Коллекция профессора Стаха - Самбук Ростислав Феодосьевич - Страница 14

— Сами понимаете, мы вынуждены задержать вас, чтобы выяснить все аспекты дела.

Кириллова, не отвечая, кивнула, а майор раздражённо потёр подбородок. Черт возьми, как он сказал — «аспекты дела»? И почему это человек не умеет выражать свои мысли просто?

…Козюренко сидел на диване и заинтересованно хмыкал, слушая доклад Шульги об обыске в доме Кирилловой. Прошёлся вдоль кабинета, совсем по-мальчишески стараясь ступать только по линии паркета, тянувшегося вдоль ковровой дорожки.

— Думаете, Кириллова не знала о коробке с деньгами? — спросил он.

— Так мне показалось.

— Может быть… Балабан — пройдоха… Но где же он взял деньги?

— Сначала я подумал: сбыл украденное у Недбайло. Однако этих вещей было тысячи на две, ну, на две с половиной. Кроме того, пачки ассигнаций по пятьдесят рублей… Балабан не так глуп, чтобы ходить по магазинам и менять деньги. Кто-то может и заподозрить…

— Поговорим с Кирилловой. Может, она что скажет. — Козюренко сел за стол. — Прикажите привести её.

Кириллова уже пришла в себя. Успела поразмыслить над ситуацией и выработать линию поведения. Она сидела, крепко сжав губы и положив руки на колени, смотрела прямо перед собой и отвечала кратко, хорошо все обдумывая, прежде чем что-нибудь сказать.

— Мы ведём предварительное следствие, Кириллова, — начал Козюренко, — и я ещё не знаю, в какой роли на нем будете фигурировать вы. По крайней мере, нам следует выяснить несколько обстоятельств. Надеюсь, вы поможете нам, потому что это и в наших, и в ваших интересах.

— Да, — едва разжала губы Кириллова.

— Вы утверждаете, что найденная у вас коробка с деньгами не принадлежит вам?

— Конечно.

— Как она попала к вам в погреб?

— Не знаю.

— Кто, кроме вас, лазит туда?

— Дочка. Ну, ещё брат.

— Алексей Балабан?

— Да.

— Дочка могла спрятать деньги?

Губы Кирилловой растянулись в пренебрежительной усмешке.

— Наверно, за всю свою жизнь она не увидит таких денег.

— А Алексей Балабан?

— Это он! — вдруг сорвалась на фальцет Кириллова. — Он, только он! Обвёл меня вокруг пальца! Я его кормила, обстирывала, а он обдурил меня, паразит проклятый!

— Так уж и обдурил! А золотые часы?

— Чего они стоят? Пусть сотню… А я на Лешку сколько потратила!..

— Итак, Кириллова, вы считаете, что деньги в вашем погребе закопал Алексей Балабан? Откуда он мог взять такую сумму?

И снова уголки губ Кирилловой тронула презрительная усмешка.

— Может, нашёл? — ответила ехидно.

— Да, такие деньги на дороге не валяются, — в тон ей ответил полковник. — Но мы ещё вернёмся к этой теме. Скажите, пожалуйста, часто бывал у вас Алексей Балабан?

— Да… — отказываться не было смысла, и Кириллова призналась: — Не выгонишь же, брат все-таки…

— Когда был в последний раз?

— За два дня до этого… до ареста.

— Откуда узнали об аресте? — быстро поинтересовался следователь.

— А я в Городянке была. Дело было…

— Так, дело… — иронически сказал Козюренко, уже слышавший от Шульги о «делах» Кирилловой.

— А вы не помните, был ли у вас Алексей Балабан десятого мая?

— Десятого?… Может, и был…

— Это сразу после Дня Победы, — уточнил Роман Панасович.

— А-а, — вспомнила Кириллова, — приезжал. И в праздники был, и на следующий день. Ушёл, правда, около полудня. Я ему ещё рубль дала на обед… Сидел без копейки, а мне что, рубля жаль?

— У вас хорошая память, — поощрил её Козюренко. — Однако Алексей Балабан утверждает, что и девятого, и десятого мая болел и никуда не выезжал из Городянки.

Кириллова поиграла пальцами на коленях — больше ничем не проявила своих чувств. Что ей до Лёхи, до этого подонка, — иметь столько денег и не поделиться с ней. Она так спрятала бы их, что даже полк милиции никогда не нашёл бы…

Злость на Лёху, обманувшего её, поднялась в ней, и Кириллова твёрдо сказала:

— Врёт Лёха, ей-богу, врёт… Да вы дочку мою спросите. Гулял у нас Лёха девятого. Ещё пол-литра ему выставила… — Воспоминание о пол-литре, должно быть, больше всего уязвляло её, потому что повторила: — Да, пол-литра, и он сам её выдул. Мы же не пьём с дочкой, разве что красного изредка, сладенького.

