Стендинг или правила приличия по Берюрье - Дар Фредерик - Страница 19

Уже тогда мы отбивали друг у друга девчонок. Мы, как звери, наставляли рога друг другу и делали это не хуже, чем, взрослые, а может быть, даже с большей жестокостью! «Ты помнишь, Антуан?» Как же мне не помнить эти ненавистные утренние часы, когда я тащился в школу, как на эшафот, жалея о своей теплой постели, о мамуле, о своих игрушках, о своем загубленном детстве — о всем том, что наши добрые наставники с ворчанием сдирали с нас, как ощипывают пушок с желторотых цыплят! — Да! Они здорово ощипали мою юность! По волосинке выщипали мою беспечность и нашпиговали меня своими размноженными на ксероксе разносторонними глубокими знаниями. Есть от чего невзлюбить Монтеня, возненавидеть Цицерона, поносить Пифагора.

«Ты помнишь, Антуан…» Эти придурки жалеют о своем прошедшем детстве! Я, конечно, тоже. Но я особенно жалею о том, что не насладился им сполна, без остатка, без всяких ограничений. А детство у меня было одно, и я волей-неволей принес его в дар Обществу! Я задушил его своими руками на уроках. Оно скрючилось от сиденья над книжками. От ругани и наказаний мое детство иссохло и зачахло. Вот, что случилось с моим детством, и все это потому, что так требует установленный Порядок. Я назначал свидания с природой и (я не боюсь этого слова) подкладывал ей свинью, не являясь на свиданье с лесами и полями, цветами и бабочками, с весной и девчонками. Совершенно верно, Нил — самая длинная река в мире, формула этиловой кислоты — СНЗСООН, а Гренландия принадлежит Дании. Ну и что из этого? Разве то, что я знаю это, вернет мне безвозвратно потерянные золотые денечки моего детства! Заметьте, я не сержусь на своих наставников. Они делали свое дело. Но не только они делают свое дело хорошо, прекрасно работают, между прочим, служащие почты или жеребцы-производители конных заводов. Да, не только они! Но они заслуживают уважения, работая в классах по пятьдесят чертенят: это же настоящий ад! Они сгорают в этом аду! Браво! А в знак благодарности в них стреляют из рогаток! Героические люди, скажу я вам! Между тем род человеческий продолжает размножаться делением. Мы сбиваемся в кучу, нагромождаемся друг на друга, прижимаемся вплотную друг к другу и, подобно сардинам, пропитываемся натуральным оливковым маслом образования. В связи с тем, что школы растут горазда медленнее, чем пацаны, сейчас пытаются найти какие-то паллиативы: обучение по радио и телевидению, заочное обучение, обучение по Азбуке Морзе и Брайля. А классы все растут и растут. И может наступить день, когда на школы во время перемен придется кидать бомбочку, чтобы сократить численный состав учеников, либо принимать декрет о ненужности образования, а несчастных детишек, производство которых весьма поощряется в наше время, посылать в поля собирать маргаритки. В общем, я вылупился из яйца слишком рано! Я вам рассказываю обо всем этом для того, чтобы снова вернуться к теме об этой замечательной уютной чистенькой веселой школе полиции, в которой слушатели по второму разу играют в шкоду.

Интересно ходить в школу, когда ты начинаешь бриться еще до того, когда начинаешь ходить в школу, а не тогда, когда ты в нее уже ходишь! Под этим углом зрения учеба в полицейской школе парадоксально походит на школьные каникулы.

Ко всему прочему здесь есть школьные товарищи, и это хорошо. Их в Сен-Сире около двухсот. Решительно, этот святой был специально создан для патронажа над высшими школами. Этот Сир — не просто какой-то бедный сир.

А теперь я больше не отвлекаюсь и перехожу к истории о друзьях-приятелях-самоубийцах. Здесь все ясно, как дважды два: все в школе говорят только об этих двух трагических случаях. Первого покойного звали Кастеллини, и он прибыл сюда с острова Красоты. В начале учебного года он был веселым и жизнерадостным парнем и вдруг стал до такой степени странным, что даже его товарищи заметили у него сдвиг по фазе и стали волноваться. «Что с тобой? — спрашивали они, — что тебя мучает?» Но он молчал, как сурок: скрытный и непроницаемый! Он держал свои переживания при себе. Поначалу он каждую среду, ездил вместе со всеми в Лион, чтобы поразвлечься с девочками. Потом внезапно прекратил поездки и, как крот, не высовывал носа из своей монастырской норы. Его смерть никого не удивила. Напротив, смерть второго слушателя — Бардана, в большей степени возбуждает любопытство и вызывает интерес. Судя по рассказам, это был настоящий зяблик. В тот злополучный день он собирался после обеда поехать в город, но произошло что-то такое, что заставило его переменить свое решение. Он уже сидел в автобусе на конечной остановке Сен-Сир — на Золотой Горе, как вдруг, ни с того, ни с сего, перед самым отправлением вышел из автобуса. На вопросы товарищей, не заболел ли он, он отрицательно покачал головой и вернулся в общежитие. Он поднялся к себе в комнату, а час спустя один из слушателей обнаружил его одеревенелое и ледяное тело в кровати. Рядом с кроватью валялся пузырек со стрихнином. Согласитесь, что это ни в какие ворота не лезет, правда?

Бардан прибыл сюда из Либурна. Как и Кастеллини, он был холостяком. Сейчас полиция ведет расследование в его родной деревушке, чтобы выяснить, не было ли у него каких-нибудь душевных потрясений.

Одна лионская знаменитость — психиатр д-р Блондплер, утверждает, что это типичный случай депрессии. На человека просто так, ни с того, ни с сего, находит затмение. Голубое небо, птички чирикают Травиату, вы надеваете ваши выходные трусики и едете покутить. И вдруг — хлоп! Мне осточертела жизнь! В вашем черепке что-то замыкает, и вас охватывает невыносимое желание умереть. Такое же невыносимое, как почечные колики. И вы в темпе начинаете перебирать способы: веревка, аркебуз, заболоченный пруд, кухонный газ или пузырек с отравой! Призывный голос из потустороннего мира, так сказать! Святой Петр настраивает вас на волну Его Высочества, как говорят барышни с телефонного узла. Преимущественное право проезда для машины на подъеме! Вы подвешиваете себя вместо люстры, либо переносите ноги через перила первого попавшегося моста. Самоубийство — это единственный философский поступок, не забывайте об этом. Он всему дал объяснение, этот д-р Блондплер. Только у него почему-то ни разу не возникло желание вознестись в мир иной, чтобы убедиться, существует ли он на самом деле. Он — оптимист.