Питер Брейн и его друзья - Хилдик Эдмунд Уоллес - Страница 2

— Ну что же, мистер Шерлок Брейн, вы блестяще объяснили это загадочное происшествие. Придётся мне из доктора Да Сильвы стать доктором Уотсоном!

Он рассмеялся. «Ну почему он всегда так громко смеётся собственным шуткам?» — с досадой подумал.

Питер, который считал эту черту единственным недостатком доктора. А тот, откинув темноволосую голову, заливался смехом — казалось, что где-то рядом журчит и плещется фонтан. Кот Уильямсон спрыгнул с кровати и прошествовал к двери. Как большинство кошек, он не выносил смеха. «Наверное, кошки думают, что люди смеются над ними», — решил Литер, испугавшись, как бы доктор не обиделся на Уильямсона за такое невежливое поведение.

— Если я не выздоровею, — сказал он вслух, — то я знаю, кем стану. Спортивным комментатором и специализируюсь на матчах в туманные дни, когда можно разглядеть только ближний конец поля. А возить туда меня будут на хирургической каталке.

Фонтан смеха сразу перестал бить. Доктор замигал и энергично замотал головой.

— Об этом можешь не думать, — сказал он. — Ты непременно поправишься.

— Но для этого нужно много времени и терпения, — повторил Питер слова, которые ему часто приходилось слышать, и приуныл.

— Да, конечно, на это потребуется время. Ведь ничего…

— Несколько месяцев.

— Ну… да… Не меньше…

— А может, несколько лет?

— Не выдумывай! Об этом и речи быть не может!

— Ну так год?

— На такие вопросы я не отвечаю. Я тебе уже много раз объяснял…

— От года до двух лет?

— Я не отвечаю… Кис-кис!

Доктор нагнулся и погладил Уильямсона. Кот сердито дёрнул хвостом, словно говоря: «Уж меня-то, пожалуйста, не вмешивайте в ваши дела!»

— А в школу я когда-нибудь вернусь? Скажите хоть это!

Доктор облегчённо вздохнул — наконец-то он получил возможность сказать что-то утешительное.

— Ну конечно! Тебе же только двенадцать лет. И в школу ты вернёшься задолго до… Впрочем, нет! Я не должен отвечать на такие вопросы, а ты не должен их задавать.

— Но ведь мне уже почти тринадцать! — возразил Питер. — И…

Тут раздалось позвякивание посуды, и дверь отворилась. Уильямсон молниеносно шмыгнул вон из комнаты мимо миссис Брейн, которая вошла с подносом в руках.

— Я принесла чашку и для вас, доктор, — сказала она. — На случай, если вы захотите выпить чаю. Налить вам?

Доктор Да Сильва вздрогнул и широко открыл глаза. Настал его черёд испугаться. Он был родом с Цейлона, из страны чая, и при одной мысли о том, во что англичане умудряются превратить этот благородный напиток, ему делалось нехорошо.

— Большое спасибо, но, к сожалению, я тороплюсь, — поспешно сказал он. — Как-нибудь в другой раз.

И доктор Да Сильва исчез за дверью.

— Деревья мне не мешают! — крикнул ему вслед Питер отчаянным голосом.

— Ладно, ладно! — донёсся из коридора ответ. — Я зайду на той неделе.

Миссис Брейн налила чаю Питеру и себе.

— Времени-то уже сколько! — сказала она. — Пей скорее, они явятся с минуты на минуту.

При слове «они» насупленное лицо Питера сразу прояснилось.

— Вот и хорошо! — воскликнул он.

— Хорошо? — переспросила мать, сердито фыркнув в чашку, которую она поднесла к губам. — И что же тут хорошего? Что хорошего во всяких глупостях? Одни хлопоты, а он говорит — «хорошо!».

2. ДВУНОГАЯ МУСОРНАЯ СВАЛКА

Из парка донёсся длинный пронзительный свисток, возвестивший конец матча. Кто-то крикнул:

— Трижды поприветствуем победителей! Юп-юп…

— Яай! — вразнобой подхватили побеждённые жёлтые.

— Юп-юп…

— Яай!..

Не докричав, алые и жёлтые игроки побежали к павильону — длинному, низкому, недавно построенному зданию, которое от Питера скрывали кусты. Он понимал, что каждый думает больше о том, как бы первым захватить душевую кабинку, потому-то у них и не хватило терпения приветствовать победителей трижды, как принято.

Питер поглядел на часы. Уже без десяти четыре! Весенние каникулы начались!

— Целых три недели! — проворчала миссис Брейн, сердито рассматривая чаинки на дне своей чашки. Казалось, ей чудятся там всяческие шалости и проказы: разбитые окна, порванные штаны, следы грязных подошв на ковре.

Питер тоже нахмурился, но но другой причине.

