Фиалки в марте - Джио Сара - Страница 10

В ее словах чувствовался дух приятельского соперничества, которое способна вынести только дружба длиной в шестьдесят с лишним лет. Би смешала коктейль для Эвелин – что-то с бурбоном – и велела нам подождать в гостиной, пока сама она не закончит готовить.

– Твоя тетя – это нечто, – заметила Эвелин, убедившись, что Би нас не слышит.

– Человек-легенда, – улыбнулась я.

– Точно, – кивнула Эвелин.

Лед в ее бокале негромко позвякивал, то ли от того, что она делала это нарочно, то ли от того, что у нее тряслись руки.

– Я хотела ей кое в чем признаться, – сказала Эвелин, поворачиваясь ко мне.

Она говорила обыденно, словно обсуждала покупку машины или поездку на отдых, но в ее глазах блеснули слезы.

– Когда я шла сюда, то думала, вот приду и все расскажу, а потом увидела, как у вас хорошо, и решила не портить такой замечательный вечер.

– О чем это вы? – озадаченно спросила я.

Эвелин помолчала.

– У меня рак. В последней стадии.

Ее тихий голос звучал ровно и без надрыва, так обычно говорят о простуде.

– Мне осталось жить месяц, может, меньше. Я знаю довольно давно, с Рождества, но никак не решусь сказать Би. Наверное, втайне надеюсь, что ей будет легче, если она узнает об этом только после моей смерти.

– Господи, Эвелин!.. – Я взяла ее за руку. – Почему вы считаете, что Би предпочтет не знать о вашей болезни? Она вас любит.

Эвелин вздохнула.

– Да, она бы выбрала правду. Но я не хочу, чтобы нашу дружбу омрачали разговоры о смерти, ведь у нас почти не осталось времени. Лучше буду пить виски, играть в бридж и, как обычно, подтрунивать над Би.

Я кивнула. Не могу сказать, что согласилась с решением Эвелин, но я ее понимала.

– Прости, не стоило грузить тебя своими проблемами.

– А я не против. Честно говоря, надоело говорить только о своих.

Эвелин отпила из бокала и глубоко вздохнула.

– Как бы ты поступила на моем месте? Сказала бы лучшей подруге правду, испортив последние совместные дни, или продолжала бы жить как обычно до самой смерти?

– Я бы призналась, но исключительно из эгоистических побуждений. Мне потребовалась бы дружеская поддержка. Но вы такая сильная! – сказала я, чувствуя комок в горле. – Я восхищаюсь вашей силой.

Эвелин придвинулась ближе.

– Глупости, какая там сила, я переношу боль хуже четырехлетнего ребенка.

Она усмехнулась, а потом прошептала:

– Давай-ка лучше посплетничаем. Что бы ты хотела узнать о своей тете?

В мозгу промелькнуло множество вопросов, однако я остановилась на самой интересной теме: таинственном дневнике, который нашла в тумбочке.

– Ну, есть один секрет, – протянула я и замолчала, пытаясь определить местонахождение Би. Судя по громыханию сковородок, она все еще была на кухне.

– Какой же, детка?

– В общем, сегодня в тумбочке я нашла красную бархатную тетрадку, чей-то дневник. Очень старый, датирован сорок третьим годом. Я не удержалась, начала читать первую страницу и не могла оторваться.

На долю секунды мне показалось, что в глазах Эвелин промелькнула тень воспоминания.

– Я все думаю, кто автор дневника? Может, Би? – прошептала я. – Хотя, насколько мне известно, она никогда не занималась писательством. Со мной-то она бы поделилась, учитывая мою профессию.

Эвелин поставила бокал.

– Что там еще было, в этом дневнике? Сколько ты уже прочитала?

– Только первую страницу, но знаю, что главную героиню зовут Эстер. – Немного помолчав, я продолжила: – Там еще есть Эллиот и …

Эвелин торопливо закрыла мне рот ладонью.

– Не говори Би. По крайней мере, не сейчас.

Мне вдруг пришло в голову, что дневник мог быть наброском романа, который так и остался ненаписанным. Одному богу известно, сколько черновиков исписала я сама, пока мою книгу не опубликовали. Однако к чему такая анонимность? Непонятно.

– Эвелин, чей это дневник?

Темные круги под глазами Эвелин выделялись резче, чем днем, когда я встретила ее на рынке. Она встала, глубоко вздохнула и взяла с каминной полки засушенную морскую звезду.

