Спасти дракона - Волынская Илона - Страница 25

– Извините! – крикнул он в стекло. – Она… не хотела вас обидеть!

Стекло не изменилось, но создалось четкое ощущение, что в его глубинах пожали плечами… и давящий взгляд исчез. Тихо охнув, Танька выскользнула из рук Богдана и опустилась прямо на пол.

– «Тот, кто в зеркале живет…» – шепотом повторила она слова Кумушницы. – Кажется… я зацепила обитателей зазеркалья. Случайно. Я не хотела! Я… – Она попыталась вытереть мокрое от пота лицо, недоуменно поглядела на стиснутую в ладони бабкину тапку и пролепетала: – Я могу еще дома попробовать.

– Не надо, – отнимая у нее тапку, мягко посоветовал Вовкулака. – Не знаю, кто там, в том зазеркалье, но видно ж… гм, в смысле, чувствуются серьезные ребята. Не стоит им в морду грязную обувь совать. А вот домой – пожалуй, стоит.

– Мы обещали к вечеру приехать… а уже почти ночь, – мрачно согласился Богдан.

– Я послала эсэмэски, что у нас колесо спустило, задержимся. Твоим родителям тоже. Сам бы не догадался! – У Таньки аж внутренности подрагивали от страха, поэтому наехать на Богдана хотелось особенно остро.

– Ну у меня же есть ты: такая заботливая и предусмотрительная. Даже с моими родителями вместо меня общаешься. – Богдан обиделся. Гнал он ее к тому зеркалу, что она теперь на нем отрывается?

– Хорошо, я больше не буду! – немедленно согласилась Танька. – Пусть они с ума сходят, ты ж сам позвонить не догадаешься.

– Ну-ка тихо, парочка! – цыкнул на них Вовкулака. – Сперва на Хортицу ехали, потом вокруг дуба скакали, потом Ирку искали… Полтора суток на ногах – неудивительно, что вы цапаетесь. Нужно выспаться и подумать. – Он направился обратно к кухне. – Сейчас Оксанка за своими девками приедет – и по домам.

– А если бабка все-таки вернется? – несмело предположила Танька.

– Я ее караулить не останусь! – истерично выкрикнула Марина.

– Тебя кто-то просит? – огрызнулся Вовкулака и шумно поскреб пятерней за ухом. – Позвоню ребятам, пусть кто-нибудь тут посидит, вдруг и впрямь вернется.

Танька убито кивнула: бабкино возвращение – ее последняя надежда, и с каждой минутой эта надежда становилась все призрачнее.

– И вот еще что… – начал Вовкулака. – Давайте-ка на всякий случай ориентировочку заполним. Дескать, так и так, старушка пропала из дома. Если до завтра не появится, я эту ориентировку в ход пущу. Чаклунство чаклунством, а неизвестно, откуда информация поступить может.

Вовкулака вытащил официального вида бланк.

– Точный возраст ее знаете? – нацарапав что-то наверху бланка, спросил он. Ребята покачали головами. – Ладно, напишем около шестидесяти. Фотку бы найти…

– Она не любила… не любит фотографироваться. Всегда ругалась, если Ирка ее на телефон щелкала.

– Особые приметы? Не писать же – коза!

– Скандальная очень. Бабка, – уточнил Богдан.

– Для опознания не подойдет, по трупу не видно. Пошутил, пошутил… – кинув быстрый взгляд на Таньку, вскинул обе ладони Вовкулака. – Черный ментовский юмор.

– Это тоже юмор? – Маринка ткнула в запись наверху бланка. – Вместо имени-фамилии просто «бабка» писать?

Вовкулака озадаченно поглядел на бланк, потом скомкал его и кинул в мусорное ведро.

– Мне тоже надо выспаться, – во всю пасть зевнул он, вытаскивая новый бланк… и замер над графой «ФИО». – Хе, а я, оказывается, даже не знаю, как ее зовут! Все «Иркина бабка» да «Иркина бабка»… – Он перевел вопросительный взгляд на Таньку.

Меловая бледность залила Танькино лицо. Богдан нервно сглотнул.

– Всю жизнь! Всю жизнь я тут живу, с Иркой в один детсад ходил, бабка меня миллион раз обедом кормила… Почему я не знаю, как ее зовут? Бабку! – звенящим, как струна, голосом, выдал он. – У меня что – амнезия?

– Тогда у нас обоих, – глухо сказала Танька. – Меня гораздо больше интересует вопрос – почему за все эти годы мы ни разу даже не задумались, что не знаем, как бабку зовут? Она знала! – вдруг заорала Танька. – Ирка! Знала или догадывалась… – Танька в очередной раз сорвалась с места и вихрем влетела в бабкину спальню. Оттуда донесся грохот.

