать на площадку, начать там отношения выяснять, бррр… Но Ви всё терпел — любил его очень.

— Да он сам такой же псих, — не удержался от замечания Макс.

— Ой, нет. Он по жизни очень спокойный, может наорать, конечно, но быстро отходит. Это на съёмках только, видимо, увлекается очень.

— И чем там всё кончилось?

Соня потёрла глаза:

— Когда коттедж этот сгорел, Данилка там был.

Макс сразу вспомнил — Соня ему как-то говорила о том, что Ви потерял близкого человека.

— А Воскресенский? — спросил он. — У него же тоже ожоги.

— Они поссорились, и он хотел в Москву уехать. Он и уехал… Там, как тебе объяснить, местность такая, с холмами, с оврагами, и дорога петляет сильно. Он уже довольно далеко был, когда с какого-то поворота увидел дым в посёлке. И, говорит, сразу почувствовал, что это его дом горит. Он туда быстрее пожарных приехал, полез Данилу вытаскивать, на голову куртку намотал, поэтому сильных ожогов на лице не было.

— Не вытащил? — спросил Макс, напряжённо глядя в лицо Соне.

— Вытащил… На Даниле одежда уже горела, понятно было, что не спасти уже, но он всё равно понёс его на улицу. Оттуда и ожоги, что тащил его. А Данила, потом сказали, задохнулся.

— А почему он сам не вышел, когда пожар начался?