За нейтральной полосой - Самаров Сергей Васильевич - Страница 62

Циремпил продолжает рассказ. Инспектор Собецки посылал офицера за альбомом из картотеки. Тот только что принес сразу три альбома.

– Оказывается, у нас на учете так много чеченцев... – удивляется офицер всем своим простодушным улыбчивым лицом. – Никогда бы не подумал. Я считал, что чеченцы – это повстанцы, которые воюют в своих горах. А они, оказывается, воюют здесь.

– А вы не хотите их выдавать российскому правосудию, – говорит в тему младший Ангел.

Инспектор Собецки пропускает фразу мимо ушей. А Сережа сам не ожидает, что его реплика окажется настолько в тему. Едва Дашинимаев успевает перевернуть два листа в альбоме, как уверенно тычет пальцем в фотографию:

– Вот он, этот стрелял! Его зовут Бикбулат...

Младший Ангел вместе с Клаусом поднимаются из угла и неторопливо подходят ближе, смотрят на фотографию из-за плеча Дашинимаева.

– Знакомая личность... – говорит Клаус. – Господин Ангелов попал в точку. Если не ошибаюсь, только две недели назад суд отклонил требование России о выдаче этого человека. Накануне он был арестован по нашему отношению. И сразу после решения суда выпущен на свободу, чтобы совершить убийство.

– Вы уверены? – хмуро спрашивает Собецки.

– На все сто процентов... – Циремпил категоричен.

– Посмотрите остальные фотографии, – просит инспектор. – Может быть, и остальных узнаете...

У Дашинимаева профессиональная память на лица. Он очень уверенно показывает еще двоих.

– Водителя я видел под таким ракурсом, что его опознать трудно. Мне показалось, что он славянин, не чеченец...

– Будем искать... – Инспектор настроен решительно. Он берется за трубку внутреннего телефона и вызывает группу захвата. Только после этого поворачивается к интерполовцам: – Едем... По горячему следу, пока не поднялся шум и они не улизнули. Адрес известен...

Задержание подозреваемых проходит без всяких осложнений. У них даже не оказывается при себе оружия. Собецки выезжает вместе с группой захвата и задержанными в следственное управление, туда же отправляется и Клаус, чтобы присутствовать при очной ставке, а младший Ангел зачем-то остается со следственной бригадой, проводящей обыск.

Квартира, занимаемая чеченцами, просторная, мебели в ней мало. Оружие находят быстро. Пистолеты прячутся под крышкой кухонного стола в специальных незамысловатых креплениях. Всегда легко достать и применить – одно движение, и ты вооружен. Но в этот раз чеченцы не знали, по какому поводу прибыла полиция, надеялись, что это одна из нечастых проверок, – потому и не оказали сопротивления. К тому же недавнее решение суда по поводу отказа в выдаче России расслабило их.

Обыск продолжается.

– А это что такое? – спрашивает у коллег один из оперативников и ставит на подоконник коробку. Вытаскивает тонкий прямоугольник прозрачной пленки с липкой основой.

Сережа подходит, замирает в напряжении и удивленно поднимает брови. Только сегодня утром он читал в компьютере Клауса Фобе сводные данные, пришедшие от Басаргина. Там рассказывалось о точно таких же пленках с изображением эмблем спортивных клубов. И о способе применения эмблем тоже рассказывалось. В дрезденской квартире чеченцев оказываются эмблемы спортивного клуба «Локомотив».

– Это самая важная улика, господа... – говорит он. – Даже важнее, чем сегодняшняя операция по уничтожению террористов...

– Даже так? – холодно пожимает плечами старший оперативник, командующий обыском. – Что здесь изображено?

– Эмблема спортивного клуба «Локомотив»...

– Это тот «Локомотив», что будет играть в Мюнхене?

– «Локомотив» играет в Мюнхене? – переспрашивает Сережа.

– Да... Кажется, в апреле... Кубок чемпионов...

Сережа от волнения даже садится в кресло. Разгадка пришла сама собой и очень неожиданно, почти случайно. Если бы он сейчас уехал вместе с Клаусом, на эмблемы никто не обратил бы внимания. Мало ли какое барахло может оказаться в квартире подозреваемых... А он не захотел уехать, потому что не очень доверяет немецким операм. Ему кажется, что они чеченам сочувствуют. И могут в этом случае что-то по невнимательности пропустить или просто допустить небрежность, несмотря на свою хваленую немецкую пунктуальность. И, как оказалось, остался не зря...

