Под знаменем быка - Sabatini Rafael - Страница 23

Мадонна Фульвия медленно прошлась вдоль камина в глубоком раздумье, не отрывая глаз от пола. Марио терпеливо ждал.

— Марио, — наконец заговорила она, — я хочу, чтобы ты и Коломба этой ночью поработали на меня.

— Мы в полном вашем распоряжении, мадонна, — поклонился кастелян.

Когда же она рассказала, что от них потребуется, на его изрытом оспинами лице отразился ужас. Но мадонна Фульвия с жаром принялась уговаривать его, припоминать все невзгоды, свалившиеся на род Орсини, перечислять всех тех, кто пал жертвой честолюбия Борджа, и в итоге добилась своего.

— Да будет исполнено ваше желание, мадонна, — голос Марио дрожал. — Вы уже написали письмо?

— Зайди ко мне через полчаса, оно будет готово.

В молчании кастелян удалился, а она вновь взялась за перо. Но писать сразу не смогла,

так дрожала ее рука от напряжения, вызванного разговором с Марио. Вскоре, однако, она совладала с нервами, и далее тишину зала нарушало лишь потрескивание горящих поленьев в камине да скрип пера.

Марио вернулся, прежде чем она поставила точку, и ждал, пока она не отложит перо и не протянет ему письмо.

— Ты все понял? — спросила монна Фульвия.

— Понял, мадонна. Видит Бог, вы не требуете от меня ничего невозможного, — но в глазах у него стояла печаль, ибо ранее он не подозревал, что в такой ангельской головке могут зреть дьявольские замыслы.

— И проследи, чтобы Коломба сделала все, что нужно. Ошибки быть не должно.

— Коломба не подведет. Футляр у меня есть, я сам положу в него письмо. Найти шип — тоже не проблема.

— К рассвету все должно быть готово. Принеси футляр в мою спальню. Я уже встану.

Марио охватила тревога.

— Но не вы же повезете его? — в испуге воскликнул он.

— А кто же? Разве я могу просить об этом кого-то еще?

— О Господи! — вскричал Марио. — А мой господин знает об этом?

— Кое-что. Более чем достаточно. И хватит разговоров, Марио. Принимайся за дело.

— Но, мадонна, это рискованно! Умоляю вас, подумайте, чем это вам грозит!

— Я уж обо всем подумала. Я — Орсини. Одних моих родственников задушили в Ассизи, других бросили в подземелье в Риме. Теперь этому ненасытному чудовищу потребовалась жизнь Маттео. Я поеду туда, чтобы спасти оставшихся в живых и отомстить за погибших. И уверена в успехе.

— Но, мадонна… — кастелян не договорил, на его глазах выступили слезы.

— Довольно, Марио, если ты любишь меня. Делай, что тебе велено. Меня ты не переубедишь.

И решимость ее тона положила конец возражениям Марио. Она была госпожой, он — слугой, почти что рабом, а потому от него ждали беспрекословного повиновения. Так что с тяжелым сердцем кастелян отправился выполнять распоряжение монны Фульвии, а та попыталась заснуть, чтобы набраться сил перед завтрашним днем.

Утром, бледная, но спокойная, она вышла к столу, чтобы позавтракать со своим женихом.

Старый граф остался в своих покоях. Стоика из него не вышло. Он не смог заставить себя вновь сесть за один стол с таким ничтожеством, как Панталеоне. Не желал он становиться и свидетелем того унижения, на которое согласилась пойти его дочь. Ибо, сколь важной ни казалась цель, его, пусть и Орсини, но еще и философа, ужасали средства, выбранные для ее достижения. И своей полной пассивностью Альмерико показывал, что не приемлет их. Справедливости ради надо отметить, что едва ли он проявил подобное безразличие, если б знал о всех подробностях плана Фульвии. Но она поделилась с ним лишь очень немногим.

Панталеоне, с одной стороны, не мог скрыть восторга от столь внезапно привалившего к нему счастья, а с другой, все-таки продолжал опасаться, а нет ли тут какого подвоха. И двойственность его положения, несомненно, чувствовалась, когда утром он предстал перед мадонной Фульвией. От присущей ему самоуверенности осталась разве что самая малость.

