Самая главная победа (СИ) - "Elle D." - Страница 26

В результате всех этих утомительных приключений Уилл, наконец, вышел к холму, за которым раскинулась долина, где стояла столица Сидэльи, город Дизраэль. Задыхаясь, спотыкаясь и хватаясь за траву, Уилл из последних сил вскарабкался на вершину холма (было бы много проще, если бы ему не пришлось тащить на закорках свой походный сундучок с книгами, которые он никак не решался бросить). И не удержал возгласа радостного облегчения, когда увидел их - лагерь вальенской армии, раскинувшийся на расстоянии полёта стрелы от городских стен.

Только облегчение это почти тотчас сменилось тревогой. Лагерь сильно убавил в размерах по сравнению с тем, каким он был, когда его покинул Уилл. Уилл знал, что Риверте дробил армию, вынужденный оставлять в занятых позициях крупные отряды, каждый из которых вёл с партизанами свою маленькую локальную войну. Но он не думал, что дело зашло так далеко. Риверте перехитрил сам себя, велел затопить Бастардову долину: хоть он и отрезал Альваро и его людям путь к полномасштабному отступлению, но и подкрепление из Сианы, которые Риверте наверняка запрашивал, пробирались к нему слишком медленно или в недостаточном количестве. С вершины холма лагерь был как на ладони, и Уилл видел, что люди по нему ползают, словно сонные мухи - стояли непривычно жаркие дни для начала осени, а людям Риверте не хватало провианта, поскольку местное население яростно сопротивлялось попыткам захватчиков пополнить запасы за их счёт. Уилл слышал о нескольких случаях, когда крестьяне сами сжигали свои сёла вместе с предварительно забитой скотиной. Да, не очень-то победоносной вышла эта кампания для сира Риверте, и уж точно не слишком славной.

Впрочем, конец ещё не наступил. До него ещё было, судя по всему, далеко - Уилл знал стратегию Риверте и знал, что по меньшей мере до первого снега он никуда отсюда не двинется. А если положение не улучшится к тому времени, с него станется и зазимовать в Сидэлье - в конце концов, он занял уже почти все крупные города, кроме Дизраэля.

Вздохнув, Уилл поднялся с земли, отряхнул ладони, поправил на спине сундучок и зашагал по склону холма вниз.

Граница лагеря зорко охранялась даже днём, и не успел Уилл пройти половины пути, как в двух локтях от него в землю вонзилась стрела. Уилл застыл, примирительно вскинув руки и жалея, что не додумался сделать из платка белый флаг. Часовой строго окликнул: "Кто идёт?", и Уилл назвался, не трогаясь с места. Часовой кликнул капрала, капрал побежал за сержантом, сержант пришёл с капитаном, и только тогда Уиллу позволили войти в лагерь.

- Сир Норан, - сказал капитан Ортандо (а это был именно он, увы), окидывая Уилла взглядом с головы до ног. - Надо же, сколько лет, сколько зим. Давненько мы вас не видали.

Капитан Ортандо никогда не отличался чрезмерным тактом, но сейчас в его голосе звучало такое убийственное презрение, что оно лучше всяких слов сказало Уиллу о последствиях, вызванных его побегом. Уилл невольно сглотнул, оглядываясь и ища взглядом Риверте. Если его сейчас нет в лагере, то... Уилл даже не знал, хорошо это или плохо. Но желание увидеть его прямо сейчас, немедленно, стало вдруг невыносимым, как зуд под кожей.

- Где сир Риверте? - спросил Уилл.

Ортандо молча кивнул вперёд, и у Уилла отлегло от сердца, а внутренности тотчас скрутились в тугой комок. Он заторопился вперёд, одновременно отчаянно не желая торопиться; он волновался, боялся, предвкушал - всё одновременно; он и хотел поскорее увидеть Риверте, и страшно жалел, что пришёл. Ещё никогда. кажется, его мысли и чувства не пребывали в таком сумбуре. "Ничего, - подумал Уилл, невольно ускоряя шаг, словно его ноги лучше головы знали, чего хочет сердце, - ничего, главное - я увижу его и скажу... скажу. И как бы ни обернулось потом, не важно".

Он прошёл добрую половину лагеря, переступая через чьи-то ноги, поваленные брёвна возле костров и перевёрнутые котелки. Увидел шатёр Риверте, большой, роскошный, обтянутый с наружной стороны золотой парчой - но Ортандо указал совсем другое направление, значит, Риверте сейчас не там. Уилл прошёл ещё немного вперёд - и наконец увидел его.