– Здесь должно быть полторы тысячи наклеек, – сообщает он.

– Здесь на каждой коробке проставлено количество... – Опер вытаскивает из шкафа другие коробки, одну за другой, и считает.

– Точно. Полторы тысячи штук. Вы знаете, что это?

– Я думаю, что дело из рук криминальной полиции переходит в руки антитеррористического управления службы безопасности, – говорит Сережа и объясняет, каким образом террористы планировали использовать наклейки: – Эти, должно быть, предназначались для российских болельщиков, что должны приехать на матч. Где-то в Мюнхене стоит поискать аналогичные эмблемы немецкого клуба. Акция планировалась широкомасштабная. Оказывается, не только в России, но и за ее пределами.

– Я слышал, что в Мюнхене перехватили груз рицина, – говорит один из оперов.

– Это было в недельных сводках, – добавляет второй.

3

Сообщение Сережи приходит к Басаргину с грифом «срочно». Александр читает и тут же отсылает копию сообщения Доктору и Таку. Но Доктор получить сообщение не может, потому что компьютер остается у него дома, а сам он стоит на лестничной площадке панельной пятиэтажки, построенной в шестидесятые годы прошлого века.

Тем временем на улице разворачиваются другие события, похожие на тренировку каскадеров перед сложными съемками очередного боевика, – Ангел потирает руки, только что на ладони не плюет, приседает, легко подпрыгивает и ухватывается за нижнюю ступеньку пожарной лестницы, расположенной с торца дома. Чтобы подняться на крышу, времени много не требуется. Но Ангел спешит, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания со стороны прохожих. Тем не менее прохожие все же останавливаются и смотрят на человека, который так странно развлекается – забирается на скользкую крышу. Пояс человека обмотан, как снизу видно, веревкой. Это буксировочная лента из джипа Ангела.

Крыша и в самом деле скользкая. А Ангел, несмотря на неосторожные свои недавние слова, крылья распускать не умеет и летать способен только с парашютом или тогда, когда падает. В данном случае ему не подходит ни тот, ни другой способ полета. И потому чуть сбоку от нужной линии балконов он находит стойку вентиляции и привязывает к ней буксировочный трос. Несколько раз дергает. И только после этого подходит к краю крыши. Высота никогда не смущает такого опытного парашютиста, как он. Потому Ангел ни минуты не сомневается, ухватывается за буксировочную ленту чуть с запасом, ложится на спину и перекатывается за край. Короткое падение, несильный рывок. Руки легко держат вес собственного тела. Ангел отталкивается ногой от балкона пятого этажа и потихоньку стравливает ленту.

Он умышленно выбрал «мертвую зону» – его можно рассмотреть, только вплотную подойдя к стеклу балконного окна или к окну второй комнаты. Из глубины комнат его не увидишь. Но полной маскировке мешают уличные зеваки. Вот бы Доктора сюда, чтобы размялся и разогнал их. Но и этого, к сожалению, нельзя себе позволить. Привлечет ненужное внимание жителей дома...

Ангелу требуется на спуск две с половиной минуты. Не торопится, хотя и время не тянет. Наконец-то на месте. Не задерживаясь ни на одну лишнюю секунду, он отталкивается ногой от стены, чтобы придать траектории движения округлость, и цепляется одной рукой за перила нужного балкона. Ангел уже готов выпустить буксировочную ленту, потому что ей уже некого буксировать, когда случайный взгляд, брошенный за стекло, ловит поднимающийся в его сторону ствол пистолета.

Сильно напрягается рука, держащая ленту. До боли в пальцах. Но глаз привычно концентрируется не на выходном отверстии ствола пистолета, а на том, что за этим отверстием. Ангел видит достаточно красивое еще, хотя и не молодое уже женское лицо, улавливает момент, когда это лицо начинает искажаться, и отталкивается ногой от балкона. Слышен только выстрел, потому что двойное стекло не разбивается, а пробивается. И свист пули, конечно же, не слышен, потому что слишком коротка дистанция.