Парусам нужен ветер - Гиневский Александр Михайлович - Страница 12

Я сначала не поверил. Но тут папа взял бумагу в клеточку, нарисовал большие квадраты и стал объяснять мне игру.

— Ну, понял?

— Понял, что Юрка прохиндей, а игру ещё не понял, — говорю.

— Жаль, что я тебя этой игре раньше не обучил. Многому мне тебя ещё надо научить… — сказал папа и задумался.

Чудо на варежке

Я выключил свет, подвинул стул к самому окну и сел. Коленкам моим сразу стало тепло, потому что они прижались к батарее. А на дворе было уже темно, шёл снег, и я на все это засмотрелся.

Снежинки за окном падали и падали. На небе им, наверно, было холодно и скучно. Наверно, потому им захотелось сюда, к нам — на землю. Потому что у нас на земле живут люди, деревья, животные и птицы. И маленьким птицам, хоть они только пищать умеют, мы строим кормушки на зиму. Чтобы этим всяким пернатым было веселее перезимовывать. Ведь у нас и фонари горят, чтобы каждый мог найти дом. Так что я бы на месте снежинок тоже падал бы вниз. Спешил бы сюда, на землю.

И вдруг я подумал, что снежинки сейчас торопятся к нам, а мы их не встречаем — ведь все люди уже дома, и во дворе никого нет. Тут я вскочил и бросился за своей курткой.

Мама крикнула:

— Куда?

Я крикнул:

— Встречать!

Мама крикнула:

— Кого?!

А я не успел крикнуть, потому что закрылась дверь.

И когда я выскочил во двор, я стал себя ругать за то, что сидел дома и грел коленки о батарею.

Я задрал голову и увидел множество снежинок. У меня даже дух захватило.

Все они летели ко мне с вышины. Будто обрадовались, что я наконец вышел. И они падали мне на лицо холодными пятнышками. И даже на зубах я почувствовал холод, как от студёной воды.

А очень высоко в небе я разглядел три звезды. Они ещё не спали. Они там, у себя наверху, переливались разноцветными огнями. Я даже подумал, что это как раз они и рассыпают снежинки. Потому что, когда снежинки подлетали ко мне, они становились похожими на эти звёзды. И вдруг высоко-высоко я увидел одну очень большую снежинку. Она не летела. Она спускалась. Прямо ко мне. Я испугался: ведь если она упадёт на моё лицо — она растает! И я её даже не разгляжу!

А она всё ниже и ниже.

Я встал на цыпочки, поднял руки, и она села мне прямо на варежку. Тут я осторожно вытащил руку из варежки, потому что моя рука была очень горячая. Я стал ею махать, чтобы она поскорее остыла.

И вот рука совсем замёрзла. Я засунул её в холодную варежку и пошёл к столбу. На нём как раз светилась лампа. Я нагнулся рассмотреть снежинку и увидел… увидел, что у меня на варежке лежит настоящее чудо.

Снежинка была такая большая, такая тоненькая! И чуть-чуть шевелилась. Будто дышала. И ещё мне показалось, что она позванивает огоньками. Я даже засмеялся.

— Мальчик, ты что нашёл? — спросил меня кто-то.

Я поднял голову.

Это был высокий дядя в огромной пушистой шапке. Он уткнулся носом в воротник. Из кармана у него тащился поводок. На поводке была маленькая мохнатая собачка.

Я страшно обрадовался.

— Смотрите, что у меня!..

Дядя нагнулся. Он даже шапку прижал рукой к голове. Чтобы она не свалилась.

— А-а, — говорит, — снежинка.

— Смотрите, она будто дышит! Как живая, правда?

— Ну, брат, сказал! Это же просто кристалл. А кристаллы не дышат.

— Кристалл?..

— Ну да! Правильный кристалл замёрзшей воды.

— Ну и пусть… А хотите, я вам её подарю?

— Что? — не понял дядя.

— Снежинку.

— Нет уж! Нам не надо… — засмеялся дядя. — Вон сколько такого добра под ногами. — И они ушли.