И в то же самое мгновение понял, как всё-таки сильно, как отчаянно по нему тосковал.

Риверте стоял почти на границе лагеря, глядя на крепостные стены Дизраэля. Его ноги были широко расставлены, руки скрещены на груди, густые чёрные волосы трепал ветер. Он и сам казался довольно потрёпанным - нет, его камзол, бриджи, сорочка выглядели безупречно, манжеты сверкали белизной, сапоги были начищены до зеркального блеска, драгоценные камни холодно сверкали на пальцах в лучах полуденного солнца. Но его лицо... он стоял к Уиллу вполоборота, что дало Уиллу неожиданное преимущество - он видел лицо Риверте, пока сам граф его ещё не заметил. И это лицо поразило Уилла. Щёки запали, очертив линии скул и ещё явственней подчеркнув его резкую, одновременно яркую и отталкивающую красоту. Синие глаза горели огнём, но этот огонь был тёмным, мрачным. и никому не сулил ничего хорошего. Плотно сжатые губы казались бледными, да и весь он побледнел и осунулся - не так, конечно, как во время своего давнишнего пленения в Тэйнхайле, когда Роберт и Рашан Индрас держали его в подземелье и пытали, дробя ему пальцы тисками. Но тогда, едва выйдя из темницы, Риверте проявил куда больше энергии и задора, чем сейчас, стоя во главе хотя и поредевшей, но всё ещё могучей и устрашающей армии под стенами последнего города, который ему предстояло взять в этой войне.

"Неужели он это из-за меня?" - подумал Уилл. И тут же горько усмехнулся этой мысли, такой же наивной, такой же нелепой, как и большинство мыслей, посещавшие его последние десять лет. Нет. сир Риверте всего лишь раздосадован и разгневан неожиданно стойким сопротивлением, которые ему оказывала Сидэлья. Он не любил, когда ему перечили, не любил, когда сопротивлялись, не любил, когда заставляли применять силу. Он раздосадован из-за этой глупой, бесславной для него войны, вот и всё. И даже неизбежная в конечном итоге победа его не тешит, потому что даётся чересчур дорогой ценой.

Поняв и приняв эту безрадостную мысль, Уилл заставил себя сдвинуться с места и сделал несколько шагов, попадая наконец в поле зрения господина графа.

Риверте обернулся.

Несколько бесконечно долгих мгновений он смотрел на Уилла. Это был взгляд человека, встретившего привидение среди бела дня, взгляд человека, на короткий страшный миг усомнившегося в трезвости собственного рассудка. Уилл невольно замедлил шаг под этим пугающим взглядом, а потом Риверте сделал нечто невероятное. Сделал то, чего Уилл никогда, ну совершенно никак не мог от него ожидать.

Он повернулся на каблуках, к Уиллу спиной, и опрометью бросился прочь.

Уилл остолбенел. Несколько мгновений он просто не верил, но вид стремительно удаляющегося Риверте не оставлял место сомнениям. Может, его кто-то позвал, а Уилл просто не услышал окрика? Но, ради всего святого, на чей зов граф Риверте мог отозваться с подобной прытью?! Уилл невольно двинулся за ним следом. Риверте шёл быстрым шагом, не оборачиваясь - не бежал, но очень близко к тому; он расталкивал людей, не удосужившихся убраться у него с пути, и не замечал смущенные извинения, которые они лопотали, когда он отшвыривал их прочь. Уилл шёл за ним, и с каждым шагом его изумление отступало, сменяясь жгучим, неимоверным любопытством. Риверте убегает от него! Уму непостижимо, но... как? Почему? Что он такого...

Он понял, что Риверте мчится к своему шатру, и прибавил шагу. Граф влетел в прорезь палатки так, что ткань взметнулась к небу, а потом тяжело осела к земле. Уилл сорвался на бег и в несколько прыжков достиг входа в палатку, откидывая полог. Он сам не знал, что ожидал там увидеть - может, обнажённого юношу, томно дожидающегося господина графа, или сразу двух пышногрудых девиц, или... ему не хватало воображения.

Но в палатке не оказалось никого. Только Риверте, который тотчас круто развернулся, и на его лице была написана такая напряженная, такая болезненная досада, что Уиллу стало его ужасно жалко. Он не знал, почему граф столь отчаянно торопился и что именно старался скрыть - но что бы это ни было, он не успел.