Мастодония - Саймак Клиффорд Дональд - Страница 20

– А может быть, и не вымерли. Разве мы знаем всю историю динозавров? Если мы находим одного динозавра в каком-нибудь древнем слое и не находим его больше нигде, то склонны говорить, что он вымер. Но могло случиться, что мы больше не нашли его в более молодых отложениях. Аллозавры, возможно, существовали до самого конца века динозавров.

Я протянул бинокль Бену, указав на группу деревьев:

– Слева от них.

– Эйса, – начала Райла, – мне бы хотелось снять его. Это – первое крупное животное, которое я увидела.

– Воспользуйся телеобъективом.

– Я так и сделала. Но получается ужасно нерезко. По крайней мере в окуляре. Думаю, что и на пленке то же самое. Чтобы убедить людей из Сафари, зажечь их, я должна иметь что-нибудь поэффективнее, снятое поближе.

– Попробуем подойти, – сказал я, – хотя он очень далеко.

– Надо подкрадываться, – сказал Бен. – Пойдем вдоль гребня. Он тянется далеко. Может быть, за ним что-то обнаружится.

– Черт побери, – горько сказала Райла, – это все ваши ружья и ваша пристрелка. Вот почему он неспокоен.

– Да нет, он не выглядит неспокойным, – сказал я. – Он просто сидит. С такого расстояния стрельба не так уж слышна.

– Но я-то пришла за большим.

– Мы найдем его, – сказал я, стараясь утешить ее.

– Здесь вокруг масса мелочи. Птицезавровые ящеры, маленькие группы динозавров размером с индюка. Несколько анкилозавров. Мелкие рогатые разновидности. Все сорта ящериц. Сколько-то больших черепах ниже по реке, но кому интересны большие черепахи? Несколько летающих рептилий, как мне кажется, птерозавров. Немного птиц. Но ничего зрелищного.

Бен сказал:

– Гнаться за этим крупным малым может быть бессмысленно. Он передвигается быстро. Кроме того, мы не знаем, куда он направляется. Когда мы доберемся туда, он уже исчезнет, учитывая, с какой скоростью он движется. Мы можем совершить прогулку, раз вам этого хочется. Может быть, мы поднимем его или еще кого-нибудь. Но далеко уходить не следует. Уже далеко за полдень, а мы должны вернуться сюда до темноты.

– Вероятно, когда стемнеет, мы будем в большей безопасности, чем в любое другое время, – втолковывал я ему. – Едва ли после захода солнца рептилии будут очень подвижны. Они ведь холоднокровные и впадают в спячку, или предполагается, что впадают. В полдень они укрываются от жары, когда палит солнце, и почти не движутся ночью, когда падает температура.

– Ты наверное прав, – сказал Бен, – даже несомненно прав. В этом ты разбираешься. Что касается меня, то ночью я буду чувствовать себя удобнее в лагере и с хорошо разожженным костром.

– Кроме того, нет полной уверенности, что динозавры не движутся ночью, – сказала Райла, – по той причине, что мы не уверены даже в том, что с заходом солнца температура заметно снизится. С другой стороны, есть некоторые свидетельства, что динозавры, может быть, и не были холоднокровны. Среди некоторых палеонтологов бытует убеждение, что они на самом деле были теплокровны.

Она, конечно, была права – кое-какие доказательства теплокровности были. Я был знаком с некоторыми из этих доказательств, но они меня не убедили. Однако говорить этого я не стал. Видимо, Райла соглашалась с такой точкой зрения, а здесь было не место для академических дискуссий.

Откуда-то с севера донесся рев. Мы стояли и прислушивались. Рев не приближался ни чуточки, но и не удалялся, а все длился и длился. Все вокруг замолкло, и в перерывах между этими вскриками ничего не было слышно. Прежде мы не отдавали себе отчета, что слышим некоторый фоновый шум, но теперь заметили отсутствие других звуков – хрюканья, птичьих криков, различных писков.

– Интересно, как там наш приятель на гребне? – спросил Бен.

– Может быть, это и не он, – сказала Райла.

– Я и не знал, что динозавры издавали звуки.

– Никто этого не знал. Большинство почему-то считали их молчаливыми созданиями. Теперь-то мы знаем, что это не так.

– Если забраться на верхушку холма, – заметил Бен, – можно увидеть, кто там ревет.

