Выпуск 1. Том 10 - Кристи Агата - Страница 33

Надина блистала в Париже, но никогда не выступала в Англии. Лондонская публика ее не знала. Что касается фотографий женщины, убитой в Марлоу, то они получились размытыми, и Надина была совсем на себя непохожа. Вдобавок она ни одной живой душе не сказала о своем намерении поехать в Англию. На следующий день после ее гибели импресарио получил письмо, в котором Надина сообщала, что отправляется в Россию по личным делам, и предоставляла ему возможность самому утихомирить бучу, которая наверняка должна была подняться из-за нарушения контракта.

Все это я выяснила, естественно, много позже. А в тот момент, заручившись полной поддержкой Сюзанны, я послала лорду Нэсби из Де-Ара пространную телеграмму. Она пришла в очень подходящий момент (о чем я тоже узнала потом). «Дейли Баджет» ощущала нехватку сенсационных материалов. Мои предположения срочно проверили, и они подтвердились. Для «Дейли Баджет» наступил звездный час. «Наш специальный корреспондент установил личность несчастной жертвы, найденной в Милл-Хаузе». «Репортер путешествует с убийцей». «Человек в коричневом костюме. Каков он на самом деле». И так далее и тому подобное.

Южноафриканская пресса, конечно, давала выжимки из этих новостей, но сами статьи я прочитала спустя несколько недель. В Булавайо меня ждала телеграмма с подробными инструкциями. Я была зачислена в штат «Дейли Баджет», и лорд Нэсби собственнолично поздравил меня с этим событием. Они поручили мне выследить убийцу, а я – увы, только я одна! – знала, что убийца не Гарри Рейберн. Однако я решила, что пусть лучше остальные по-прежнему считают его преступником… пока.

24

В Булавайо мы приехали рано утром в субботу. Мне там не понравилось. Стояла кошмарная жара, отель попался прескверный. Сэр Юстас стал какой-то угрюмый, другого слова и не подберешь. Во-первых, его раздражали наши многочисленные деревянные зверюшки, особенно большой жираф. Он был просто колоссальных размеров, с невероятно длинной шеей, кроткими глазами и уныло опущенным хвостом. В нем сразу чувствовался характер. И обаяние. Мы с Сюзанной никак не могли его поделить. Покупка была сделана в складчину: три пенса я, три – Сюзанна. Она требовала себе жирафа по праву старшинства, я же твердила, что первой оценила его красоту.

Надо признать, деревянные звери серьезно усложняли нам жизнь. Перетаскивать с места на место сорок девять статуэток затейливой формы, причем сделанных из очень хрупкого дерева, довольно-таки непросто. Мы наняли двух носильщиков, и один благополучно грохнул оземь стайку восхитительных страусов, отбив им головы. Наученные горьким опытом, мы с Сюзанной с той поры сами тащили все, что могли унести. Полковник Рейс нам помогал, а большого жирафа я давала сэру Юстасу. Даже безупречной мисс Петтигрю не удавалось улизнуть, на ее долю выпадали большой бегемот и два черных воина. По-моему, мисс Петтигрю меня недолюбливала. Может, я казалась ей слишком дерзкой? Во всяком случае, она явно избегала моего общества. И что интересно: ее лицо мне смутно кого-то напоминало, однако я не могла понять кого.

Почти все утро мы отдыхали, а после полудня отправились на экскурсию в Матоппос: нам хотелось посмотреть на могилу Родса. Вернее, некоторые из нас только собирались пойти, но не пошли. Например, сэр Юстас. В последний момент он отказался. Вообще он пребывал в столь же мрачном расположении духа, как и в то утро, когда мы приехали в Кейптаун. Тогда он швырнул об пол персики, и от них осталось мокрое место. Видимо, ранние приезды в незнакомые города плохо отражаются на его здоровье. Сэр Юстас ругал носильщиков, официантов, весь обслуживающий персонал гостиницы… Он, конечно, с удовольствием обругал бы и мисс Петтигрю, которая таскалась за ним с блокнотом и карандашом, но не отваживался. Даже он! Слишком уж она была похожа на хрестоматийную, классическую секретаршу. Слава богу, что мне удалось спасти нашего жирафа! А то сэр Юстас и его бы грохнул оземь.

Так вот, возвращаясь к экскурсии… Сэр Юстас отказался, мисс Петтигрю заявила, что тоже останется дома: вдруг она ему понадобится?! А Сюзанна в последний момент передала, что у нее разболелась голова. Так что мы с полковником Рейсом поехали вдвоем.

