Время «мечей» - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 45

– А что будет с моим сыном?

– То же, что будет, если вы взорвете себя в Москве. Нет, даже лучше: лет через восемь вы к нему вернетесь!

Слезы хлынули из глаз – Зарема разрыдалась. Аслан проснулся и смотрел на мать сонными круглыми глазами.

– Они не оставят меня в покое, – сквозь слёзы выговорила Зарема.

– Оставят! Я вам обещаю!

Аслан тоже заплакал. Зарема достала бутылочку с водой и стала поить сына. Собеседник терпеливо ждал. Напившись, ребенок успокоился. Только тогда прозвучал следующий вопрос:

– И что вы собираетесь делать?

– Я не знаю. Пусть будет так, как решит Аллах.

– Вы называете Аллахом Руслана Джебраилова? Это же он так решил!

– Я никогда не назову этого шайтана святым именем!

Нижегородцев с удовлетворением отметил, что в глазах молодой женщины мелькнула ненависть.

– Вы хотите, чтобы он горел в аду?

– Что я должна сделать? – маленькая ладонь растирала слёзы по симпатичному лицу.

– Не должна. Ты хочешь это сделать! Ты ведь хочешь отомстить за смерть своих родственников и спастись самой – остаться жить, растить сына, помогать родителям?

– Конечно, хочу!

– Вот тебе твой шанс. – Вампир достал из бокового кармана спичечный коробок, открыл его наполовину и показал Зареме. Там лежали два блестящих маленьких диска – с десятирублевую монету.

– Что это?!

– Неважно. Смотри, вот эту пленку оторвешь – под ней клей, который прилипает к любой поверхности. Прицепишь незаметно эти штучки к одежде Абрикоса и Оловянного. И все, остальное за нами. Тебе больше ничего не придётся делать! Согласна?

– Хорошо, – еле слышно вымолвила Зарема, взяла коробок и крепко зажала в ладони.

– Вот куда можно приклеить эти штучки, – Нижегородцев показал ей листок, на котором были изображены силуэты мужчин. Черные стрелки упирались в разные части их одежды.

– За обшлага брюк, в задний карман, за подкладку! – палец Вампира показывал предпочтительные места – одно за другим. – Абрикос всегда в кепке, ему можно вот сюда…

– Я все сделаю! – окрепшим голосом произнесла Зарема. Страшный самоподрыв перестал маячить впереди. Появлялась возможность жить дальше. И было бы глупо ею не воспользоваться.

Сибирская тайга

Утром Мончегорова разбудили голоса. Кроме него, в просторном помещении никого не было. Солнце уже взошло, и через щель приоткрытой двери вместе с солнечными лучами и свежим воздухом с улицы в барак проникали обрывки разговора. После кошмарного сна голова гудела, вставать не хотелось. Пересилив себя, Иван Степанович поднялся с нар и вышел на крыльцо. Все восемь человек собрались у склада, в котором ночевала лошадь. Двери были открыты.

«Наверное, задрали лошадь ночью, – подумал Мончегоров. – Только как они замок отперли?!»

К его удивлению, лошадь оказалась жива и невредима, хотя и напугана. Она прижимала уши к голове, шарахалась от людей и взбрыкивала. Вокруг было множество огромных следов, но в советское время склады строили капитально, чтобы ни лихой человек, ни умный зверь не могли посягнуть на народное добро. А вот у бочки на телеге, стоявшей у боковой стены, оказался отломлен кран, и вся вода вытекла на землю.

– Это они нарочно! – испуганно произнес Омон. – Хитрые гады! Без воды долго не протянешь!

– Интересно, а откуда сами медьваки пьют?! – спросил Муха. – Если с той лужи, что мы на шулюм воду брали, то… Мож её отравить?

– Они отовсюду пьют, хоть с атомного озера, – неодобрительно покачал головой Николай-Артист. – Так что, ты все перетравишь? Не дело это…

– Ладно, хватит бузу разводить! – вмешался Тайга. – Отравить, отравить… Чем ты их травить думаешь?

– Ерунда это все! – Карим махнул рукой. – Надо будет – Володя возьмет карабин и перестреляет их всех, какими бы умными они ни были!

– Или подорвем на фиг! – кивнул тот.

– Вы лучше вот что скажите, друзья-товарищи, – обратился Карим к занадворовцам. – Вы насос отсюда брали?

– Какой насос? – насторожился Артист.

