Мёртвая зона (другой перевод) - Кинг Стивен - Страница 28

— Я говорил Джонни, что ему придется потрудиться, если он хочет выбраться отсюда. Предстоит долгое лечение, — сказал Эрб.

— Зачем об этом говорить сейчас? — Вера налила в стакан эля. — Теперь все будет хорошо. Вот увидите!

Сунув в стакан соломинку, она подала его Джонни:

— А теперь выпей все до дна. — Вера улыбнулась. — Тебе это пойдет на пользу.

Джонни выпил, и напиток показался ему горьким.

Глава седьмая

— Закройте глаза, — сказал доктор Вейзак, невысокий толстяк с копной волос и пышными бакенбардами, из-за которых его лица не было видно.

В 1970 году человек с такой внешностью наверняка собирал бы толпу любопытных зевак во всех барах восточного Мэна и, учитывая возраст, был бы первым кандидатом на заключение под стражу.

Немыслимая прическа!

Джонни закрыл глаза. Его голову опутывали электрические датчики, а от них тянулись провода к установленному на стене энцефалографу, возле которого стояли доктор Браун и медсестра. Из прибора выползала широкая лента распечатки. Джонни испытывал страх, жалел, что медсестра не Мари Мишоу.

Доктор Вейзак коснулся его век, и Джонни непроизвольно дернулся.

— Ну же… спокойно, Джонни. Мы уже заканчиваем. Еще чуть-чуть.

— Готово, доктор, — сказала медсестра.

Низкое гудение прибора.

— Хорошо, Джонни. Вам удобно?

— Кажется, будто мне на глаза кладут монеты, потому что я умер.

— Правда? Вы быстро привыкнете к этому. Давайте я объясню, что нужно делать. Я попрошу вас представить различные предметы — всего их двадцать, — и на каждый у вас будет по десять секунд. Понятно?

— Да.

— Отлично. Начинаем, доктор Браун?

— Все готово.

— Чудесно. Джонни, я попрошу вас представить стол. На этом столе лежит апельсин.

Джонни представил маленький столик на складных металлических ножках. На нем чуть сбоку лежал большой апельсин с наклейкой «Санкист» на рябой кожуре.

— Отлично! — сказал Вейзак.

— И этот прибор видит мой апельсин?

— Нет… вернее, да — в определенном смысле. Прибор фиксирует вашу мозговую деятельность. Мы выясняем, нет ли повреждений, не оказались ли какие-нибудь участки заблокированными, Джонни. Нет ли где повышенного внутричерепного давления. А сейчас попрошу вас повременить с вопросами.

— Хорошо.

— Теперь представьте телевизор. Он включен, но ничего не показывает.

Джонни представил телевизор в своей квартирке. Точнее, в той, что была его квартиркой. На сером экране — «снег». Концы комнатной антенны обернуты фольгой, чтобы улучшить изображение.

— Отлично!

Обследование продолжалось. На одиннадцатый раз Вейзак попросил:

— А теперь представьте, что в левой части зеленой лужайки стоит раскладной столик для пикника.

Джонни представил и тут же нахмурился: вместо столика на воображаемой лужайке оказался шезлонг.

— Что-то не так? — спросил Вейзак.

— Нет, все в порядке, — ответил Джонни и попробовал еще раз. Венские сосиски, угольная жаровня… ну же, черт возьми, не останавливайся! Разве сложно представить столик для пикника? Да он видел его тысячу раз, нужно просто следовать ассоциации! Пластиковые ложки и вилки, бумажные тарелки, отец с длинной вилкой в руке, в поварском колпаке и переднике, на котором неровными буквами выведено: «Повару надо выпить». Отец готовит гамбургеры, а потом они сядут за… Ага! Джонни довольно улыбнулся, но улыбка тут же исчезла с его лица. Теперь вместо столика перед глазами был гамак. — Черт!

— Нет столика?

— Как-то очень странно. Я не могу… представить его. То есть я отлично знаю, о чем идет речь, но представить не могу. Дикость какая-то!

— Не важно. Представьте теперь глобус на капоте пикапа.

Это было просто.

На девятнадцатом предмете — гребной шлюпке у дорожного знака (интересно, кто все это придумывает?) — все повторилось. Джонни расстроился. Он «увидел» большой надувной мяч возле могильного камня. Постарался сконцентрироваться, но увидел только многоуровневую дорожную развязку. Вейзак успокоил его, и через несколько мгновений датчики с головы и век Джонни сняли.

— Почему я не мог представить себе эти предметы? — Он переводил взгляд с Вейзака на Брауна. — В чем проблема?

— Однозначно трудно сказать, — ответил Браун. — Возможно, мы имеем дело с выборочной амнезией. Или в результате аварии какой-то участок мозга — совсем крошечный — поврежден. Мы не знаем точной причины, но у вас утрачена опора на определенные воспоминания. Сейчас нам удалось нащупать два, но, судя по всему, вы столкнетесь и с другими.