— Не бойся, мама, — сказал он. — Во время этих каникул ребята тебе надоедать не будут.

— Гм! — произнесла миссис Брейн примерно с таким же жаром, с каким жёлтые футболисты приветствовали своих алых победителей. — С чего ты это взял?

— А игры? «- сказал Питер, — Ведь на этих каникулах в парке будут устроены всякие игры и состязания, О них писали в городской газете. Ты же сама мне прочла.

— Ах, ты об этом! — с сомнением ответила миссис Брейн.

— Будет устроен конкурс талантов, — продолжал Дитер. — И конкурс маскарадных костюмов для девочек младшего возраста. И ещё соревнования на батуте. И выставка четвероногих друзей. И кукольный театр. И состязание любителей мороженого. И поиски клада; победитель тут получит самый лучший первый приз — любой образчик продукции «Юго-Восточной электронной компании» по его выбору. Я бы взял транзистор!

Питер всё больше увлекался, но голос его становился всё грустнее.

Миссис Брейн, собиравшая чашки и блюдца, внимательно посмотрела на сына, а потом улыбнулась:

— Не беспокойся! Все эти игры им скоро надоедят, И на улицах опять будет полно мальчишек. А уж в эту комнату они набьются, как сельди в бочку.

Она встала и наклонила голову набок, прислушиваясь, В парке уже собралась ватага ребятишек. Они боролись на траве, кувыркались, разгуливали спиной вперёд, прыгали на одной ножке и через верёвочку, ходили колесом, карабкались на деревья, подтягивались на ветках, стреляли из воображаемых автоматов и чинно катили по дорожкам воображаемые детские колясочки.

Миссис Брейн спрятала улыбку.

— Но, пожалуйста, запомни одно! — сказала она строго, беря поднос. — Если Энди Макбет опять притащит сюда эту старую лохань, вам всем не поздоровится.

Питер отвернулся к окну, сдерживая смех.

— Он ведь только хотел развлечь меня, мама. Он только устроил показательный морской бой между игрушечными кораблями.

— Может быть, может быть, — ответила миссис Брейн. — Но мне от этого не легче. И зачем Морису Джонсу понадобилось притаскивать фен из их парикмахерской? И разбрызгивать воду по всей комнате? Вон как обои испорчены!

— Мама, это он для правдоподобия. Ураган на море.

— Ураган на море, скажите пожалуйста! А почему это ваше море текло? Потолок в столовой весь в мокрых разводах. Уж не знаю, когда они высохнут, и… Это ещё что?

Снизу донёсся стук. Стучали во входную дверь. Сначала раздались мерные глухие удары, словно в филёнку били коленом. Потом послышался жестяной грохот, как будто рассыпались консервные банки, сердитый вопль: «Осторожней ты, олух!» — и тихие невнятные возражения. Затем они различили дробное позвякивание, точно в жестяную банку ссыпали мелкие камешки, и тяжёлое пыхтенье.

Миссис Брейн поджала губы и досадливо кивнула.

— Это они! — объявила она. — Твой Энди Макбет и твой Морис Джонс. Прямо в воздухе чувствуется. Сразу как-то душно стало… Да хватит вам!.. — добавила она, когда стук в дверь возобновился. — Входите же! Дверь не заперта! — крикнула она, выйдя на лестничную площадку.

— Не могу-у-у! — донёсся снизу приглушённый голос, — Морис, ну что ты стоишь столбом?

Внезапно входная дверь скрипнула и распахнулась под новый стук и треск.

— Осторожнее! — воскликнула миссис Брейн. — Смотрите под но… Батюшки, это ещё что такое?

Питер, которому в дверную щель было видно лицо матери, не мог понять, почему вдруг она вытаращила глаза и открыла рот.

Но тут на площадке появилась невообразимая фигура, которая, пошатываясь, прошествовала мимо миссис Брейн, и глаза Питера тоже вылезли на лоб.

То, что, грохоча и позванивая, вошло в его спальню, трудно было назвать человеком. Нет, это была куча хлама без малого в два метра высотой, скреплённая невидимыми верёвками. Питер чуть было не решил, что перед ним робот, которого соорудил сумасшедший учёный из материалов, добытых на свалке. Голову фигуре заменяла большая облупившаяся жестянка из-под леденцов. Голова эта опиралась на жестяную же квадратную коробку, из-за которой выглядывал единственный растерянный глаз в роговой оправе. Тело фигуры состояло из множества больших, насквозь пропылённых картонных коробок. Из верхней коробки то и дело выпадали маленькие карточки с чёрными печатными буквами. Очевидно, по замыслу профессора, его робот таким способом должен был разговаривать — печатать нужные слова на этих карточках. Однако механизм как будто разладился, потому что все слова были какие-то бессмысленные. Питер свесился с кровати и прочёл: «ПО НА КА СЕ».