Наследие - Буджолд Лоис Макмастер - Страница 72

Хохария поднялась.

– Через пару дней я пришлю Отана снять швы.

– Я и сам могу это сделать, – возразил Даг.

– Нет, не надо. – Хохария сверху вниз посмотрела на Дага. – Подумай о том, что я сказала. Когда твои ноги – или сердце – станут слишком болеть, если понадобится пройти милю, то ты сможешь принести много пользы, не трогаясь с места.

– Подумаю, – с сомнением откликнулся Даг. Хохария помахала ему рукой и ушла.

Фаун, хмурясь, опустилась рядом с постелью на колени и положила свою маленькую руку на лоб Дагу.

– У тебя брови взъерошены. Нога болит? – Она разгладила морщины на лбу мужа.

– Нет. – Даг поймал ее руку и поцеловал. – Просто устал. – Он поколебался и добавил: – И есть о чем подумать.

– Это те самые твои размышления, когда ты часами сидишь как чурбан, а потом прыгаешь в сторону, как лягушка?

Даг невольно рассмеялся.

– Разве я так делаю?

– Делаешь.

– Ну, сегодня-то я никуда прыгать не буду.

– Это хорошо. – Фаун поощрила такое похвальное намерение поцелуем, а потом и еще несколькими. В результате у Дага расслабились те мышцы, о которых он и не знал, что они напряжены. Впрочем, одна мышца осталась вялой, что встревожило бы Дага, если бы он не имел опыта выздоровления после ранений.

«Нужно поправляться поскорее».

Следующие три дня Даг провел все в той же вялой неподвижности; с постели его в конце концов подняла не вернувшаяся энергия, а просто скука. Выбравшись наружу из шатра, он неожиданно обнаружил, что в выполнении сидячих работ у него имеются соперники – Каттагус и выздоравливающий Утау. Даг смотрел на Каттагуса, который ходил так же медленно, как и он сам, и думал: вот это и значит быть старым…

Дело кончилось тем, что Дагу пришлось ограничиться колкой орехов – в конце концов, для этого у него всегда имелся при себе инструмент; шкур, которые можно было бы выскребать, в настоящий момент не оказалось, а Утау и Рази успели раньше Дага предложить Каттагусу свою помощь в производстве вина из бузины. Сначала, правда, Дагу кропотливая работа давалась плохо, но потом он приспособился к ней. Фаун морщила нос, явно считая такое занятие самым скучным на свете, но оно как раз соответствовало настроению Дага: от него не требовалось ничего, кроме ленивых размышлений о различиях в форме орехов и толщине их скорлупы. Орехи… Скорлупа… Снова и снова – на них можно было положиться. Они могли сопротивляться Дагу, но очень редко нападали – лишь очень немногие орехи оказывались злобными в душе.

Компанию Дагу составляла Фаун, сначала занятая прядением, а потом шитьем двух пар новых штанов для верховой езды из ткани, которую она спряла совместно с Сарри, – одних для Дага, других для себя. Однажды, сидя в тени навеса рядом с Дагом, Фаун заметила:

– Я наделала бы еще стрел, но у всех колчаны и так полны.

Даг возился с особенно несговорчивым орехом.

– Тебе больше нравится делать стрелы, чем шить штаны?

Фаун пожала плечами.

– Это просто кажется более важным. Дозорным ведь нужны стрелы.

Даг обдумал ее слова.

– А разве штаны нам не нужны? Думаю, тут ты ошибаешься, Искорка. В лесах ведь полно ядовитого сумаха, знаешь ли, не говоря уже о крапиве, чертополохе, колючках и кусачих насекомых.

Фаун надула губы, медленно протыкая иголкой жесткую ткань.

– Стрелы нужны в бою – когда это важнее всего.

– И все равно я не согласен. Штаны мне необходимы. Вот если на нас ночью нападут, я, проснувшись, первым делом схвачусь за штаны, а только потом за сапоги и лук.

– Но дозорные же спят в походе в штанах, – возразила Фаун. – Правда, иногда они останавливаются на постоялых дворах, – добавила Фаун; воспоминание явно доставило ей удовольствие.

– Вот видишь: это говорит о важности штанов. – Даг с невинным видом захлопал глазами. – Представляю себе: отряд скачет, вооруженный до зубов, и все дозорные с голыми задницами. Ты только подумай, во что превратятся наши самые нежные части от трения о седла! Разве после этого мы справимся со Злым?..

