Сорок 2 дня (ЛП) - Ле Карр Джорджия - Страница 16

— Я скажу вам, мисс Блум, это была самая странная вещь, которую он сделал. Он практически вырвал его из моих рук, открыл и прочитал его прямо передо мной. Содержание ввело его в такой большой шок, что он даже стал перечитывать его снова. Потом он смял письмо и вышел из этого здания... и с тех пор я никогда не видел его здесь.

Я кусаю свои губы. Прошлое. Я никогда не смогу изменить свое прошлое, но тогда бы кем я была? Как я могу сожалеть об этом? Сораб появился из моего сожалеющего прошлого.

Мистер Наир кладет последний кусочек печенья в рот и проворно вскакивает со стула.

— Мои десять минут истекли. Мне нужно идти.

— Сегодня придет яоя подруга Билли. Вы дадите мне знать, позвоните, когда она придет, правда ведь?

— Я сделаю лучше, мисс Блум. Я приведу ее к вам.

Я благодарю его и закрываю дверь.

Через час после наших с ним посиделок, прибывают отобранные вещи Флер, а также прибывает Билли с мистером Наиром, который тащит большой мешок детских вещей.

— Спасибо, мистер Наир, — говорю я, забрав у него эту ношу.

— Я с радостью готов помочь вам, мисс Блум, — он радостно кивает в сторону Сораба. — Он выглядит точно так же, как и его отец. Очень красивый мальчик.

Я цепенею, понимая, что даже не в состоянии сделать вдох.

Но Билли быстро выходит из положения, и говорит широко улыбаясь:

— Извини, приятель, но это — мой ребенок. Разве вам не кажется, что он похож на меня? Все так говорят.

Темные растерянные глаза мистера Наира переводят взгляд с меня на Билли.

— Я только его крестная, — с трудом говорю я, наполняясь острым чувством боли. Я страшно горжусь Сорабом, и по существу не признаюсь сама себе, что его матерью быть гораздо труднее, чем я ожидала.

— О, я очень, очень сожалею. Я сказал не подумав, — извиняется мистер Наир. Бедный человек, он выглядит смущенным и взволнованным.

— Пожалуйста, не беспокойтесь об этом, мистер Наир. Я знаю, что вы не имели в виду ничего плохого.

— Лучше я пойду, нельзя на долго оставлять ресепшен без присмотра, — неловко бормочет мистер Наир и поспешно уходит.

Я закрываю дверь и поворачиваюсь в сторону Билли.

— Боже мой, Билли. Он узнал.

— Конечно, он это узнал, он же индус. Они все астрологи и увлекаются всем этим дерьмом, не так ли?

— Билли, — причитаю я. — Признание некоего фамильного сходства не имеет ничего общего с астрологией.

Билли скрещивает руки на груди.

— Я это знаю! Я просто немного съязвила. Ради Бога, Лана, что с тобой? Сораб всего лишь трех месячный ребенок, все младенцы похожи друг на друга. Среди шести малышей я бы даже его не узнала.

Я хмурю брови и остаюсь при своем мнении. Я считаю, что Сораб отличается от других детей, потому что он особенный и явно выделяется среди других.

— У него глаза Блейка.

— Послушай, ты сказала, что секретарь Блейка прислала целый список детских вещей, включая коляску и кроватку, в квартиру, верно? Так что, возможно, мистер Наир видел как все это загружали в лифт, сложил два и два и получил четыре. К сожалению, правильный ответ — это пять. Теперь, перестань беспокоится о том, о чем не следует беспокоиться, и покажи мне эти удивительные апартаменты.

Я улыбаюсь. Я стала слишком чрезмерно подозрительной. Конечно, она права, и поэтому провожу ее по всему пентхаусу, все объясняя и показывая.

— Вау! – восторгается она. — Знаешь, сколько стоит эта кроватка?

— Я не знаю. Пятьсот фунтов наверное?

— Добавь еще один ноль, и ты почти угадала.

— Ты серьезно?

Она тянется за ценником и протягивает его мне.

— Пять тысяч пятьсот пятьдесят девять фунтов за гребанную кроватку, когда треть мира голодает, — она качает головой. — Все-таки это убийственно круто быть таким потрясающе богатым, не так ли?

Звонит мой телефон, это Лаура. Она сообщает, что Том находится на пути ко мне и везет таблетки и предупреждает, чтобы я была готова к 8:00 вечера, так как забронирован столик для Блейка и меня в The Fat Duck.