– Обрисуйте, Иван Степанович! – попросил Карим.

Мончегоров нехотя описал, как выглядит насос.

– Так он стоит в сарае, – кивнул Артист. – Что с ним делать?

– А брали зачем?

– Так, на всякий случай!

«Дай возможность – все разворуют, даже то, что не нужно, – с досадой подумал Мончегоров. – И почему наш народ так устроен?»

– В общем, надо в Занадворовку ехать, – задумчиво сказал Омон. – Кран починим да воды наберем… На полную бочку долго цедить, воды-то там небогато… Но на первое время привезем… Айда, Николай!

– Николай с нами поедет, для него работа есть, – поправил Карим. – А с тобой, вот, Иван Степанович отправится. Он этот насос и заберет!

– Да, пожалуйста, мы со всем удовольствием отдадим! – кивнул Михаил. Он сноровисто запряг лошадь, положил рядом с собой ружье, Иван Степанович сел сзади, облокотившись на бочку, и они выехали из лагеря. Через несколько минут расчищенный участок тайги закончился и узенький проселок нырнул в заросли. Ветки кустарника и деревьев иногда сходились так близко, что задевали Мончегорова по лицу. Михаил все время осматривался по сторонам.

– Незаметно не выскочит, Зорька издаля почует, – бормотал он. – Да и не станут они днем…

Иван Степанович понял, что возница успокаивает сам себя.

– Слушай, Михаил, а участковый часто к вам приезжает?

– Семен-то? Раз в месяц, с почтальоншей, что пенсию привозит. Хотя иногда с ней муж едет.

Часа полтора ехали в молчании. Наконец, топча копытами грязь, лошадь вывезла телегу на единственную улицу Занадворовки. Деревенька стояла на невысоком, но длинном холме и имела удручающий вид. Потемневшие от времени срубы, провалившиеся крыши, развалившиеся заборы… В большинстве домов явно никто не жил. Все это походило на скит старообрядцев, только столбы электролинии, проведенной с началом проекта «Тайга», да несколько телевизионных антенн показывали, что жители не отрицают благ цивилизации.

Сами жители не заставили себя долго ждать: впереди несколько немолодых мужиков и баб вышли на улицу, как будто их кто-то предупредил о приезде нового человека. Сбоку на дорогу вышла женщина в резиновых сапогах, неся за спиной на палке большой тюк связанного верёвкой сена.

– Здравствуй, Трофимовна! – крикнул ей Михаил.

Женщина в ответ молча кивнула и посторонилась, пропуская телегу.

– Коз она держит, – пояснил Михаил. – Калинёнок годов пять как с охотниками ушёл, так она одна теперь.

– Кто? – не понял Мончегоров.

– Это у нас такие имена, как фамилии. Сын Калины – Калинёнок, сын Калинёнка – Калинёночек…

– Куда же он ушёл? Пропал, что ли?

– Сбёг! В город, с приезжими охотниками…

Они подъехали к стоящим в ожидании людям, Мончегоров поздоровался.

Две женщины сухо ответили, остальные настороженно молчали. Радости от встречи они не выказывали – скорее, холодность, чтобы не сказать – враждебность. Бросалось в глаза, что среди них нет толстых или упитанных. Но на рекламные буклеты суперсовременных диет они не годились: слишком измученный, изможденный вид имели эти люди, будто природа высосала из них жизненные соки. Все были в простецкой рабочей одежде: желтые или зеленые куртки, ватники, длинные юбки или широкие штаны, почти на всех – резиновые или кирзовые сапоги. Женщины в платках, мужчины небритые, в кепках, у двоих за плечами ружья. Высокий сухой мужик неопределенного возраста был в зимней шапке с несвязанными, загибающимися в стороны ушами.

– Зачем пожаловал, мил-человек? – поинтересовался он, не выпуская из желтых зубов толстую вонючую самокрутку из газеты.

– Это Порфирий Матвеевич, наш староста, – тихо пояснил Омон. Он и так не отличался особой бойкостью и смелостью, а сейчас и вовсе оробел.

– Че шепчешь, Мишка? – строго спросил Порфирий. – Ты пошто без разрешения чужого сюда привел? Или думаешь, раз они тебе агроменные деньжищи плотют, так они уже и нам родня?

– Извините, товарищи, какие деньжищи? – удивился Иван Степанович. – Михаил и Николай за патроны работают, за еду, а денег еще и не видели…