Скажите Жофике - Сабо Магда - Страница 45

И Жофи тоже хороша! Почему она все покорно сносила, почему стояла, разинув рот, почему не бросилась вон, не убежала, когда ее били? Еще вдобавок, когда ее больно ударили, стала звать отца. Нет, о Габоре лучше не думать; что бы сказал он, если бы вдруг вернулся? "Папочка мой!" Жофи глядела на дверь так, словно он должен был войти и выручить свою дочь из беды.

Балажи очень обрадовались Юдит. Жена Балажа, Мати, как раз готовила ужин. Теперь она отрезала еще одну отбивную и бросила на сковородку. Как славно ужинать вместе! О, сегодня они ее не скоро отпустят! Столько недель не видеться! Юдит ела без аппетита и молча слушала хозяев. Мати немного пересолила мясо. К Като уже не придется посылать эту несчастную.

Жофи ничего не ела. Она знала, что в доме есть яйца, хлеб, молоко, но кушать не хотелось. Тишина. От этой тишины квартира впервые показалась очень большой! Жофи стала бродить по комнате. Потом достала из-под своей кровати портфель дяди Калмана, но тут же толкнула его назад. Нет, она не посмеет открыть его, она не хочет смотреть, что там есть. Страшно.

А кто же отнесет портфель? Только не она, ей туда больше нельзя. Сейчас восемь часов. Вики и Дора выехали в пять. Она забыла спросить у Доры, на чем они поедут до границы. Если на легковой машине, то они уже на границе. Жофи знает те края. Как-то она проводила лето в Шопроне, там граница проходит очень близко. Они ехали тогда на машине дяди Балажа – в то время у него еще не было жены – и добрались даже не за четыре, а за три с половиной часа! Они перейдут границу сегодня ночью или будут ждать до утра?

Дора уже никогда не узнает, что было после ее отъезда. Зато Марианне она раскажет обо всем, когда та вернется. А может быть, и не расскажет. Наверное, Марианне будет больно услышать, что дядя Калман хотел уехать, не простившись с ней.

Полдевятого. Бедная мама, какая она была грустная! Вероятно, потому, что избила ее. Сегодня Жофи все бьют, одной рукой она даже шевелить не может. Но дядя Пишта сильней, чем мама. Бедная мама, ну какую радость видит она от Жофи? Одни огорчения. А если Жофи и делает что-нибудь хорошее, об этом рассказывать нельзя. Это тайна. Теперь-то жизнь у Жофики будет совсем скучная: Марианне не разрешат с ней играть, дяде Калману будет противно смотреть на нее, Доры вовсе нету. Дядя Пишта выздоровеет, и ей, Жофике, уже не для чего жить на свете. Не зажигая света, Жофи лежала на ковре. На улице вспыхнули фонари. Город за окном постепенно успокаивался и затихал. Если бы она не была такой бестолковой, то после школы смогла бы поступить на медицинский факультет. Хорошо, когда ты кому-нибудь нужна. А врачей всегда ищут, всегда зовут. Только она не нужна никому. Дядя Пишта вот выздоровеет и тоже перестанет ее замечать. И Куль-шапка, оказывается, обманывает, как и дядя Калман.

Одно она сделала умно, что оставила золотую монету на столе. Вначале она думала взять ее с собой, чтобы возвратить вместе с портфелем, но побоялась, что случайно потеряет, – монета ведь очень ценная! – и решила положить в пепельницу: это хорошее место – там сразу увидят. Бедная мама! Что она будет делать в классе, если ученики станут шуметь? Бить их нельзя, как бы они ни шалили. Да она и сама писала, что детей бить не полагается. Во втором классе отец Ацел даже подал на одну учительницу жалобу из-за того, что она ударила по лицу его дочку, – Ацел плевалась на уроке. Как будет ужасно, если когда-нибудь и на маму подадут такую жалобу!

Жофика постелила себе и маме. Сейчас она помоется и ляжет спать. Даже читать сегодня не станет, сразу погасит свет. Лежать в темноте хорошо. В темноте совсем не страшно. Папа объяснил, что темнота зависит от вращения Земли, поэтому ее нечего бояться.

