Маркиз де Карабас - Sabatini Rafael - Страница 10

Глава V

ПРИЗНАНИЕ

Гнилое семейство, сказал герцог де Лионн. Какое отношение имеет эта гниль к окутывающей его тайне? — размышлял Морле. Как связана с приходом в его академию братьев де Шеньер? После их визита прошло десять дней, но братья больше так и не появились на Брутон-стрит. Шевалье де Сен-Жиль был ближайшим наследником титула маркиза де Шавере, который Морле получил столь неожиданно для себя. Появление нового претендента грозило потерей доходов с имений Шавере, на которые, по словам герцога де Лионна, жили де Шеньеры. Итак, подозрения О’Келли при всей их фантастичности обретали реальный смысл. Возможно, шевалье, уже извещенный о смерти Этьена де Шеньера, пожелал испытать силу Морле, имея в виду завязать с ним ссору и отделаться от него законным путем.

Морле, проклиная титул маркиза де Шавере, проклинал наследство, которое пробудило в нем недостойные мысли, омрачавшие столь высоко ценимый им душевный покой.

К тому времени Морле успел получить исчерпывающую информацию о семье, главою которой он стал. Его отец, Бертран де Морле де Шеньер, сочетался вторым браком с восемнадцатилетней девушкой — его матерью. Единственный брат Бертрана Гастон имел троих детей. У старшего из них, также носившего имя Гастон де Шеньер, родился Арман, нынешний шевалье де Сен-Жиль, и его брат Констан. Жермена была единственным ребенком второго сына, Клода де Шеньера, который, женившись, получил в приданое сопредельное с его землями обширное поместье Гранд Шэн, переходившее по наследству к его дочери. Таким образом, она была двоюродной сестрой шевалье и Констана, а сам Кантэн был двоюродным дядей всех троих. Ему следовало строить свое отношение к ним в зависимости от того, знают ли они об этом родстве. И пока это не выяснится, отбросить ненавистные для него подозрения, что если братьям было все известно и они поделились новостью с Жерменой, то она оставила его в неведении, желая помочь своим кузенам в достижении их коварной цели.

Кантэн надеялся, что обстоятельства помогут ему узнать истину. Он решил держать свое открытие в тайне и жить так, словно ничего не случилось.

Как-то утром, в перерыве между уроками, он по обыкновению вышел в приемную поприветствовать собравшееся там общество и к немалому своему удивлению услышал голос мадемуазель де Шеньер. Он поспешил подойти к девушке.

— Какая честь для моего дома, мадемуазель!

Она сделала реверанс.

— Рано или поздно, но мне непременно пришлось бы воздать должное вашей славе. Я крайне обязана госпоже де Лианкур.

— Вы имеете в виду, что это я ей крайне обязан, — Кантэн не сводил с се лица серьезного, внимательного взгляда.

В эту минуту к ним подошла миниатюрная герцогиня в сопровождении Белланже.

— Непростительное вторжение, господин де Морле, — защебетала она, — но милое дитя непременно хотело увидеть собственными глазами самое знаменитое место встреч в Лондоне.

Щеки девушки вспыхнули под пристальным взглядом Кантэна. Брови слегка нахмурились.

— Но отнюдь не из праздного любопытства, — поспешно возразила она.

— Я был бы горд, если бы любопытство сыграло в вашем приходе не последнюю роль. Но, возможно, вы пришли в качестве представительницы своей семьи?

— Представительницы? — И снова ее брови нахмурились, глаза вопросительно посмотрели на де Морле.

— Я ожидал, что господин де Сен-Жиль вновь навестит меня. Он намеревался поступить в мою академию.

— Он здесь был?

— Что вас так удивляет, мадемуазель? — поинтересовался Белланже. — С течением времени «Академия Морле» становится Меккой каждого эмигранта.

— Странно, что он нам не рассказал об этом.

— Быть может для него это не столь важное событие. — Морле улыбался, но мадемуазель де Шеньер показалось, что она заметила в его глазах подозрительность. — Странно лишь то, что он не сдержал слова и не вернулся.

