Записки натуралиста - Водяницкий Владимир Алексеевич - Страница 13

В Севастополе наши исследования имели перспективу дальнейшего развития и в теоретическом и в практическом отношениях. Мы не сомневались, что коллектив Севастопольской станции предоставит благоприятные возможности для нашего научного роста — ведь решили же севастопольцы пригласить к себе бывших «кустарей-одиночек» из довольно глухого в научном отношении уголка. Тем самым они как бы одобрили и деятельность Новороссийской станции, которую мы не только создали, но и которая создала нас, выпестовав на почве самостоятельных поисков, определявших особенности деятельности станции. Правда, мы несколько недоумевали, почему севастопольцы не выдвинули кандидата на заведование станцией из своей среды, а остановили свой выбор на мне.

По требованию Главнауки я после переезда в Севастополь в течение двух лет регулярно каждые три-четыре месяца приезжал в Новороссийск. Оставаясь там на несколько дней, я давал всевозможные консультации сотрудникам станции, оказывал помощь в научном руководстве их работами. Тем временем станция приступила к выполнению морских санитарно-биологических исследований и специального задания по детальному описанию ряда портовых районов Кавказского побережья, в том числе и Новороссийской бухты.

1930—1934 гг.

Почти десять лет я и Нина Васильевна работали в Новороссийске. Но за это время каждый из нас только по одному разу посетил Севастополь. Естественно за короткий срок мы не могли наладить близкие контакты с тамошними биологами. Большую роль в этом сыграло и некоторое различие в характере научной деятельности этих двух исследовательских учреждений. Деятельность Севастопольской станции имела, если можно так сказать, пелагический уклон, а Новороссийской — неритический. Очевидно, на отсутствии тесных связей сказывалось и соперничество между экспедициями Ю. М. Шокальского и Н. М. Книповича. Первая, как известно, была тесно связана с Севастопольской биологической станцией, вторая — с Новороссийской. Так или иначе, но в конце концов вопрос о нашем переходе был улажен. По постановлению Президиума Академии наук СССР мне присвоили звание старшего зоолога, Нине Васильевне — старшего ботаника, а должность заведующего станцией была переименована в заместителя директора.

В Севастополе я впервые, как это ни удивительно, встретился с С. А. Зерновым, теперь уже своим непосредственным начальником. Став директором Зоологического института (Ленинград), он часто приезжал в Севастополь в короткие командировки или в отпуск. Станция, как уже говорилось, не входила в состав института, но оба учреждения имели общего директора. Имя С. А. Зернова как одного из основоположников русской гидробиологии было очень популярно среди работников станции. Здесь еще помнили и о его прошлой, весьма активной деятельности как заведующего (он расстался со станцией в 1914 г.) при директоре академике В. В. Заленском.

Среди сотрудников Севастопольской станции мы встретили и старых сослуживцев Зернова. Один из них — знаменитый рыбак Михаил Яковлевич Соловьев, начавший свою службу на станции еще во времена А. О. Ковалевского. О Соловьеве я впервые узнал в студенческие годы на памятном для меня заседании кружка натуралистов, где делал доклад о Севастопольской биологической станции студент Мефодий Тихий. Теперь Соловьев буквально поразил нас тем, что запомнил латинские названия не только животных, но и водорослей, сообщенные ему двадцать лет назад альгологом Н. Н. Воронихиным.

В полную силу трудился замечательный механик, великий труженик, мастер на все руки — от водопровода до микроскопа — 75-летний Кондрат Григорьевич Седов. Этот хороший умный человек, к сожалению, был баптистом.

С 1907 г. работала на станции Лидия Ивановна Якубова, ученица знаменитого швейцарского зоолога Ланга. Она проявила себя хорошим бентологом и специалистом по полихетам, а также блестящим руководителем студенческого практикума. Человек безупречного нравственного авторитета, прямолинейная в суждениях и симпатиях, она иногда отличалась упрямством, в котором ей трудно было противостоять.

