Похождения бравого солдата Швейка - Гашек Ярослав - Страница 3

Гашек, военнопленный № 294217, содержится в лагерях Дарница под Киевом и Тоцкое под Самарой. Весной 1916 года он вступает в Чехословацкий легион, сформированный на территории России из военнопленных и эмигрантов, и, числясь писарем Первого добровольческого полка, агитирует своих соотечественников выступить с оружием в руках против ненавистной Габсбургской монархии. Открытую борьбу с ней, теперь уже не боясь цензурных рогаток, он ведет и на страницах газеты «Чехослован», издававшейся в Киеве. Под видом работы над историей Чехословацкого легиона в России он пишет повесть «Бравый солдат Швейк в плену», которая летом 1917 года вышла в «Библиотечке «Чехослована». В этом первом черновом наброске «Похождений бравого солдата Швейка» преобладает прямое публицистическое обличение идиотизма антинародной власти и антинародной войны. Но уже здесь намечены многие характеры и сюжетные ситуации будущей сатирической эпопеи. Поручик Лукаш выступает пока что как эпизодическое лицо. И Швейк служит денщиком не у него, а у прапорщика Конрада Дауэрлинга, немецкого шовиниста, труса и кретина, из всей военной науки усвоившего одно правило — «на солдат надо нагонять ужас». Очутившись на передовой, этот доблестный вояка сам испытывает такой страх, что просит Швейка помочь ему получить «ранение». Приказание своего начальника Швейк выполняет с зажмуренными глазами, поскольку стрелять ему приходится впервые. Дауэрлинг падает, издав предсмертный стон, а Швейк с чистой совестью отправляется в русский плен.

Годы, проведенные в России, вызвали решительный перелом в жизни и творчестве писателя. Постепенно он сознает, что подлинное освобождение трудящимся и подлинную независимость его родине могут принести только социалистическая революция и диктатура пролетариата. Порвав с реакционным руководством Чехословацкого легиона, Гашек приезжает в Москву. Здесь он встречается со Свердловым. А 12 марта 1918 года на заседании Московского Совета в Политехническом музее Гашек слушает выступление Ленина. И вскоре становится членом чехословацкой секции РКП (б). Он сотрудничает в газете чешских левых социал-демократов в России «Прукопник» («Первопроходчик»), проводит большую агитационную работу среди своих земляков, призывая их «верить русской революции».

В мае 1918 года вспыхнул чехословацкий мятеж, спровоцированный, по указке Антанты, контрреволюционным офицерством. Мятежники подошли к Самаре. Гашек, политический комиссар сформированной при его активном участии чехословацкой красноармейской роты, вместе со своими товарищами до последней возможности сдерживает натиск наступающих. Когда участь Самары была уже предрешена, он вспоминает, что в гостинице «Сан-Ремо» остались важные документы, и возвращается в город, чтобы уничтожить их. Но пробиться назад к своим ему уже не удается. Пришлось пробираться к красным частям, разыгрывая идиота от рождения, сына немецкого колониста, который якобы еще в детстве убежал из дому и теперь плутает по белу свету.

С октября 1918 года Гашек находится на ответственной партийной, политической и административной работе в политотделе 5-й армии Восточного фронта. Вместе с армией он совершает путь от Бугульмы до Иркутска. Люди, знавшие писателя в те годы, отзываются о нем как о «сознательном революционере», рассказывают о его мужестве, исключительном трудолюбии, больших организаторских способностях. Выступая на страницах органов чехословацких коммунистов в России и фронтовых газет 5-й армии, редактируя революционные издания, предназначенные для бывших военнопленных и представителей ранее угнетенных национальностей, Гашек приобретал навыки партийного журналиста. Его сатирические фельетоны той поры, многие из которых написаны по-русски («Из дневника уфимского буржуя», «Дневник попа Малюты»), отличаются четкой социальной направленностью и проникнуты беспощадной ненавистью к врагам революции. Вместе с тем писатель научился смотреть на действительность с высоты социалистического идеала. Один из его боевых соратников вспоминает: «Прирожденный сатирик, остро чувствующий теневые стороны жизни, он в то же время с детской радостью откликался на ростки нового, свежего, чистого…»

