Время «мечей» - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 46

– Все равно! – непримиримо отрезал староста. – Раз вы их на работу взяли, а нас оставили лапу сосать, значит, с ними и роднитесь! А у нас здесь свой порядок! Вы там стреляете, взрываете, медьваков злите, а нам за вас расхлебывать?

– Да никого мы не злим…

Порфирий зло сверкнул глазами и повернулся к мужичку с ружьем:

– Скажи ему, Береза!

– Чего говорить! – тот пожал плечами. – Пошел силки на бобров ставить, а медьваки хатки разрушили, кругом следов полно…

– Раньше они такого не делали, – удивился Омон. – Неужели так оголодали?

– Это они специально сделали, чтобы мы не охотились, – сказал Береза, глядя в глаза Ивану Степановичу. – Видно, сильно их гости незваные разозлили!

– Только гости уедут, а нам здесь жить, – ядовито проговорил Порфирий. – А кто знает, что они еще придумают!

– Я к вам не в гости пришел, – насупился Иван Степанович. В нем проснулся начальник, успокаивающий недовольный народ.

– Я пришел за государственным имуществом, которое вы ук… незаконно присвоили со стройки!

Маленькие белесые глазки Порфирия заморгали белесыми же ресницами. Он открыл рот, но сказать ничего не мог.

– А… А… – Но наконец нашелся: – А ты… вы кто такой?

– Я Мончегоров Иван Степанович, главный инженер стройки!

Лица собравшихся вокруг оживились.

– Вспомнила, вы мне трактор давали бревна перевезти! – воскликнула та женщина, которая поздоровалась.

– Ну, и что ты радуешься? – одернула ее вторая. – Они тут атомные бомбы взрывали, отравили все вокруг… Деревня помирает, молодые с нами жить не хотят… И что тебе с тех бревен?

– Ладно, Пелагея, охолони, – поднял руку Порфирий. Он был человеком старой закалки и не привык ссориться с начальниками. – Раз человек государственный, пусть забирает, что ему надо, да уезжает с богом!

Получив разрешение, Омон провел его в большой сарай, забитый всякой всячиной: мотками проводов разного сечения, шлангами, инструментами, электродвигателями, колесами грузовиков. Все было покрыто ржавчиной и паутиной.

– Зачем вам столько ненужного добра? – не удержался от вопроса Мончегоров.

– Все равно пропадало… А вдруг сгодится…

Мончегоров нашел насос и несколько мотков толстых, с руку, брезентовых рукавов, мужики помогли взгромоздить все на телегу. Потом починили кран в бочке и залили в нее несколько ведер воды из колодца. Иван Степанович думал, что они перекусят, – из лагеря-то уехали без завтрака, но обедать никто не пригласил, и они поехали обратно на голодный желудок. Вначале Мончегоров думал, что это проявление неприязненного отношения, но, увидев хибарку, в которой жил Омон, подумал, что вряд ли у него дома была еда. Да и остальные занадворовцы не производили впечатления зажиточных людей. Так что на лишний рот они просто не рассчитывали.

Когда они добрались до объекта, бетонное основание было полностью разрушено, шахта-труба торчала из земли, как свеча от съеденного торта. Ее окружала канава шириной около метра и примерно такой же глубины. В ней работали раздетые по пояс Тайга, Муха, Карнаух и Артист. Двое долбили ломами каменистый грунт, а двое копали и выбрасывали землю наружу. Тела «шайки» были расписаны густой татуировкой, по контрасту Николай казался неприлично белым. Несмотря на то что было уже прохладно, голые торсы блестели от пота.

Увидев подводу, все бросили инструменты и, утирая рубахами пот, потянулись к бочке и принялись жадно пить, воду. Было видно, что они сильно устали. Тем временем Карим спрыгнул с вездехода и, нагнувшись к самому дну раскопа, постучал молотком по трубе. Раздался глухой звук.

– В чем дело, Иван Степанович? – недовольно спросил Карим. – Вы же говорили, что бетон должен здесь закончиться!

– Где-то здесь! – поправил Мончегоров. – Может быть, через полметра. Может, через метр…

– Тогда спускайтесь сюда и откопайте этот метр! – приказал Карим. И крикнул выглядывающим из БРДМ Володе и Рустаму:

– И вы копайте, пока эти дохляки отдыхают! У нас мало времени!