Он странный человек. В компании это незаметно, но когда остаешься с ним один на один, то явственно ощущаешь, насколько это большая личность. В нем есть что-то подавляющее. Полковник вдруг становится молчаливым, однако его молчание гораздо красноречивее слов.

Именно так он себя вел, когда мы ехали в Матоппос по мягкой желто-бурой траве. Вокруг стояла удивительная тишина… если, конечно, не обращать внимания на дребезжание нашей колымаги. Я думаю, она самой первой сошла с фордовского конвейера. Ее обивка вся истрепалась, а мотор… в механике я ни бельмеса не смыслю, но даже мне было понятно, что с ним не все в порядке.

Постепенно ландшафт менялся. Появились громадные валуны каких-то причудливых, фантастических очертаний. Я вдруг почувствовала, что попала в доисторическую эру. Неандертальцы показались мне на мгновение столь же реальными, какими они казались отцу. Я повернулась к полковнику Рейсу и мечтательно проговорила:

– Наверно, здесь когда-нибудь жили великаны. А их дети очень напоминали сегодняшних ребятишек: играли камешками, строили из них башни, потом ломали и старались положить один на другой как можно больше камней. Я бы назвала это место Страна великанских детей!

– Очень может статься, что вы, сами того не подозревая, недалеки от истины, – серьезно сказал полковник Рейс. – Африка вся такая: простая, примитивная и необъятная.

Я кивнула, спросив:

– Вы ее любите, да?

– Да. Но если человек тут живет долго, он ожесточается. Перестает уважать чужую жизнь и бояться смерти.

– Вы правы, – согласилась я, думая о Гарри Рейберне. Именно таким он и был! – А слабый человек, живущий в Африке, тоже бывает жесток?

– Сперва нужно уточнить, кого вы считаете слабым, мисс Анна.

Рейс говорил таким серьезным тоном, что я удивилась. И ощутила, что очень плохо его знаю.

– Ну, допустим, детей и собак.

– Детей и собак я никогда не обижал, честное слово. А женщин вы не относите к разряду слабых существ?

Я подумала.

– Пожалуй, нет. Хотя вообще-то они действительно слабый пол… Если иметь в виду современных женщин. Но папа говорил, что когда-то, давным-давно, мужчины и женщины были на равных… как львы и тигры…

– И жирафы? – лукаво прищурился полковник Рейс.

Я рассмеялась. Все издеваются над нашим жирафом!

– Да, и жирафы. Тогда люди были кочевниками. Разделение труда началось только, когда они стали вести оседлый образ жизни. Тогда-то женщины и превратились в слабый пол. Но в глубине души, на самом деле, они остались по-прежнему сильными… Я хочу сказать, чувства их по-прежнему сильны. Женщина обожает могучих мужчин, потому что некогда она тоже была сильной, а потом это качество утратила.

– Что-то вроде родового культа?

– Примерно так.

– Вы действительно в это верите? В то, что женщина обожает физическую силу?

– Думаю, да… если говорить начистоту. Люди считают, что главное – это моральные качества, но, когда они влюбляются, в них возрождается первобытное начало, и они ценят только физические данные. Впрочем, так долго продолжаться не может. Если бы вы жили в примитивном обществе, тогда другое дело, но сейчас жизнь совсем другая, и в результате, несмотря ни на что, перевешивают моральные соображения. Поверженные, побежденные в конечном счете всегда выигрывают, вы не замечали? И их победа единственно настоящая. Помните, в Священном Писании говорится об утрате и обретении души?

– То есть, – задумчиво произнес полковник Рейс, – человек сперва теряет от любви разум, а потом его обретает, так?

– Не совсем, но вообще-то можно сказать и так.

– Однако вы, мисс Анна, еще никого не разлюбили?

– Нет, – честно призналась я.

– А полюбить – полюбили?

Я не ответила.

Тут машина доехала до места, и разговор прервался. Мы вышли и начали медленно взбираться на гору. Мне уже не в первый раз стало не по себе в присутствии полковника Рейса. Он отлично умел скрывать свои мысли, по его непроницаемо черным глазам ничего нельзя было понять. Полковник слегка напугал меня. Он вообще меня всегда пугал. Общаясь с ним, я не знала, чего ждать в следующую минуту.