Мы поднялись на холм, но ничего не увидели. Когда мы добрались до вершины, рев прекратился. Бинокль тоже ничем не помог; никого достаточно крупного, чтобы производить весь этот шум, там не было.

Мы не нашли ревевшего, но потревожили огромное количество других животных. От нас улепетывали птицезавровые динозавры. Хрюкающая семейка мелких рогатых монстров, двух футов в холке, вперевалочку уходила с клочка земли, изрытого их рогами, где они искали корни и клубни. Змеи выскальзывали у нас из-под ног. Мы потревожили пару гротескных неуклюжих птиц величиной с куропатку или немного крупнее, и они протестующе замахали крыльями. При этом они были очень смешны. Их очертания выглядели карикатурно, а летали они не очень хорошо. Неподалеку мы увидели несколько стоящих игуанодонов, высотой около шести футов. Я помнил, что они были гораздо крупнее, более того, согласно ископаемой летописи, их еще не должно было быть вообще. Они были вялыми, выглядели злобно, а когда разевали пасть, то показывали прекрасные ряды зубов. Можно было и не спрашивать, чем они питаются. Эти зубы никогда не имели дела с растениями. К ним мы подобрались поближе. Бен и я держали ружья наготове. Мне пришлось зарядить ружье. Но они ни на кого не обращали внимания. Они сонно взирали на нас, сначала с подозрением, потом повернулись и, грузно ступая, ушли.

После обеда камера Райлы почти не замолкала. Она извела массу пленки, останавливаясь только для перезарядки. Однако крупнее игуанодонов она ничего не нашла.

Когда мы повернули к лагерю, Бен показал на небо:

– Взгляните-ка туда!

Он указал на далекую стаю птиц. Их было не меньше сотни, но издалека они выглядели как комары. Я поглядел в бинокль и, хотя они были слишком далеко, ошибиться было невозможно.

– Птерозавры, – сказал я. – Где-то там должна быть вода, и много.

Когда мы вернулись в лагерь, до захода солнца оставалось около часа. На полпути мы наткнулись на небольшую группу птицезавровых ящеров. Они заволновались при виде нас и начали поворачивать в сторону. Бен кинул мне свое слоновое ружье:

– Подержи-ка минуточку.

Он вскинул на плечо ремень своей шестизарядной тридцатки и, так как эти страусы были уже далеко, драпая изо всех сил и раскачиваясь на ходу, повел им вслед стволом. Его ружье скучно, зло кашлянуло, и один из убегающих динозавров полетел вверх тормашками. Он упал на спину, и его тонкие ноги, подергиваясь, торчали в воздухе.

– Ужин, – усмехнулся Бен. Он зашвырнул ремень малой винтовки за плечо и потянулся за ружьем.

– Будешь его снимать? – спросил он Райлу.

– Уже, – угрюмо ответила она, – первый убитый динозавр. Он уже на пленке.

Бен широко ухмыльнулся.

– Что ты понимаешь в этом?

Мы подошли к убитому. Бен оперся возле него на большое ружье и достал нож из чехла на поясе.

– Хватайся за ногу, – сказал он мне, – и тяни.

Все еще держа ружье в руке, я другой рукой потянул за ногу. Нож Бена делал быстрые умелые надрезы, срезая ляжку.

– Вот и все, – сказал он, взялся за ногу и резко повернул. Нога оторвалась, но некоторые мускулы еще держали ее. Он дважды с плеча рубанул, и от тела отделилась четверть.

– Я понесу, – предложил он. – У тебя оружие.

Он хмыкнул:

– Можно взять и другую ногу, но хватит и этой. Не стоит запасать мясо впрок, оно только испортится.

– Откуда ты знаешь, что его можно есть?

– Вряд ли мы отравимся. Если мясо нам не понравится, мы его выбросим и зажарим бекон.

– Его не придется выбрасывать, – сказала Райла.

– Ты-то откуда знаешь?

– Мы едим цыплят, не так ли?

– Я, должно быть, глуп, – сказал Бен, – но что общего у цыплят вот с этим?

– Цыплята близки к динозаврам. Ближе, чем к кому-либо другому в наше время. Прямые потомки, если можно так сказать.

«Ну да, как же!», – подумал я, но промолчал. Она не так уж и заблуждалась. Я ничего не сказал при разговоре о теплокровности и ради спокойствия об этом тоже могу помалкивать.