Повести и рассказы - Мильчаков Владимир Андреевич - Страница 84

— Позавчера в лесу под Борнбургом обнаружены два трупа. Пролежали в земле дней пять-шесть. Один из них — сержант Рихтер, второй — рядовой Гунке. Но дело в том, — снова взрываясь, ударил кулаком по карте фон Гейм, — что оба эти мерзавца были убиты уже давно и даже не в Германии. За каким дьяволом их двойники появились в Борнбурге? Что их там интересовало?

— Их интересовал не Борнбург, господин полковник, — почтительно проговорил Попель. — Их интересовал Грюнманбург. Ведь он там совсем рядом.

— Вы думаете, что я совсем круглый идиот! — заорал фон Гейм. — Ясно, что не Борнбург — эта дыра с пивнушками — интересует наших противников!..

Тираду фон Гейма оборвал резкий телефонный звонок. Фон Гейм схватил трубку.

— Ну, что там еще? — крикнул он в телефон. — Новые данные? Так что ж вы мне их не доставили немедленно! Давайте быстрее!

Бросив трубку на рычажок аппарата, полковник сердито взглянул на Попеля:

— Работай вот с такими ослами. В одиннадцать часов прибыло сообщение из Борнбурга, а я его до сих пор не имею. Что я доложу по этому делу господину министру? Я вас спрашиваю, майор Попель! Что?

Майор не успел ответить на гневный вопрос своего начальника. В дверь кабинета постучали.

— Войдите! — крикнул фон Гейм.

У двери вытянулся в струнку перепуганный обер-лейтенант. В руках он держал небольшой сверток и лист бумаги.

— Прошу простить, господин полковник! Сообщение задержано потому, что вы беседовали с господином майором. Я не решался помешать.

— Что там? — свирепо глядя на обера, спросил фон Гейм.

— Борнбургское отделение гестапо сообщило, что в лесной посадке, в двухстах двадцати восьми метрах на север от автострады и в восьми километрах от Борнбурга, обнаружены следы сожженной какой-то химической жидкостью одежды. Что это за одежда, установить не удалось.

— И это все?

— Никак нет, — дрожащим голосом добавил обер-лейтенант. — В ста пятидесяти метрах от места, где была сожжена одежда, крестьянин Петер Шенк, распахивая пустошь, обнаружил вот это… — и он, развернув сверток, положил его на стол полковника.

Перед фон Геймом лежала кучка латунных, чуть потемневших пуговиц и эмалевая звездочка с серпом и молотом. Несколько минут стояло молчание.

— Офицерские, с шинели, — тоном знатока проговорил майор Попель, взяв одну из пуговиц.

— Были закопаны на глубине двадцати двух сантиметров, — несколько осмелев, добавил обер-лейтенант. — Начальник Борнбургского отделения господин Цехауер ходатайствует о награждении крестьянина Петера Шенка.

— Наградить, хорошо наградить, — одобрительно кивнул фон Гейм. — Пусть знают, что мы щедро награждаем тех, кто верно служит фюреру. Идите.

— Сколько их высадилось? — первым заговорил фон Гейм. — Не один же, во всяком случае.

— Может быть, вы найдете нужным, господин полковник, дать указание Цехауеру… — заискивающе начал Попель.

— Цехауер — дурак, — обрезал его фон Гейм. — Предан, исполнителен, но дурак. Он провалит все. Русские его кругом пальца обведут. Нет, рисковать нельзя. Дело слишком серьезное, и я могу его доверить только вам. Помните, рядом с Борнбургом находится Грюнманбург. А вы знаете, что это значит.

Майор встал. По выражению лица Попеля было незаметно, чтобы его обрадовало это высокое доверие начальства. Но фон Гейма не интересовало мнение подчиненного. Расхаживая по кабинету, он коротко проинструктировал майора и в заключение сказал:

— Учтите: вся ответственность за безопасность Грюнманбурга с сегодняшнего дня ложится на вас. Я так и доложу господину министру. Да, еще вот что. В Грюнманбурге сейчас находится штандартенфюрер, господин Эрнст Брук. Запомните это имя. Вы окажете господину Бруку всемерную поддержку во всем, чего бы он ни потребовал.

Глава 16

В лаборатории «А»

Чины охраны подземного города относились к Эрнсту Бруку с подобострастием, значительно большим, чем к самому генералу Лютце. При первом обходе подземных помещений Брук ознакомил всех командиров охраны с документом, подписанным Гиммлером. Этого оказалось достаточно: от штандартенфюрера СС, состоящего при особе страшного рейхсминистра, не могло быть никаких секретов в подземном городе.

