Самая главная победа (СИ) - "Elle D." - Страница 28

- Сир Риверте!

Риверте, стоящий над ним, застыл. В его лице опять мелькнула досада, но не столь сильная, как в день возвращения Уилла. Потом он фыркнул - мол, поймал меня и поймал, что уж теперь, - и нарочито ленивым движением стянул с рук перчатки.

- Слушаю вас, сир Норан.

- Неужели и правда слушаете? Удивительное дело. Но если вы не шутите, я хотел бы с вами поговорить.

- Какое совпадение, - сказал Риверте с самым невозмутимым видом. - А я - с вами.

- В самом деле? У меня все последние дни создавалось обратное впечатление.

- Не понимаю, о чём вы. Впрочем, не важно, - Риверте уселся на свою кровать, небрежно взял стоящую на столе бутылку и налил себе вина. - Будете?

- Благодарю, не стоит. Я...

- Нет, я, - всё так же бесстрастно сказал Риверте, не удостоив Уилла взглядом. - По старшинству. И если уж вам так приспичило говорить, то сперва вам придётся выслушать меня, а уж потом настанет ваш черёд.

Уилл замолчал. Что ж, это справедливо. В конце концов, у Риверте тоже накопились к нему вопросы. И Уилл был готов на них ответить.

Риверте неспешно пригубил вино, чуть заметно поморщился, откинулся на подушку с бокалом.

- Прежде всего, - проговорил он обманчиво небрежным тоном, который Уилл хорошо знал, - где вас черти носили последний месяц?

- Вы разве не получили моё письмо? Я попросил Гальяну...

- О да, получил. Бедный Гальяна. Я знаю, вы его недолюбливаете, но чтобы до такой степени...

- Простите?

- Будто вы не знаете, что делают с гонцами, приносящими подобные вести, - холодно сказал Риверте и опять пригубил вино, но взгляд его поверх бокала ожёг Уилла, пробив броню его едва обретённой уверенности.

О чём он говорит? Он что... да нет, ничего он Гальяне не сделал. Уилл не раз видел старого проходимца в лагере в эти дни, такого же бойкого, склизкого и вездесущего, как всегда. Впрочем, Риверте наверняка задал ему нешуточную взбучку.

- Кстати, о вашем письме, - сказал Риверте, явно наслаждаясь его минутным замешательством. - Вы туда часом не поплевали, прежде чем запечатать? Оно так и сочилось ядом. Я был, признаюсь, впечатлен.

- Я не хотел вас впечатлить, - резко ответил Уилл. Как же ему надоели все эти игры! - Я лишь вас уведомил, чтобы вы не тревожились о причинах моего отъезда и не подумали ничего дурного.

- О да, я подумал исключительно самое хорошее, - кивнул Риверте. - И о вас, и о вашей манере решать разногласия.

- Мне есть с кого брать пример, сир, - отрезал Уилл. - Если мой собеседник не желает ни слушать моих доводов, ни анализировать факты, всё, что остаётся - это уйти от спора.

- От спора, Уилл? - вполголоса спросил Риверте. - Или от меня?

Столь прямого вопроса Уилл не ожидал. Риверте отставил бокал, сел прямо и, накрыв ладонями свои колени, потёр их каким-то странным, нервным движением, словно школяр, волнующийся перед экзаменом, к которому недостаточно подготовлен. Лицо его, правда, оставалось совершенно спокойным.

- Как там сира Лусиана и мои отпрыски? - спросил он прежним тоном. - Живы, здоровы, пылко меня ненавидят?

- Все здоровы и шлют вам привет. Я ненадолго задержался в Шалле, иначе бы, вероятно, смог привезти вам письмо от госпожи графини.

- Не задержались, вот как? Где же вы были?

Он спрашивал уже второй раз, и Уилл внезапно понял, насколько мучает его этот вопрос. И мучил, должно быть, всё время, пока не было Уилла. И ведь Уилл собирался сказать ему, рассказать всё без утайки... может быть, даже назвать имя человека, которого он встретил. В этом желании была какая-то мелочная, низкая мстительность - он хотел увидеть изумление, недоверие в лице Риверте, даже если бы они сменились потом презрением. Он хотел заставить его что-то чувствовать. Не отмахиваться, не откладывать выяснение отношений на потом, задержаться здесь и сейчас и понять, что на этот раз Уилл не шутит. Что всё чересчур далеко зашло.