– Загадочные создания эти морские звезды, не находишь? Такие хрупкие, ни единой косточки, но в то же время подвижные и цепкие. Яркие. Легко приспосабливаются. Живучие. Ты знаешь, что, если у морской звезды оторвать щупальце, она отрастит новое?

Она положила звезду на место.

– Твоя бабушка обожала морских звезд и море тоже очень любила. – Эвелин усмехнулась про себя. – Она много времени проводила на берегу, собирала обкатанные морем стеклышки и придумывала истории о жизни крабьих семейств под скалами.

– Странно. Мне всегда казалось, что бабушка терпеть не могла залив. Разве не из-за него они с дедушкой переехали в Ричланд? Вроде как морской воздух не подходил для ее носовых пазух?

– Прости, что-то я увлеклась воспоминаниями. – Эвелин села и повернулась ко мне. – Теперь о дневнике. Похоже, он неспроста попал в твои руки. Прочитай его. Это очень важно, потом поймешь почему.

Я глубоко вздохнула.

– Жаль, что сейчас ничего не понятно.

– Я и так наговорила лишнего. Не мне обсуждать эту историю, но ты должна ее знать. Продолжай читать и найдешь ответы.

На долю секунды лицо Эвелин затуманилось, словно она мысленно вернулась в тот год, когда началась история Эстер и Эллиота.

– А как же Би? Я не смогу читать втайне от нее.

– Нам приходится защищать любимых людей.

Я смущенно покачала головой.

– Не представляю, чем может навредить ей этот дневник.

Эвелин на миг закрыла глаза.

– Давно я не думала о том, что тогда случилось, и, поверь, когда-то эта мрачная история всех нас тяготила. Но время лечит все раны. Честно говоря, я полагала, что эти страницы навсегда исчезли, уничтожены, хотя в глубине души надеялась – в нужный час они появятся.

Она немного помолчала.

– В какой комнате ты поселилась?

Я махнула в сторону коридора.

– В розовой.

Эвелин кивнула.

– Понятно. Продолжай читать дневник. Ты сама поймешь, когда наступит время поговорить с Би. Будь к ней добра.

В комнату вошла Би с дымящимся блюдом.

– Девочки, ужин готов. Еще у меня есть бутылочка местного белого вина, подставляйте бокалы!

Спать я пошла около полуночи – Би и Эвелин рассказывали о своих эскападах, и я увлеклась. Однажды они сбежали с урока французского, чтобы распить бутылку джина с двумя парнями из футбольной команды. В другой раз стащили брюки у весьма симпатичного учителя математики, когда тот купался в пруду. Глядя на их искреннюю, проверенную временем дружбу, я невольно вспомнила Аннабель. Мне не хватало наших ежедневных – частенько по два раза на дню! – бесед, даже ее подначек, порой довольно язвительных.

Взбив подушку, я залезла в постель, но уже через пару секунд рылась в чемодане, разыскивая маленькую картину, которую привезла из Нью-Йорка. Она обнаружилась под свитером. Я достала ее и принялась разглядывать. Двое на холсте смотрелись совершенно естественно; казалось, они созданы друг для друга. В композиции было что-то очень гармоничное: соединенные руки, череда набегающих на берег волн, флюгер под порывами ветра. «Что скажет Би, когда вновь увидит этот холст?» Он стал окном в дальний уголок ее мира, о котором я почти ничего не знала. Я обернула картину свитером и спрятала в чемодан.

Дневник словно манил меня, и я послушно достала его из тумбочки. Мысли крутились вокруг слов Эвелин, но в основном я думала о тете и о том, какое отношение имеет к ней та давняя история.

«Бобби был хорошим человеком – честным и работящим. В тот не по сезону теплый январский день мы возвращались на пароме из Сиэтла, когда он вручил мне кольцо и предложил выйти за него замуж. Глядя ему в глаза, я сказала просто и ясно – да. Другого ответа и не предполагалось. Глупо было бы отказаться.

Шла война, но Бобби освободили от службы по медицинским показаниям: из-за плохого зрения. Как ни хотел он пойти в армию, его не взяли, даже в очках с такими толстыми стеклами, что, казалось, в них фунтов десять веса. Кто знает, может, если бы он стал солдатом, мы бы не угодили в эту ужасную ситуацию.