Тень воина - Перемолотов Владимир Васильевич - Страница 40

- Так что ж делать-то? - спросил Гаврила тоскливо. - Кого просить?

- Иди сперва к одному, потом к другому… В ногах валяйся…

Гавриловы кулаки сами сжались от таких слов и, заметив это, Гольш поправился.

- Или по другому как-нибудь разузнай кто из них тебе враг, а кто - друг.

Гаврила в волнении встал и прошелся перед волшебником. Он представил, как возвращается назад, в Журавлевское княжество и его хватают княжеские воины…

- Нет, Не получится у меня, - сказал он. - Нет…

- А что так?

- К Хайкину мне ходу нет. Князь у нас больно лютый. Не дойду.

Спорить с ним волшебник не стал.

- А второй?

- А второй вообще потерялся. Это тот самый, который меня к тебе направил…

- Потерялся? Что ж он - иголка?

Хотел бы Гаврила и сам это знать!

- Ну, иголка- не иголка, а пропал. Обещал меня к тебе проводить - и сгинул.

- Да… - думая о чем-то своем, протянул Гольш.

- Ну и что мне делать?

- Делать-то что? - в задумчивости продолжил Гольш. - Делать, говоришь…

Он посмотрел вдруг на Гаврилу внимательно, строго посмотрел. Посмотрел так, что внутри у Масленникова что-то напряглось.

- Есть, правда и другой путь…

Гаврила поднял голову.

- Есть?

- Есть. Найти тень самому, никого не дожидаясь.

Гольш говорил негромко, словно сам с собой.

- Тебе-то все равно, наверное кого искать… Что колдуна своего знакомого, что тень. С тенью даже проще получится… Где она почти точно сказать можно.

Гаврилово лицо просветлело, в глазах зажглась надежда.

- Где?

Гольш посмотрел поверх головы и Гаврила понял, что волшебник прикидывает, получится ли у него, Гаврилы, сделать то, что нужно. Ему так захотелось вернуть тень, что он, чтоб помочь волшебнику решиться, даже плечи расправил. Кажется помогло. Взгляд у старика стал мечтательным - Есть такое место на земле, - начал Гольш. - Замок Ко называется. Место это гнилое, темное, мало о нем кто знает. Видели там Шерстяного Вепря и Паутинщика…

Глаза у Гаврилы расширились. Колдун глянул на него, постучал пальцами по подоконнику, и, спохватившись, поправился.

- И тебе об этом знать незачем. Ты главное запомни. Помимо прочих загадок славится замок тем, что собираются в замке потерявшиеся тени и привидения…

- Привидения?

Гаврилову спину будто холодом осыпало, волосы шевельнулись. Он почувствовал приближение ужаса и, ни слова не говоря, бросился прямо в фонтан.

Когда он вынырнул, Гольш смотрел на него без страха, но с удивлением. Пришлось объяснить.

- Я приведений с детства боюсь. Как увижу - озноб по коже… Хуже тараканов.

Волшебник чисто по-человечески поскреб затылок, представив, что ждет его гостя в замке.

- Да… Тяжко тебе будет.

Он отщипнул виноградину и бросил ее в Гаврилу. Гаврила хотел сказать, что, мол, ничего, уж как-нибудь, но не успел. В полете ягода преобразилась и превратилось в яблоко, что само собой залетело в рот, не дав вырваться оттуда опрометчивому обещанию. Гаврила сочно хрустнул. Половинка осталось на языке, а другая упала в фонтан. Едва коснувшись воды, огрызок превратился в воробья и упорхнул в окно. Гаврила поглядел на диво краем глаза - не до него было, какие дела тут творились.

- Тогда придется тебе душу закалить…

Ему показалось, что он ослышался, и он наклонил голову, что услышать слова еще раз.

- Душу закалить, - повторил волшебник чуть громче. -Убить страх в себе… Страх меча и копья, стрелы и кинжала, высоты и тайны… И дикого зверя.

С каждым новым словом Гольш вскидывал руку вверх и в ней появлялись то меч, то копье… Каждый раз, когда звучало новое слово Гаврила втягивал голову.

Замолчав, волшебник посмотрел на него по особенному, как смотрел в первые мгновения встречи, словно прицелился. Гаврила ощутил, что каждая частичка, каждая жилочка волшебником взвешена и оценена. Не успев испытать гордость, он ощутил стыд, поняв, что оценил его Гольш не высоко.