— Со стороны все выглядит не так уж плохо, — говорит Билли, прислушиваясь к моему разговору с Лаурой.

Билли находит коробку шоколада на кухне, затем бросается стремглав на кровать и, лежит развалившись, словно султан, и заставляя меня примерять всю присланную одежду, одну за другой. Она настаивает, чтобы я оставила розовые кожаные брюки.

— Ты должна оставить их. Они делают твою задницу более аппетитной, до которой тчно хочется дотронуться. Блейк кобель, ведь правильно?

— Почему ты так решила?

— Я просто предполагаю. Сейчас примерь длинное черное платье, — командует она.

Когда я выхожу в черном длинном платье, Билли говорит на выдохе:

— Очень, очень сексуально.

Я широко улыбаюсь.

— Сколько тебе разрешено взять вещей?

— Я думаю, столько, сколько захочу.

— Правда? И сколько это?

Я почему-то вспоминаю о белом платье.

— Я не знаю.

— Итак, что произошло прошлой ночью?

— Он сердится на меня, Билл. Ужасно сердится.

— Он не причинил тебе боль, не так ли? — я слышу праведный гнев в голосе Билли. Она такой баламут.

— Нет, — отвечаю я, — но я считаю невозможным обсуждать с Билли то, что я чувствую к Блейку. Для Билли секс — это развлечение, она занимается им, когда чувствует настроение заняться сексом. Для меня, и я подозреваю, что для Блейка тоже, это необходимость вызывающая зуд. И я понимаю, что именно в этом и заключается причина, из-за которой он злится. Он ненавидит терять контроль, контроль необходим ему, как воздух. На самом деле, если бы я пыталась одним словом описать его личность, то это было бы слово — контроль. Вся его жизнь — это контроль над собой и другими. Он контролирует все, то, что делает, что ест, и как ест, все свои дела, с погрешностью на точность во времени, и с точностью до безупречного внешнего вида. Я ни разу не видела ни одной пылинки на его обуви.

До тех пор, как я вернулась, все было в превосходном порядке, все было поделено и занимало свою нишу, отдельное место для невесты и любовницы. Теперь все перемешалось. Я была, словно прядь волос на его голове, которая не хотела приручаться. Он хочет уйти и чувствовать только отвращение ко мне, но не может. Я прямо смотрю в глаза Билли.

— Его настоящий гнев направлен не на меня, а на себя самого, из-за того, что он по-прежнему хочет меня.

— Я не ругаюсь на него. Я только боюсь, что все выйдет из-под контроля и разразиться скандал, а он будет не в состоянии или не пожелает защитить тебя от своей семьи и этой суки.

Я не рассказываю ей о моем недавнем столкновении с Викторией в Harvey Nichols. Потому что это будет похоже, словно запустить кошку в голубятню. Билли остается со мной до пяти часов, пока не рассасываются пробки на автомагистралях, и это происходит где-то в районе шести. Я отправляю ее домой с тяжелым сердцем и даю с собой пару банок козьего молока.

В семь я выхожу из ванной и надеваю синее платье, длинное и прямое со сдержанным вырезом, оно значительно подчеркивает глубину моих синих глаз и делает формы более округлыми, которыми я уже давно не обладаю. Я одеваю темно-синего переливающегося цвета туфли, и слышу, как Блейк входит в апартаменты. Я смотрю на часы. Он пришел рано. На моем лице застывает удивление, когда он проходит прямо в спальню. Мгновение мы смотрим друг другу в глаза. Он одет в серебристо-серый костюм, белую рубашку, и полосатый черно-красный галстук.

— Я надеюсь, ты оделась в эту монашескую робу не из-за меня, так как я стащу ее с тебя при первой возможности, — говорит он.

Раньше он подходил ко мне и говорил, как прекрасно я выгляжу. Мои руки так безнадежно дрожат, что я взмахиваю ими, и опускаю по бокам. Теперь, чтобы я не делала, он не будет признавать ничего, за исключением того, чтобы окончательно утвердиться, что я шлюха. Он идет к кровати. Дневник лежит на тумбочке, берет его в руки и открывает на первой пустой странице, подходит ко мне почти вплотную, его лицо опять одна сплошная маска, не выражающая ничего. Опускает руку в карман пиджака и достает гладкую черную перьевую ручку. Швейцарскую. Очень дорогую. Он молча протягивает мне дневник и ручку.