— Возможно, я сумею это объяснить. Мой кузен получил вызов из Голландии: господин де Сомбрей предлагает ему вступить в его полк. Последние дни он занят приготовлениями к отъезду.

— Тогда все понятно, — сказал Морле.

— Кроме неучтивости, которую он проявил, не известив вас.

— Ах, пустое! — Морле пожал плечами. — Какие могут быть церемонии с учителем фехтования! У него нет передо мной никаких обязательств.

На сей раз она покраснела от досады.

— Вы несправедливы к себе, господин де Морле. Кроме того, здесь дело в том, каковы его обязательства перед самим собой.

Из-за дверей показалась голова О’Келли.

— Кантэн, вы идете? Его высочество ждет вас.

— Очень кстати! — герцогиня рассмеялась и на ее мягких круглых щеках заиграли ямочки. — Принц крови [Принц крови — т. е. член королевской семьи] наносит визит принцу фехтования. В вашем лице, господин де Морле, Франции оказана великая честь.

Кантэн поклонился.

— Позвольте мне удалиться, сударыни. Барлоу удовлетворит все ваши желания. Только распорядитесь. Здесь вы встретите друзей. — Он показал на группы занятых неспешной беседой завсегдатаев приемной. — Его высочество никогда не фехтует больше двадцати минут. После окончания урока надеюсь еще застать вас. Оставляю дам на ваше попечение, виконт.

— Но кто я такой, чтобы служить представителем принца фехтования? — не без оттенка язвительности запротестовал Белланже.

Морле не дал себе труда ответить виконту. Раскланиваясь с одними, жестом отвечая на приветствия других, он поспешил к своему августейшему ученику.

Когда он вернулся, мадемуазель де Шеньер уже не было, и он не знал, что его огорчило сильнее: само ее отсутствие или то, что ее уход лишил его шанса продолжить расследование.

Однако такая возможность не заставила себя долго ждать.

Через два дня он получил записку от госпожи де Шеньер.

«Сударь, мой кузен, — писала она, — мы обнаружили, что вы были не совсем откровенны с нами. Прошу вас отужинать у нас завтра вечером с тем, чтобы вы могли принести мне свои извинения. Будьте любезны передать ответ с моим посыльным». Ниже следовали подпись и адрес на Карлайл-стрит. Этим содержание записки исчерпывалось.

Послание госпожи де Шеньер вызывало недоумение и в то же время многое объясняло. Намек на недостаток откровенности говорил сам за себя, а из остального Кантэн заключил, что пора сбросить маски. Одного он не мог понять: почему для выяснения отношений выбран именно этот момент.

Итак, на следующий день он отправился из дома с твердым намерением все окончательно выяснить.

Подойдя к благородному особняку, расположенному в фешенебельном квартале, господин де Морле подумал — и мысль эта весьма позабавила его, — что прекрасным жилищем его надменные кузены владеют за его счет, поскольку оплачивают содержание особняка из доходов, по праву принадлежащих ему, но по недоразумению получаемых ими.

Лакей в белых чулках, ливрее и пудреном парике провел его по устланной мягкими коврами лестнице, распахнул двери гостиной и поверг своих господ в полное замешательство, объявив:

— Господин маркиз де Шавере!

Забота о своей внешности была одной из отличительных черт Кантэна; в черном с серебром костюме, по горлу и на запястьях отделанном пеной кружев, со слегка припудренными волосами, он грациозной походкой вошел в комнату и явился ожидавшему его обществу живым воплощением этого громкого титула.

Госпожа де Шеньер, шурша платьем, пошла ему навстречу, ее сыновья с явной неохотой последовали за ней, тогда как мадемуазель де Шеньер осталась стоять в глубине гостиной рядом с худощавым молодым человеком с красивым, выразительным лицом.

— Право, не знаю, следует ли мне прощать вам обман, — проговорила госпожа де Шеньер с жеманной улыбкой.

Кантэн склонился над протянутой ему рукой.

— Не в моих правилах кого-либо обманывать, сударыня.

— Фи! Разве вы не отрицали, что носите имя Шеньеров?

— Я всего лишь не утверждал этого, поскольку сам не знал об этом.