Богдан и Вовкулака ринулись следом.

– Ты что делаешь? – пытаясь перекрыть скрип ножек комода по линолеуму, прокричал Богдан.

– Тайник ищу! – сосредоточенно отпихивая несчастный комод от стены, пропыхтела Танька. – Мне нужен ее паспорт, или пенсионное, или что-нибудь!

– Может, сперва в сундуке посмотрим? – опасливо предложил Вовкулака.

– Здесь нет никакого сундука, что я, этой комнаты не знаю! – Танька снова рванула комод – так, что у несчастной мебели подогнулись ножки.

– Тань… – негромко окликнул ее Богдан, но голос его звучал так странно, что Танька отцепилась от комода и подняла голову.

Сундук был. Широченный, фундаментальный, наверняка тяжелый, как сейф банковского хранилища, он стоял между бабкиной кроватью с никелированными шариками и этажерочкой с фарфоровыми собачками и кружевными салфеточками, как средневековый рыцарь в полном доспехе меж фабричными девчонками. На боках сундука, вырезанные так искусно, что дух захватывало, красовались сцены из Нового Завета: исцеление прокаженного и воскрешение Лазаря. Даже на потемневшем дереве видно, каким счастливо завороженным взглядом смотрит бывший прокаженный на свою очистившуюся кожу, и потусторонний отблеск на лице Лазаря. Два ангела торжественно поддерживали фигурный замок.

Танька упала на четвереньки и уставилась на резные ножки.

– Под ним линолеум продавился. Он стоит тут давно… все время… А мы не видели! – она выхватила из-за отворота рукава дежурную булавку, нацелилась на палец.

– Тань! Он открыт, – негромко сказал Богдан.

Медленно и аккуратно, словно боялась, что внутри окажется ловушка, Танька потянула за ручку. Замок слабо щелкнул… и тяжеленная дубовая крышка легко откинулась. Сундук заполняли документы. Из современного кожаного портмоне торчали уголки пластиковых банковских карточек. Из облупившегося коленкорового конверта – потрепанный аттестат и трудовая книжка, а из старинной папки кордовской кожи выглядывали пожелтевшие края бумаг с вензелями и двуглавыми орлами. Сверху, на самом видном месте, возлежал паспорт. Опередив Богдана всего на мгновение, Танька выхватила паспорт из сундука, нервно листнула потертую книжицу…

– Ну чего там, ну? – пытаясь заглянуть поверх края паспорта, нетерпеливо прыгал Богдан.

– Ничего, – каким-то механическим голосом ответила Танька. – Фотография. Ее. Бабкина.

– А фамилия-то как? – не выдержал Вовкулака.

– Хортица-Галицкая, – так же отстраненно сказала Танька. – Е… Е… – она гулко сглотнула и наконец выдавила: – Елизавета Григорьевна.

Глава 12. Чудесный бал

Такси припарковалось у парковой колоннады, но Танька не шелохнулась. Слишком много событий в последнее время было связано с этим парком. На другом его конце, у Днепра, на ветвях березы по-прежнему висит шитый символами весны рушник, над которым Танька с Иркой поклялись в вечной дружбе. Сама решила, что она – Иркин продюсер, сама сказала это вслух, фактически Слово ведьмы дала, и теперь она не может подвести Ирку! Не сейчас, когда Иркин парень в беде, сама Ирка в опасности, и даже Иркина бабка оказалась не бабкой. То есть не той бабкой, за которую она себя выдавала. То есть никакой другой бабки просто не было! Как все запутано! Она распахнула дверцу и побежала к колоннаде у входа в парк. Замерла между бледно-желтых колонн – стройная девичья фигурка на вершине ниспадающей, как водопад, лестницы. Поглядела вниз, на украшенный колоннами фасад и размашистые «крылья», обнимающие мощенную булыжником площадь.

– По дворцу у Кумушницы серокожий гуляет, «по беломраморну крыльцу», – скривилась Танька. И подметая подолом старинные выщербленные ступени, светлой тенью в сумерках заскользила вниз по лестнице к дворцу светлейшего князя Потемкина.

«Серокожий наверняка ждет – иначе стала бы Кумушница трепаться! – Танькины каблуки звонко цокали по полированному граниту дорожки. – Я не могу явиться сюда со спецназом из вовкулаков и ведьм – да и толку? Серокожий переиграл нас, еще когда Айт с Иркой были тут. Лезть вдвоем с Богданом – идиотизм. А вот в одиночку, как ни странно, остается шанс, что серокожий не испугается одной маленькой глупой ведьмы и все-таки захочет поговорить».