Но одновременно Уилл понял, что не может этого сделать. Наверное. Альврао был прав - ему не стоило возвращаться. Никакого толку от этого не вышло, и боль не станет слабее. Ни его, ни... чья-то ещё.

- Прежде чем я вам отвечу, - медленно проговорил Уилл, - хочу уточнить, в каком качестве вы задаёте мне этот вопрос, сир. Как главнокомандующий вальенской армии или как мой любовник? В зависимости от этого, - пояснил он, глядя в застывшее лицо Риверте, - я пойму, обязан ли вам отвечать.

Риверте молчал очень долго. Уилл не мог даже представить, что в этот миг происходит в его красивой, жестокой и взбалмошной голове. Потом он сказал:

- Ты не обязан отвечать. Но если собираешь сказать мне что-то, то говори, Уилл.

Вот так просто - взял и бросил ему поводья, отдал меч, перевернув рукоятью вперёд.

И Уилл почувствовал себя таким одиноким, таким запутавшимся и несчастным, как никогда в жизни.

Но стоя на краю пропасти, не остаётся ничего иного, кроме как прыгнуть в неё, верно? Ничего иного.

- Я... - прочистив горло, начал он.

И тут их прервали.

К Риверте не принято было входить без стука, поэтому голова, бесцеремонно просунувшаяся в щель у входа, заставила Уилла вздрогнуть. Это оказался Гальяна - ну, в самом деле, кто же ещё.

- Сир, - сказал он, не удостоив Уилла взглядом, - капитан Ортандо просил передать, что привели "языка". Он утверждает, что вы велели сообщить немедленно, как только...

- Он совершенно прав, - Риверте с нарочитой, чудовищно фальшивой ленцой поднялся с постели. Его плечи обмякли, он расслабился, на губах заиграла слабая тень улыбки, в которой сквозила почти неприкрытая признательность. Гальяна, который тоже хорошо знал господина графа, приподнял тонкие брови и посмотрел наконец на Уилла. Уилл молча ему кивнул. Гальяна что-то пробормотал и убрался.

- Мне нужно идти, - с притворным сожалением сказал Риверте. - Простите, опять дела. Мы уже несколько недель не могли поймать ни одного из этих чёртовых бунтовщиков, и вот, похоже, мышеловки Ортандо наконец сработали. Хотите посмотреть?

Раньше он часто приглашал Уилла участвовать в обсуждениях своих планов, хотя бы в качестве пассивного слушателя, но в последнее время они так отдалились, что Уилла это предложение застало врасплох. Он растерянно кивнул, и лишь когда Риверте вышел из палатки, запоздало подумал, что это далеко не самая лучшая идея. Учитывая всё, что он хотел... хотел и не успел сказать Риверте.

Ну да ничего не поделать. Господь триединый, значит, так рассудил - значит, время ещё не пришло.

Уилл поднялся и со вздохом принялся натягивать сапоги.

Лагерь спал, стояла тишина, сверчки оглушительно стрекотали в непривычно тёплом для осени ночном воздухе. В это благодатной тиши найти место допроса оказалось проще простого: там ярко горели огни, толпились люди и слышались отрывистые голоса. Уилл подошёл ближе. У полыхающего костра собрались капитаны Риверте, включая Ортандо. Двое солдат придерживали за плечи пленника, стоящего на коленях напротив Риверте. В зубах у пленника была зажата толстая палка, стянутая на затылке двумя кусками верёвки. Уилл знал, зачем это сделано: слишком многих захваченных вражеских лазутчиков потеряли во время транспортировки, потому что те откусывали себе языки. Лицо пленника покрывала копоть, следы побоев и запёкшаяся кровь, но даже под этой жуткой максой было заметно, что оно искажено в безумном оскале и не отражает даже тени страха.

Риверте стоял, задумчиво разглядывая пленника, словно диковинное животное в императорском зверинце.

- Уже допрашивали? - спросил он наконец.

- Нет, сир, - ответил капитан Ортандо. - Только что привезли.

Риверте кивнул, продолжая смотреть на мятежника.

- Смерти, я вижу, ты не боишься, - негромко, но отчётливо сказал он на своеобразном диалекте вальендо, на котором в Сидэлье говорило простонародье. - Боли, наверное, тоже. Но тут вопрос не в страхе, а в том, как много человек реально способен выдержать. Тебя раньше пытали? - поинтересовался он, и когда пленник гордо кивнул, покачал головой. - Вряд ли это были знатоки своего дела. И ваши подоспели вовремя, да? Теперь всё будет иначе.