Свойственное Гашеку комическое видение мира не покидало его и в эту героическую и романтическую эпоху. Матэ Залка, встретившийся с ним зимой 1920 года, писал: «Я обратил на него внимание, как и все остальные, ибо в присутствии Гашека мрачным оставаться было невозможно. Он рассказывал, а мы, кругом стоящие, улыбались, смеялись, хохотали или просто ржали… Разговор Гашека — сплошной поток остроумнейших положений». Шутка неоднократно выручала писателя и в его агитационно-политической работе, помогая склонить на сторону революции колеблющуюся аудиторию. Еще в России у Гашека возникает мысль написать юмористическую эпопею, охватывающую события мировой и гражданской войн. В Красноярске он делится своим замыслом с работником Поарма-5 Арноштом Кольманом, ныне видным философом, академиком. А заслуженный деятель искусств РСФСР художник Ярослав Сергеевич Николаев, работавший вместе с Гашеком летом и осенью 1920 года в Иркутске и живший с ним в смежных комнатах домика пастора, получил от писателя размноженный на жирографе или гектографе экземпляр еще одного варианта «Похождений бравого солдата Швейка». Этот написанный от руки по-русски на грубой серой бумаге пухлый том, помимо известных нам по чешским изданиям 1917 и 1921-1923 годов, включал в себя и такие главы и части, как «Приключения кадета Биглера в плену» и «Швейк в стране большевиков». К сожалению, русский вариант «Швейка» пока не найден, так же как книга о попах, про которую Гашек рассказывал Ярмиле Майеровой, и пьесы, ставившиеся в Киеве и Красноярске.

В это время на родине писателя назревают важные события. Внутри чешской социал-демократической партии происходит раскол. Ее левое, революционное крыло стремится следовать «русскому образцу». В шахтерском городе Кладно возникает Центральный рабочий совет. Сполохи революционного красного зарева приближаются к буржуазной Чехословакии. Руководители «марксистской левой», приехавшие в Москву на II Конгресс Коминтерна, ищут в России чешских коммунистов, способных возглавить революционное движение на родине. Делегаты красного Кладно проявляют особую заинтересованность, чтобы в этот опорный пункт борьбы за Советскую власть в Чехии был послан Ярослав Гашек. Подчиняясь решению Чехословацкого центрального бюро при ЦК РКП (б), Гашек вместе со своей второй женой, работницей уфимской типографии Александрой Гавриловной Львовой, выезжает на родину. С нелегким сердцем расстается он со Страной Советов, где во многом стал другим человеком.

В Прагу Гашек приехал 20 декабря 1920 года, уже после того, как чехословацкий пролетариат потерпел поражение в решающей схватке с национальной буржуазией — борьбе за Народный дом в Праге, переросшей во всеобщую забастовку. Начались аресты и процессы. Гашека встретило злобное улюлюканье врагов. Реакция требовала расправы с «красным комиссаром». Тайная полиция установила за ним слежку. Многие старые друзья отвернулись от него. Кельнер Патера притащил в заднюю комнатку кафе «Унион», где Гашек устроил свою «штаб-квартиру», целый ворох газетных вырезок: здесь были сообщения о его мнимой смерти (согласно версиям, появлявшимся в разное время, он был расстрелян в Чешских Будейовицах за государственную измену, убит на фронте, повешен чешскими легионерами и т. п.), текст ордера на арест, выданного 25 июля 1918 года легионерским военно-полевым судом в Омске, некрологи. Один из них носил достаточно красноречивое название «Предатель». Знакомые расспрашивали Гашека, правда ли, что на его совести немало жизней чешских легионеров. И он отвечал, что все это ложь, только одного, мол, он себе простить не может: однажды, когда красноармейцам нечем было приводить в порядок свое обмундирование, он приказал убить каждого второго младенца в округе, наделать из их кишок ниток и пришивать ими пуговицы. Но в действительности Гашеку было не до шуток. Надежда на близкую революцию в Чехословакии оказалась нереальной. Те, с кем он должен был непосредственно связаться для революционной работы, были арестованы. Другие ему не доверяли. Да и сам он был невысокого мнения о чешских левых социал-демократах, проявивших в период декабрьских классовых боев нерешительность и непоследовательность. К этому добавились личные затруднения. Бездомный, лишенный средств к существованию, он был предоставлен самому себе. А тут еще ему угрожал судебный процесс за двоеженство (в свое время Гашек не счел нужным оформить фактический развод с Ярмилой Майеровой), и с собственным сыном он должен был встречаться как посторонний человек.