Вот если бы вышла наш дворник тётя Паня! Вот это было бы да! У тёти Пани такой голос! С таким голосом хорошо командовать пароходами. Чтобы они плыли в разные страны. Тёте Пане снежинка бы понравилась. Я знаю. Она бы своим голосом спросила: «Где ты такую взял?!» А я бы конечно эту снежинку подарил ей. Она бы стала её рассматривать и радоваться. А я бы погрёб большой лопатой.

Но тёти Пани не было. Может, она сейчас сидит у себя в квартире и пьёт чай с вареньем. Пускай уж пьёт и отдыхает.

Я ходил возле нашего дома совсем один.

Мне захотелось ещё раз посмотреть на свою снежинку, и я пошёл к столбу с лампочкой. И вдруг по дороге я увидел целую гору снега. Да ведь это же «Москвичок»! Старый, совсем сгорбленный «Москвичок» Аверьяна Ивановича! Теперь он будет тут замерзать до самой весны, пока снег не растает.

А потом к нему придёт Аверьян Иванович и начнёт его заводить. «Москвичок» будет чихать, тарарахать и не заводиться. Потому что от старости у «Москвичка» кончились машинные силы. Аверьян Иванович рассердится, закричит:

— Ах ты, ржавая кляча! Драндулет! Консервная банка! Я тебе, керогаз! — и замахнётся на него заводной ручкой.

Хорошо, что я его узнал!

Я полез к нему прямо по сугробу.

— Здравствуй, «Москвичок»! Как ты тут?

В «Москвичке» что-то чикнуло. Будто он хотел прокашляться и поздороваться со мной.

Я утоптал снег спереди и присел.

«Москвичок» посмотрел на меня старыми стеклянными глазами. У него над глазами лежали толстые белые брови из снега. Из-за этого «Москвичок» казался совсем грустным.

— Ты только посмотри, — говорю я ему, — что я тебе принёс! Видишь? Здорово?! Это не просто кристалл, а я и сам не знаю что… Хоть это и снежинка… Ты, «Москвичок», не думай, я её никому не отдам. Я тебе её подарю. Хорошо? Пусть она с тобой побудет. Вот здесь. Ладно? А завтра я к вам приду…

"И будем любоваться нашим Ленинградом…"

Все уже разъехались, потому что наступило лето. И Борька разъехался, и Вадик. Остались мы с Толиком как одинокие. Только мы с ним сильно не горевали. Мы с ним чёртиков рисовали. Целыми днями. Потом стали делать чёртиков из бумаги. Надуешь его, хлопнешь по нему кулаком и — б-бах! — получился взрыв.

Мама выгонит нас на улицу, мы погуляем немного и — домой. Потому что разве на улице получится громкий взрыв? Ни за что! Мы пробовали.

— Ну, чертенята, — сказал однажды папа нам с Толиком, — не оглохли ещё от грохота?

— Ещё ничего… — сказал Толик. — Только надоело.

— Я думаю, — говорит папа. — Я вот что ещё думаю. Завтра у нас суббота — день не рабочий. Так вот, в связи с этой субботой и в связи с тем, что от вашей пальбы у многих раскалывается голова, я хочу предложить вам одну идею. Идея небольшая — всего со спичечный коробок. Вы слушаете меня или чёртиков делаете?

— Мы слушаем и немножко делаем, — отвечает Толик.

— Ну так вот. Завтра, на самом раннем рассвете, мы едем к Неве. У Эрмитажа садимся на теплоход и с борта теплохода будем любоваться нашим Ленинградом. Представляете?! Вашим восхищённым взорам предстанет величественная панорама Зимнего дворца, Университетской набережной и Академии художеств со сфинксами у воды. Мне припоминается, что в одну из сухопутных наших прогулок мистер Толя залез на сфинкса. Мало того, что он оседлал скульптуру, он чуть не шлёпнулся с каменного изваяния в Неву. Было такое? — Папа посмотрел на Тольку.

Я кивнул головой вместо Тольки, потому что я тогда тоже залезал на сфинкса.

— Ну так вот, завтра это не повторится. Завтра мы с воды, собственными глазами увидим золочёный купол Исаакия, в то время как сам собор будет утопать в зелени. А также мы увидим «Медный всадник» — детище известного вам скульптора… — Папа замолчал и посмотрел на нас.