Остальные научные сотрудники пришли на станцию уже в годы Советской власти. Михаил Андреевич Галаджиев, бывший преподаватель Крымского университета, а до того сотрудник С. И. Метальникова, вместе с которым он проводил в Ленинграде исследования по «бессмертию» простейших, и теперь продолжал наблюдать знаменитые культуры инфузорий, размножавшиеся без конъюгации в течение уже 20 лет. В Севастополе он занимался зоопланктоном и, кроме того, принял от В. Н. Никитина его работы по изучению обрастаний и лакокрасочных противообрастающих покрытий. Зоолог Владимир Константинович Попов изучал паразитических раков.

Незадолго до нашего прихода на станции появился Евгений Николаевич Мальм. Врач по образованию, он был очень разносторонним человеком, оказавшим большую пользу во многих экспериментальных работах; в руках у Мальма буквально все кипело и ладилось. Одно время он занимался дельфинами.

В результате участия станции в экспедициях под руководством Юлия Михайловича Шокальского были опубликованы очень важные работы В. Н. Никитина по зоопланктону и П. Г. Данильченка по биогенным элементам. Большой интерес представляли экологические наблюдения ряда сотрудников (при участии Е. Н. Мальма). Однако ознакомление с отчетами и планами исследований показало, что деятельность станции в сущности характеризуется многочисленными, не связанными между собой, индивидуальными работами; общих задач и целенаправленной программы исследований на станции не существовало.

Прежде всего пришлось заняться составлением перспективного плана работ станции на 15 лет (этот срок был установлен Академией наук СССР). В зависимости от этого строились соответствующие годичные планы. Спустя много лет мне попалась эта записка, чудом сохранившаяся в многострадальном архиве станции в годы войны и немецкой оккупации Севастополя. Далеко не все намеченное оказалось выполненным на деле, но многое из задуманного было правильным и своевременным. В частности; в записке развивалась мысль о необходимости отказаться от некоторых окаменевших представлений в отношении Черного моря и заново кардинально исследовать его природу, раскрыть ее основные черты в их совокупности и взаимодействии.

Для того чтобы объединить силы и наметить программу новых исследований, я предложил созвать в Севастополе Всесоюзную конференцию по изучению Черного моря. С. А. Зернов поддержал это предложение и провел его через Академию наук. Мы начали длительную подготовку конференции и в первую очередь сформировали несколько бригад по отдельным специальностям для составления обзорных докладов и предложений.

Опираясь на упомянутый 15-летний план наших работ, я представил (через С. А. Зернова) в Президиум Академии наук доклад о необходимости расширения здания станции и создания ряда новых лабораторий: физиологической, биохимической, микробиологической, ихтиологической, а также морского музея и нового аквариума. В 1912 г. С. А. Зернов уже начал расширять первоначальное здание станции, построенное при А. О. Ковалевском в 1897 г., соорудив южное крыло дома. Я предложил пристроить к зданию аналогичное северное крыло, надстроить четвертый этаж над центральной частью, соединить оба крыла полукруговой постройкой, а под ней расположить новый, более обширный аквариум. Предложение было одобрено, но в первую очередь согласились отпустить средства только на постройку северного крыла и четвертого этажа.

Однако неожиданно наш проект натолкнулся на препятствие. Командование Черноморского флота решило построить на Приморском бульваре громадное здание клуба, которое должно было с трех сторон охватить нашу станцию. В этом случае она попадала во двор здания клуба и ни о каком расширении уже не могло быть и речи. Не успели мы опомниться, как станцию вплотную обнесли высоким забором с узким и длинным проходом сбоку. Вокруг нас стали спешно рыть котлованы, завозить камень и сносить соседние дома. Все мои обращения в военные и гражданские органы с просьбой прояснить ситуацию ни к чему не привели. Ничего не изменил и срочный приезд С. А. Зернова. К тому же начальник строительства обошелся с ним очень грубо. Уезжая, Сергей Алексеевич сказал, что доложит президенту Академии наук СССР о положении и будет просить принять меры.