– Ах! Ну и картина! – Фаун согнулась вдвое от смеха. – Ладно, будут тебе твои штаны.

– Я благодарен тебе от всего сердца, – заверил ее Даг. – И от нежных частей тоже. – Фаун снова захихикала.

Даг подумал о том, что давно уже не слышал, чтобы Фаун так смеялась, и эта мысль отрезвила его. Впрочем, он продолжал улыбаться, глядя на снова склонившуюся над шитьем Фаун, и решил, что очень хотел бы отблагодарить ее своими нежными частями, как только они наконец снова будут готовы выполнить свой долг. Даг вздохнул и принялся за очередной орех.

К счастью или к несчастью, пока он выздоравливал, у Фаун начались месячные – болезненные, по-видимому, и тревожно кровавые. Даг забеспокоился и притащил в шатер Блуфилд Мари для консультации. То, что на Мари ситуация не произвела впечатления, обнадежило Дага; старая дозорная выдала, как решил Даг, женский эквивалент страшилок, которые рассказывают у костра в походе, о том, что видела вещи и похуже.

– Не припомню, чтобы у женщин-дозорных в отряде бывали такие же неприятности, – нервно сказал Даг.

Мари бросила на него выразительный взгляд.

– Это потому, что девчонки с такими же неприятностями, как правило, предпочитают не становиться дозорными.

– Ох… Это разумно, конечно…

Мари, смягчившись, признала, что Фаун, должно быть, еще не вполне поправилась, и Даг, вспомнив, как выглядят отпечатки пальцев Злого на ее шее, решил, что так все и обстоит и что через несколько месяцев все уладится; он даже позволил себе слегка подкрепить Дар Фаун, чтобы ускорить выздоровление.

Вспомнив свой короткий брак с Каунео, Даг подумал о том, как существование женатого мужчины подчинялось этим интимным ритмам и как это иногда его раздражало… и как он потом желал бы, чтобы все вернулось. Теперь он безропотно приносил Фаун нагретые кирпичи и уговаривал ее выпить вина из бузины, которое выпросил у Каттагуса; скоро Фаун стало лучше.

Наконец одним ясным тихим утром Даг вытащил из шатра свой сундучок, чтобы использовать его как письменный стол: он взялся за письмо в Лутлию. Сначала он хотел описать все коротко, чтобы не причинять никому боли, – одной фразой просто сообщив, какая кость какого Злого убила. Даг так привык скрывать сложности, возникшие из-за ненамеренной зарядки ножа, что ему казалось невозможным все ясно изложить, да и история Фаун и ее погибшего ребенка представлялась ему слишком личной, чтобы выставлять ее на обозрение чужих глаз. Промолчать было бы легче. И все же… умолчание означало бы, что он отрицает ту роль, которую сыграла крестьянская девушка в уничтожении двух Злых и спасении от заклятия Стражей Озера. Даг в последний раз перед тем, как завернуть их в полотно, сотканное Фаун, взвесил в руке гладкие обломки кости Каунео и решил поступить иначе.

Он написал настолько полный и подробный отчет, насколько был способен, особенно подчеркнув свое представление о том, как Дар малышки нашел в кости Каунео убежище от Злого. Случившееся все еще представлялось Дагу таким невероятным, что он не был уверен – не покажется ли его рассказ невразумительным или бредом безумца, – но он постарался изложить события так, как их себе представлял. Закончив, Даг дал Фаун прочитать письмо, прежде чем его запечатать; она вернула ему лист, коротко кивнув.

– На мой взгляд, все правильно.

Фаун помогла Дагу аккуратно уложить обломки ножей и письмо; поверх полотна она обернула их оленьей кожей и для надежности обвязала ремешком. Даг адресовал письмо родным Каунео; Рази должен был отвезти его в штаб, чтобы передать гонцу. Даг провел пальцем по приготовленному пакету и медленно проговорил:

– Так много воспоминаний… Если души существуют, может быть, они остаются в том времени, которое мы оставляем позади, и не уходят в будущее – поэтому мы и не можем их найти даже с помощью Дара. Мы смотрим не в том направлении.

Фаун в ответ только криво улыбнулась и нежно поцеловала Дага.