Эрнст Брук проводил в Грюнманбурге целые дни. Он молчаливо присутствовал на ежедневных приемах генерала. С одинаковым вниманием Брук выслушивал доклады начальников секторов подземного города и распоряжения фон Лютце. Не было на территории подземного города уголка, в который не заглянул бы любопытный Брук один или в сопровождении генерала.

Как-то утром, через несколько дней после приезда Брука в Грюнманбург, фон Лютце встретил входящего в кабинет американца с необыкновенным оживлением.

— Сегодня ты увидишь поразительную вещь, — приветствовал он своего друга поневоле. — Это, конечно, не то, что делается в лаборатории «А», но тоже шикарная штука. Пойдем.

Генерал и штандартенфюрер спустились в один из нижних этажей подземного города, где был расположен госпиталь, и вошли в палату, носившую среди врачебного персонала условное обозначение «Зет». Собственно говоря, это была даже не палата, а обособленное, правда, небольшое отделение госпиталя. Высоких посетителей встретил сам главный врач госпиталя и провел в небольшую комнату, вход в которую разрешался очень немногим. Обстановка комнаты была очень простой: несколько табуретов, операционный стол, столик для медикаментов и несколько шкафов с медицинскими инструментами. Из медиков здесь, кроме врача, были два его ассистента, уже немолодые, молчаливые люди. Один из них сразу же вышел из комнаты.

— Все готово? Вы нас не задержите? — осведомился фон Лютце у врача.

— Никак нет. Все подготовлено, — склонился тот в любезном полупоклоне. — Сию минуту его приведут. Прошу надеть маски.

— Сейчас увидите, что такое препарат «Цеэм». Это наша гордость, — сообщил генерал Бруку, потирая ладоши.

Брук, ничего не ответив, начал завязывать на затылке поданную ему марлевую маску. Угодливо склоняясь, главврач надел такую же маску на генерала.

Через полминуты в комнату в сопровождении ходившего за ним ассистента, вошел эсэсовец, раненный в драке. Очень высокого роста, худой, с глубоко ввалившимися глазами, он шел, тяжело дыша и с трудом переставляя ноги. Увидев генерала и штандартенфюрера, эсэсовец попытался вытянуть и поднять для приветствия руку, но разрешающий кивок генерала остановил его, и он поплелся к столу.

— Как вы себя чувствуете, друг мой? — глухо из-под маски спросил врач.

— Неплохо. Ей богу, неплохо, — ответил раненый, с помощью ассистента ложась на стол. — Как по-вашему, доктор, скоро я буду готов на выписку?

— Скоро, очень скоро, — торопливо заверил его врач.

— Вы знаете, дружок, что вам нельзя больше служить в войсках фюрера? — спросил, подходя к столу, фон Лютце. — Вы теперь инвалид.

Раненый с трудом приподнялся на локте и с угрюмой настороженностью взглянул на генерала.

— Я с самого начала верно служил фюреру, — с обидой ответил он. — Воевал в Испании, Франции, Африке. Фюрер не может выбросить меня просто так.

— Конечно, конечно, — согласился фон Лютце. — Пенсия вам будет обеспечена. И хорошая пенсия.

— Так чего же мне горевать, — хмуро улыбнулся раненый. — Кость у меня крепкая. И инвалидом проживу сто лет.

— Да ложитесь вы! — нервно прикрикнул на него врач.

Когда бинты с раненого были сняты, один из ассистентов подал врачу плотно закрытую пробирку с бесцветной жидкостью. Открыв пробирку, врач обмакнул в жидкость вату, зажатую в пинцете и, многозначительно показав ее генералу, осторожно смазал края хорошо зарубцевавшейся, подживающей раны.

— Бинтуйте! — приказал врач одному из ассистентов, бросая вату и опустевшую пробирку в металлический бак. Второй ассистент сразу же закрыл бак плотной крышкой и вынес его из комнаты.

Слой за слоем ложились бинты на похудевшую, с выпирающими ребрами грудь раненого. В комнате стояла гнетущая тишина. Фон Лютце и Брук, забыв снять уже ненужные сейчас маски, с интересом смотрели на раненого. Врач, нервным движением сорвав маску с лица, отошел в сторону.