Козюренко подумал: вот тебе и Балабаново алиби… Ведь заходил к Балабану участковый. Вот балда. Ещё тогда могли выйти на Балабана.

Прервал Кириллову:

— Сейчас мы устроим вам очную ставку с Алексеем Балабаном, и вы повторите только что сказанное.

Женщина дёрнулась, наверно, испугалась, но сразу овладела собой. В конце концов, у неё не было выхода — ведь следователь мог подумать, что деньги и правда принадлежат ей, а это уже была серьёзная угроза для неё.

— Конечно, скажу, — кивнула угодливо. — Это правда. Я и подписку дам…

Следователь приказал увести её в соседнюю комнату. Конвоир привёл Балабана. Козюренко сел на стул напротив подследственного, совсем близко, мог дотронуться рукой. Он угостил Балабана сигаретой, спросил его о чем-то, лишь бы спросить, и незаметно сделал знак Шульге. Тот выставил на стол коробку из-под леденцов.

— Вам знакомо это? — неожиданно спросил Балабана.

Тот отшатнулся, выронив сигарету. Глаза его наполнились ужасом.

— Где вы?.. — начал, но, судорожно глотнув воздух, замолчал. Нагнулся за сигаретой, взял, неудобно держа её двумя пальцами, вид у него был беспомощный.

— Вы выдали себя, Балабан, — сказал Козюренко, — нет смысла выкручиваться. — И, не давая Балабану опомниться, продолжал: — Советую вам рассказать всю правду. Мы и сами знаем многое. Сейчас вы убедитесь в этом. Но у вас ещё есть шансы смягчить свою вину…

Такие слова Балабан, наверно, слышал уже не раз, но теперь они прозвучали особенно весомо. Ведь перед Балабаном на столе лежало неопровержимое вещественное доказательство — коробка из-под леденцов. Он уже собирался было рассказать этому проницательному следователю все, что знал, но в последнее мгновение снова заколебался и упрямо покачал головой.

— Ладно, — сказал как-то уж слишком мягко Козюренко, — оставим эту коробку. Не в коробке дело, в конце концов. Назовите фамилию человека, которому вы передали пистолет.

— Не видел я никакого пистолета! Вы не пришьёте мне этого дела, начальник! Я же говорил, что был болен!

— Ну что ж, Балабан, тогда мы будем вынуждены провести очную ставку, — предупредил Козюренко. — Пригласите понятых, — приказал Шульге, — и Кириллову.

Понятые сели на стулья около стены. Кириллову следователь посадил напротив Балабана.

Объяснив понятым, в чем заключается их задача, Козюренко обратился к Кирилловой:

— Итак, вы утверждаете, что Балабан десятого мая был у вас? И ещё накануне — девятого — пьянствовал в вашем доме?

— Утверждаю, — ответила твёрдо.

У Балабана от обиды задрожала нижняя губа. Ещё немного, и он, казалось, заплачет.

— Врёт она… — начал неуверенно.

— Я вру? — взвизгнула Кириллова. — Это ты , падло, обдурил меня! А как пьянствовал девятого, видели даже соседи, они докажут! И утром десятого видели.

Балабан совсем раскис. И чтобы хоть немножко досадить Анне, пробормотал:

— Но ведь она не рассказала вам, начальник, что сбывала краденое. Я крал, а она продавала. И знала, что краденое.

— Врёт! — даже задохнулась от злости Кириллова. — И такое возводить на меня за мою доброту!

Козюренко приказал увести Кириллову и отпустил понятых. Балабан засунул руки под мышки — они у него снова начали дрожать — и тупо смотрел в пол.

— Кому передали пистолет? — спросил Козюренко.

— Он сам забрал его, — бросил в своё оправдание Балабан. — Подсёк меня самбой и положил на пол!.. Он ограбил меня.

— Кто?

— Семён.

— Кто такой Семён? Фамилия?

— Фамилии я не знаю.

— Где он живёт?

— А он меня в гости не приглашал…

— Не паясничайте, Балабан. Не советую…

— Да нет, начальник, я и правда не знаю. Оно так получилось…

И Балабан рассказал историю знакомства с человеком, назвавшимся Семёном, знакомства, кончившегося кражей в квартире Недбайло.