- А будет совсем плохо - в ладоши хлопай, - сказал тот. - Говорят, таким как ты помогает. Ну а теперь белым лебедем…

Показывая, что разговор закончен, Гольш ткнул пальцем в ту сторону, откуда Гаврила совсем недавно появился. Масленников не шелохнулся. Громадность того, что ему предстояло сделать, настолько ошеломила его, что он забыл обо всем. Не о Гольше он сейчас думал (подумаешь, колдуном больше, колдуном меньше), а о себе, о том, кем предстояло стать и что предстало сделать.

- Не хочешь лебедем, тогда навозной мухой…

Волшебник проворчал что-то, и неведомая сила, уже однажды показавшая журавлевцу свою власть над ним, подхватила страдальца и через окно вынесла наружу. В одно мгновение вместо надежного камня под ним ни оказалось ничего. Гаврила взревел и тут же обезумел от страха. На его счастье Гольш не бросил его, уподобив настоящей мухе, а довольно аккуратно опустил на землю среди розовых кустов, только не вовремя. К этому моменту в Гавриле не осталось ничего человеческого. Страх бушевал в нем, требовал действий. Он рвался наружу, и Гаврила бросился очертя голову сквозь сплетения кустов, выворачивая и сбивая деревья. Несколько мгновений спустя он стал похож на лешего - в ветках, цветах, траве.

Гольш озадаченно смотрел на растоптанные розовые кусты, на содранный дерн, на сломанные деревья. Гаврила лежал посреди всего этого разгрома и едва-едва шевелился.

- Страх высоты тебе тоже истребить надо, а то вдруг придется на стену лезть…

Глава 20

Как не бурчал внутренний голос, как не предостерегал, а началась Гаврилова служба у Марка с приятностей.

Вдобавок к знаменитому мечу, получил он короткое копье и кожаную куртку с нашитыми сверху стальными пластинами, чтоб от стрел беречься. Ходить стало тяжеловато, но зато сейчас он ничем не отличался от телохранителей Марка. Только внешне, конечно, - умения-то воинского у него как не было так и не появилось. О том, что именно он убил Могуля бен Зейду никто из новых товарищей в открытую не говорил, но за спиной шептались и от этого шепота распрямлялись Гавриловы плечи.

Ему, правда, хватало ума понимать всю ненадежность этой славы. Ведь если дойдет до дела, то никакая слава не поможет. Слава железу не помеха, и теперь он ловил каждую возможность посмотреть и научиться тому, что уже умели бывалые стражи. Пока обоз шел степью, было не до этого. Слава Богам драться не пришлось, зато смотреть приходилось в оба глаза - Марк держал Гаврилу при себе. После Экзампая появилась в нем какая-то почтительность к Масленникову - разговаривал с ним, совета спрашивал.

Но зато когда товар погрузили на корабли и свободного времени стало побольше Масленников ходил по палубе, присматриваясь к тому, как, кто от скуки, а кто от избытка сил - рубились его новые товарищи. Глядя на них, на быстро порхающие вокруг голов мечи Гаврила вздыхал и вспоминал оставленную в поле соху - жалко было.

Зависть к умельцам мечевого боя при этом как-то странно мешалась в нем с чувством превосходства и уверенностью, что если он, не дай Светлые Боги, как-то некстати вспотеет, то все их искусство пользы им не принесет. Все одно поубивает он всех, кто не догадается в первый момент с корабля спрыгнуть…

Это наполняло его мрачной гордостью и делало улыбку такой, что даже бывалые воины смущались и отводили глаза, догадываясь, что за ним стоит не только сила - стоит колдовство.

Так что хотя славы у него еще не было, однако репутация опасного человека, что зарежет и глазом не моргнет, уже появилась. Что не говори, а приятно было осознавать себя опасным человеком.

Глядя на степь вокруг себя, Гаврила то и дело вздыхал. Вокруг кипела жизнь. Она пахла свежевспаханной землей, зеленью, водой. Тут, на корабле воздух пах кожей, неживым, сухим деревом, а там, на берегу, воздух был медовый, звенел пчелиным звоном и кузнечиковым стрекотом. Там летали птицы, там светило солнце, там гулял ветер. Конечно, все это было и на реке - и ветер, и птицы, во всяком случае, но куда им было сравниться с тем ветром и птицами, что были на берегу!