— В детстве вы сильно ударились головой, верно? — вдруг спросил Вейзак.

Джонни удивленно посмотрел на него.

— У вас сохранился старый шрам, — пояснил Вейзак. — Существует теория, Джонни, подтвержденная статистическими данными…

— Однако исследование еще далеко не завершено, — недовольно прервал его Браун.

— Это правда. Но согласно этой теории, из продолжительной комы обычно выходят те люди, которые до этого перенесли серьезную травму головы. И после той травмы мозг определенным образом перестроился, что и позволило ему пережить другую.

— Это не доказано! — возразил Браун. Казалось, его возмутило, что Вейзак заговорил об этом.

— Шрам у вас есть, — продолжил Вейзак. — Вы не можете вспомнить, как его получили, Джонни? Думаю, вы наверняка потеряли тогда сознание. Может, упали с лестницы? Или с велосипеда? Судя по шраму, вы тогда были маленьким мальчиком.

Джонни покачал головой:

— А вы не спрашивали у родителей?

— Они не могли припомнить ничего похожего… А вы?

На миг у него промелькнуло воспоминание о холоде, черном и едком дыме горящей резины, но тут же исчезло.

Вейзак вздохнул и пожал плечами:

— Вы, наверное, устали.

— Да, немного.

Браун присел на край стола.

— Сейчас четверть двенадцатого. Вы сегодня хорошо потрудились. Если хотите, мы с доктором ответим на ваши вопросы, а потом вы отправитесь к себе в палату и немного поспите. Годится?

— Годится, — согласился Джонни. — Обследование, которое вы проводили…

— Аксиальная компьютерная томография, — кивнул Вейзак. Достав коробочку с подушечками жвачек, он отправил в рот три штуки. — По сути, это сканирование дает серию рентгеновских снимков мозга, Джонни. Компьютер обрабатывает снимки и…

— Что он говорит? Сколько мне осталось?

— Что значит: «Сколько мне осталось?» — переспросил Браун. — Похоже на реплику из старого фильма.

— Я слышал, что после продолжительного пребывания в коме люди долго не живут и снова отключаются, — пояснил Джонни. — Как лампочки, которые перед тем, как перегореть, ярко вспыхивают.

Вейзак расхохотался. Он смеялся от души и содрогался всем телом — было даже удивительно, как он не подавился жвачкой.

— Как в кино! — Он положил руку на грудь Джонни. — Вы считаете, что мы с Джимом слабо разбираемся в этой области? Ошибаетесь! Мы — неврологи! И в Америке такие врачи на вес золота! А это значит, что мы вовсе не невежды, хотя и не все процессы мозговой деятельности изучены наукой. И я вам ответственно заявляю: такие случаи действительно имели место. Но с вами этого не случится. Я прав, Джим?

— Да, — подтвердил Браун. — Мы не обнаружили никаких существенных нарушений, Джонни. В Техасе живет парень, который пробыл в коме девять лет. Сейчас он работает в банке и уже шесть лет занимается выдачей кредитов. В Аризоне живет женщина, пролежавшая в коме двенадцать лет: во время родов что-то пошло не так с анестезией. Сейчас она передвигается в инвалидной коляске, но жива и в здравом уме. Она очнулась в 1969 году и познакомилась с ребенком, которого родила за двенадцать лет до этого. Ребенок уже учился в седьмом классе — и учился отлично!

— Меня тоже ждет инвалидная коляска? — спросил Джонни. — Я не могу вытянуть ноги. С руками получше, а вот ноги… — Он покачал головой.

— Связки со временем укорачиваются, верно? — Вейзак взглянул на него. — Поэтому-то коматозные больные постепенно и принимают позу, которую мы называем эмбриональной. Но в наши дни нам известно больше о физическом вырождении организма, чем раньше, и мы научились бороться с ним. Пока вы спали, с вами регулярно проводил необходимые процедуры физиотерапевт. Причем разные больные реагируют на кому по-разному. Ваше физическое состояние ухудшалось очень медленно, Джонни. Как вы сами заметили, ваши руки сохранили удивительную подвижность. Однако ухудшение все же было, так что лечение предстоит долгое и — к чему лукавить? — болезненное. Вам придется проявить стойкость и мужество. Не исключено, что вы возненавидите своего врача. Так сильно, что пожелаете остаться лежачим больным навсегда. И предстоят операции по наращиванию связок. Если вам очень и очень повезет, понадобится всего одна операция, а так их может быть четыре. Эти операции еще не до конца разработаны. Они могут пройти успешно, не очень или вообще оказаться бесполезными. Но я верю, что с Божьей помощью вы снова начнете ходить. Конечно, кататься на лыжах или перепрыгивать через забор вам едва ли удастся, но бегать или плавать — наверняка.