Размашистым шагом направился он к ней, да только не казался он хозяином положения, как бывает в тех случаях, когда мужчина подходит к женщине, согласившейся стать его женой. Смиренно склонился над ее рукой, прижал к губам. От поцелуя монна Фульвия не испытала ничего, кроме отвращения.

Они сели за стол, прислуживал им в то утро один Марио, лицо которого обратилось в каменную маску. Не было даже Рафаэля, шутки которого пришлись бы весьма кстати.

Панталеоне спросил о нем мадонну Фульвию, чтобы хоть как-то разогнать гнетущую тишину. И получил ответ, что мальчику нездоровится, а потому ему было дозволено остаться в постели. Правда же заключалась в том, что Рафаэль вернулся полчаса тому назад из поездки в Читта делла Пьеве, где и вручил адресату письмо мадонны.

Поднявшись из-за стола, они сразу же тронулись в путь. Сопровождали их десять солдат Панталеоне и Марио, на чем настояла монна Фульвия. Панталеоне не любил молчаливого кастеляна, не доверял ему, а потому с радостью оставил бы его в замке. Однако пришел к выводу, что нет нужды обострять отношения с мадонной, во всяком случае до того момента, как священник объявит их мужем и женой.

Скакали они быстро, в холодных лучах январского солнца, и по мере приближения к Читта делла Пьеве настроение Панталеоне улучшалось, последние страхи улетучивались. Разве не согласилась она стать его женой? Разве не едут они под охраной его солдат? Так что и дукаты, и все остальное будут принадлежать ему. И сомневаться в этом — все равно что не верить в завтрашний восход солнца. Возросшая уверенность привела к тому, что Панталеоне начал расточать комплименты своей невесте, но встретил столь холодную реакцию, что даже обиделся и прямо заявил монне Фульвии, что не след так обращаться с будущим мужем. На это она напомнила Панталеоне, что ни о каких чувствах не может быть и речи, а их бракосочетание — не более чем деловая сделка.

Слова эти охладили его пыл, он надулся и какое-то время ехал, глядя прямо перед собой, с сошедшимися у переносицы бровями. Однако перспектива скорого богатства не позволила ему загрустить надолго и всерьез. Не беда, что сейчас она — ледышка. Он знает, как зажечь женщину. Благо, по этой части ему есть чем похвалиться. А если она и устоит перед его пылом, тоже невелика потеря. На ее дукаты он найдет и утешение, и нежность.

Они поднялись на покатый холм и с его вершины увидели красные крыши Читта делла Пьеве, от которого их отделяли всего лишь две лиги. До полудня оставался еще час, а потому, продолжая путь с той же скоростью, они прибыли бы в город раньше срока, намеченного монной Фульвией. Она, сославшись на усталость от долгой поездки, и действительно, верхом ей приходилось ездить нечасто, попросила чуть сбавить ход. В результате, едва они миновали ворота, как колокола кафедрального собора отбили поддень.

Глава 7

Армия герцога расположилась лагерем с восточной стороны города, а потому мессер Панталеоне не имел ни малейшего представления о том, что в Читта делла Пьеве его поджидает сам Чезаре Борджа, до той минуты, пока они не оказались на главной улице, где по одному и группами ходили солдаты, говорящие на всех диалектах Средней Италии. В Пьевано Панталеоне играл роль беглеца, затворника, так что, естественно, не мог знать, где находится Чезаре Борджа. От сознания того, что он может предстать перед очами герцога, Панталеоне прошиб холодный пот. Ибо, учитывая известные читателю обстоятельства, он бы скорее предпочел встретиться с дьяволом, но не с Борджа.

Панталеоне рывком натянул поводья, подозрительно глянул на мадонну Фульвию, ибо интуиция подсказывала ему, что та расставила ловушку, в которую он и угодил. В голове мелькнула мысль, подсказанная его жизненным опытом, что нельзя доверять худым женщинам. Худоба свидетельствовала о недостатке женственности, а женщина без женственности на поверку обычно оказывалась хуже самого Сатаны.

— С вашего дозволения, мадонна, мы поищем священника в другом месте, — пробурчал Панталеоне.

— Это еще почему? — спросила мадонна Фульвия.

— Потому что такова моя воля, — последовал резкий ответ.