Мончегорову показалось, что он ослышался. Но Карим достал пистолет, подул в ствол и спрятал обратно под куртку. Да и его приближенные беспрекословно выполнили приказ. Стало ясно, что начальник экспедиции не шутит.

Иван Степанович взялся за лом и принялся бить в землю. По счастью, каменистый слой уже прошли, и здесь грунт был уже мягче. Володя тоже орудовал ломом, а Рустам – лопатой. Через полчаса Мончегоров выдохся, выбрался из ямы и сел на телегу. Он был готов к конфликту, но Карим не стал возражать.

– Насос работает? – спросил он, осматривая покрытый ржавчиной кожух.

– Не пробовал. Думаю, надо его разобрать, смазать, потом запустить…

– Вот этим и займитесь! Кто нужен, берите в помощь…

– Эй, тут торчит какая-то хреновина! – воскликнул Рустам.

Карим подошел, глянул.

– Обкопайте осторожно!

И повернулся к Мончегорову:

– Гляньте, господин инженер! Что это такое?

В голосе слышалось не почтение, а издевка. Да и какое почтение может быть к человеку, которого под пистолетом заставляют выполнять черновую работу? Но деваться некуда – дело идет к развязке…

Он доковылял до раскопа, спустился в пахнущую сыростью канаву, нагнулся. Из основной трубы выступал фланец, а из него выходили четыре толстых провода в свинцовых рубашках. Их концы были замотаны рубероидом и поверху закручены проволокой.

– Дайте молоток! – он, не оборачиваясь, протянул назад руку. Карим вложил в нее молоток. Удар повыше фланца – звонкий отзыв. Еще выше – опять звонкий. Выше – глухой.

– Вот линия бетона! – показал он.

– А эти провода зачем? – спросил Карим.

– Не знаю. Надо подумать…

– Ну, думай, Склифосовский! – презрительно махнул рукой Карим. – А чтобы руки не простаивали, занимайся насосом!

И переключил внимание на «шайку»:

– Не надоело прохлаждаться? Мои помощники за вас пашут, а бабки вам плачены! Давайте в канаву!

Тайга смерил его тяжелым взглядом, Муха и Карнаух недобро переглянулись, но возражать не стали. Через два часа раскоп углубился на полметра, фланец с проводами полностью обнажился, и Карим остановил работы. Лично простукав молотком трубу, он провел круговую черту мелом.

– Завтра здесь начнем резать! А пока – шабаш…

В лагерь они вернулись, когда начинало смеркаться. Поскольку на хозяйстве никто не оставался, то и обед отсутствовал. Вскипятили чай и наскоро поужинали мясными консервами. У Мончегорова аппетита не было, хотя целый день он ничего не ел. Настроение у него было как у машиниста, который, в отличие от пассажиров, видит, что поезд идет к пропасти. Хотя и «шайка» заметно помрачнела.

Карим это заметил.

– Что, мужики, невеселые? – примирительно спросил он. – На меня обиделись? Так я ведь не со зла… Просто задолбала эта труба, вот и сорвался! А вы, как девочки…

– Да мы не потому, – глядя в сторону, сказал Тайга. – С ведьмаками этими… Если опять придут да засаду устроят…

Карим засмеялся и махнул рукой.

– Я же сказал вам – не вопрос! Пусть только сунутся!

Он и Карим с Володей собрались у вездехода и о чем-то разговаривали, облокотившись на броню, а все остальные зашли в барак и устало повалились на нары.

– Чё-то даже жрать не хочется, только спать, – сказал Карнаух. – Вроде и работаем на свежем воздухе, и балабас[18] не хилый…

Момент был подходящим, и Мончегоров озабоченно спросил:

– Слабость, значит? А в горле першит?

– А чё? – насторожился тот.

Все остальные тоже притихли.

– У меня второй день то же самое…

– И чё?

– Это из-за радиации…

– Ты ж говорил – нормально всё?! – разозлился Тайга.

– Нормально, если долго там не находиться…

Тайга сквозь зубы выругался и повернулся на другой бок, а занадворовцы, чьи нары были рядом, ещё долго перешёптывались.

Ночью все проснулись от гулкого удара в дверь и скрежета когтей по дереву. Доски прогнулись, засов предательски заскрипел. Ясно было, что запоры долго не выдержат. Люди вскочили и сбились в кучу, слушая, как кто-то большой и сильный возится и сопит за ненадежной дощатой дверью.