Жофика легла и повернулась на живот. Нет, плохо. Она никак не могла устроиться. Лицо у нее опухло, рука ныла. Она попробовала лечь на спину, тоже неудобно. Легче всего было лежать, опираясь на правую руку, но тогда приходилось подтыкать под затылок подушку. Свежий вечерний ветер, отгибая край легкой занавески, заползал в комнату. Бедная мама! Бедная, родная, дорогая мама! Как ужасно, что Жофика ничем не может быть ей полезной! Интересно, дядя Калман сразу пошел домой, когда его выпустили из камеры, или нет? Наверное, он сначала сбегал к Вики? Но Вики была уже далеко. В столовой раздался бой часов. Жофике нисколько не хотелось спать. Когда пробило девять, у парадной двери позвонили. Звонок был короткий и слабый. Жофика подумала, что ей просто послышалось. Она села на кровати. Может быть, почта? Но кто станет посылать им с мамой срочную телеграмму? Звонок повторился. Жофи поспешно влезла в халатик и вышла. Может, мама так была расстроена, что не взяла ключа? Но нет, у нее был ключ. Жофика слышала, как она запирала наружную дверь. Мама, бедная мама! Что сделать, чтобы она простила ее? Мама не терпит, когда ей говорят: "Прости, я больше не буду!" В одной из своих книг она даже написала, почему считает это выражение ошибочным. Нужно, говорит мама, чтобы ребенок осознал свою вину, понял, что поступил неправильно, и этого уже достаточно. Нет, Жофика не знает, что делать. Как ей осознать, что она поступила неправильно? Ведь она вынуждена была запереть дядю Калмана. Вот у папы разрешалось просить прощенья. Как было хорошо, когда он просто говорил: "Я уже не сержусь!" – и, дернув ее за косу, целовал в кончик носа.

Снова звонок. Чужим открывать дверь нельзя, в особенности вечером. Можно лишь посмотреть в окошко, кто там. Она выглянула, но за дверями никого не оказалось. Лестничная площадка была пуста.

Значит, она все-таки ошиблась. Жофика снова затворила окно, но тут же опять раздалось: дзинь… И опять никого. Наверное, кто-то ее разыгрывает или просто хочет, чтоб она выглянула из квартиры. Нужно наконец открыть дверь и узнать, кто это шалит на лестнице. Путаясь в полах длинного халата, Жофи вышла на площадку. И здесь никого. Жофи стало чуточку не по себе, хотя папа предупреждал, что каждое явление естественно и объяснимо. Слева виднелась лестничная клетка и дверь Кираев, на которой не было таблички. Справа – вход на галерею. Створки двери чуть-чуть дрожали, как будто их только что открывали. Значит, тот, кто сейчас звонил, находится за этими дверями и почему-то не желает показываться. Посмотреть, кто это?

Заходить в учреждение, обращаться к постороннему человеку или просить взвесить что-нибудь в продуктовом магазине – страшно. Но посмотреть, кто прячется за дверями, – это совсем другое дело. К тому же во всех квартирах, выходящих на галерею, живут люди, а тетя Нанаши в такое время всегда отдыхает у своей двери на низенькой скамеечке. Вечерами она выходит подышать свежим воздухом, Жофика часто видит ее из окна кухни. Она открыла дверь и тут же отступила назад: тети Нанаши на галерее не оказалось, видно, она недавно вернулась в дом, так как ее скамеечка еще была на месте. Зато в тускло освещенном коридоре стояла Дора с рюкзаком за плечами.

Значит, все труды и старания напрасны! Значит, напрасно она терпела побои, напрасно заперла дядю Калмана. Вики не уехала. Все начинается снова.

Конечно, Дора не отважилась позвонить как следует: ведь дверь могла открыть мама. Теперь-то, в сущности, им уже можно видеться, но мама правды не знает – значит, еще нельзя.

Дора села на скамеечку тети Нанаши, а рюкзак опустила к ногам. Она была вся в пыли, колени и юбка лоснились от масла.

– Я вернулась, – сказала она, потрогав ободранную руку.

Жофика сжала на груди бант халата.

– Около Тахи я сползла с машины. Дорога была совсем свободная. Мы одни ехали. Вики спала – она уснула сразу же, как только мы выехали из Пешта, а дядя Шереш сидел за баранкой. В машине везли картошку. Знаешь, как на картошке сидеть? Потом я встретила туристов, с ними дошла до Сентэндре.

– Почему ты вернулась? – прошептала Жофика.

Дора посмотрела на нее, потом уставилась в стену. Стена была совсем белая. Дом только что отремонтировали.

Вики уехала одна. Дора тут! Дора с ней! Теперь Жофика уже не будет такой одинокой.