Встречи в Колымской тайге - Олефир Станислав Михайлович - Страница 13

За инструмент у нас отвечает Лёня. Он правит пилы, точит топоры, подбирает гвозди. За мной кухня, оружие, приманка и прочая работа, требующая некоторого опыта таежной жизни.

Вот и сейчас я расчистил место для коттеджа, заколачиваю колья, настилаю крышу. Лёня на подхвате. Он отыскивает и приносит длинные жерди, обдирает кору с полусгнивших лиственниц, укорачивает и затачивает колья. Полчаса работы — и коттедж готов. Осматриваем каждую щель, приваливаем сомнительные места корягами. Разбрасываем приманку и отправляемся выше по ручью.

Здесь живет заяц. На берегах ручья и между деревьями набиты свежие тропы. На кочках снег срыт, и выглядывает пожелтевшая пушица. Заяц кормился травкой, при случае добывая и корешки. Лёня предлагает поискать косого, но я-то знаю, что в эту пору зайцы устраивают свои дневки на сопках, и отговариваю брата от пустой затеи.

Переваливаем невысокую гряду, в которой ручеек прорезал узкий каньон, и выходим к озеру. Озеро длинное, края не видно. Выход из него зарос густой осокой. Посередине зарослей темнеет небольшой мелкий плес. Из-под ног вырываются два хариуса и зигзагами уходят под лед.

Лёня откатывает отвороты сапог и через осоку пробирается к озеру. Вода выше колен, но лед уже рядом. Брат пробует его прикладом: держит!

Взбираемся на лед и сначала осторожно, потом все смелее идем по крепкому льду. С обеих сторон к озеру подступают сопки. Левая — гладкая, покрытая стлаником и редкими лиственницами. Правая сопка — сплошь осыпь. Камни черные, огромные. Только у самой вершины темнеют полоски ольховника.

Но вот озеро сужается. Перед нами темнеет полоска воды. Рисковать не стоит. Переходим на берег и только сейчас замечаем, что эта полоска соединяет два озера. Сверху хорошо просматриваются камни и лиственничные стволы на дне перешейка и второго озера. В конце протоки из воды выглядывает россыпь мелких камушков. При нашем приближении камушки ожили, качнулись и исчезли. Не веря своим глазам, торопимся к озеру и видим, что это не камушки, а плавники хариусов. Множество больших и мелких рыб собралось у самого берега, выстроилось хвостами к озеру, а головами к протоке.

Собираем удочки, цепляем мормышки и пробираемся к воде. Под ногами трясина. Она качается и дышит, но сплетенные и прихваченные морозом корни держат надежно.

Почти одновременно закидываем удочки, чувствую энергичную поклевку, подсекаю, и на берег летит приличный «селедочник». Беру хариуса в руки и замечаю у самых жабр коротких желтоватых пиявок. Лёня тоже вытянул хариуса с пиявками.

Отрываем паразитов, на месте присосок кровоточащие ранки. Тем временем рыба в озере успокоилась, и снова над водой всплыли сотни темно-коричневых плавников.

3 октября

Вчера, возвращаясь с рыбалки, видели росомаший и оленьи следы. Там, где олени копытили ягель, росомаха порыскала, обследовала несколько копанок и отправилась дальше, оставив горку помета. В нем полно оленьей шерсти.

С росомахой шутки плохи. Она может подгрызть столбы лабаза, забраться на самое крутое и неудобное дерево, справиться с любой загородкой. Проникнуть в нашу избу росомахе ничего не стоит.

Часть продуктов мы спрятали в железную бочку-печку, часть с помощью трехмиллиметровой проволоки повесили на сучья, остальные сложили под нары. Потом я натянул вокруг избушки корд и обвешал консервными банками. Одну нить протянул к стоящему на столе радиоприемнику. Получилась очень чувствительная система. Лёня перед сном вышел из избушки покурить, забыл об автостороже и врезался в корд. Поднялся страшный звон. Кузька, который выуживал из целлофанового мешка кусочки печенья, огнем метнулся в валенок. Бумка всполошилась и заскулила. В то же мгновение сработала вторая часть автосторожа: включилась на полную мощь «Спидола».

Утро. Солнце уже взошло, но его не видно за низкими тучами. Флаг на жерди полощется и хлопает под порывами ветра. Наш путь на север, за Лакланду. Нужно разведать распадок, примыкающий к реке с правой стороны. Там бежит небольшой ручеек Лира. Он и вправду красив и певуч. Быстрый, звонкий. Весь в тальниках и чозениях. Местами верхушки тальников обгрызены. Это следы лосиной трапезы. Широкие отпечатки копыт тянутся вдоль ручья. Снег уже успел припорошить их. На высокой чозении сидит куропач и наблюдает за нами. Рядом на ветке много вкусных ивовых почек. Он же не склюнул ни одной…

Этих куропаток у нас называют русловками. Другой вид, значительно меньших и более доверчивых, именуют горняжками. И то и другое неверно. Увиденные нами птицы — обыкновенная куропатка, а именуемые горняжками — тундряные куропатки. Птенцов белой куропатки выводят оба родителя, у тундряной — одна самка. У обыкновенной куропатки перья с розовым оттенком, у тундряной — с голубым.

В первый год моего приезда на Север меня пригласили порыбачить. Как раз весна была. Стланик только-только из-под снега поднялся, ручьи вовсю разгулялись, солнце палит, как на юге. Мы шли по широкому и длинному распадку. А вдоль всего распадка на голых лиственницах, на стланиковых ветках и просто на высоких кочках сидят куропачи и скрипят.

— Видишь, какие они чумные весной? — объясняет мой спутник. — Вырядился и бахвалится. Куропаток приманивает. Их в это время стрелять легче легкого. На пять метров подпускают. Моя воля — я б разрешил весной охоту на них. Зачем столько петухов? Одного на двадцать куропаток хватит.

Потом я узнал, что наряд куропача — это практически наряд смертника. Он сидит живой приманкой до тех пор, пока не выведутся цыплята-пуховички. Если удастся выжить, куропач станет заботливым отцом многочисленного выводка. Тогда он будет прятаться так же старательно, как и остальные птицы. Оперение сменит на более скромное. Самец куропатки — единственная у нас на Севере птица, линяющая четыре раза в год…

Вдоль ручья — лиственницы, между ними — заросли шиповника. Каждая из веток украшена крупными ягодами. Мы на ходу набиваем ими рты. Подмороженные ягоды необыкновенно вкусны. На месте глухарей, рябчиков и куропаток я бы питался только ими. Но сейчас глухари питаются подмороженной стланиковой хвоей. Летом глухарь никогда не ест хвои. Конечно, ему хватает насекомых, цветов, всевозможных ягод. Да и летняя хвоя слишком жесткая. Другое дело, когда хвою лиственниц и стланика обдадут первые заморозки. Это для глухаря как бы специальная обработка.

За четыре часа довольно-таки быстрого хода мы пересекли один соболиный след, пять горностаевых и два беличьих. Негусто. Встречается много заячьих троп и куропачьих набродов, но они нас интересуют значительно меньше.

Идти легко. Снег мелкий, поклажа состоит из палатки, печки, спальника и четырехдневного запаса еды. Ну еще топор, ружья, ложки и все такое. Мы решили пока что не носить капканов и приманки: вдруг места не понравятся.

Давно закончились скалы, ложе ручья здесь крутое. Он сузился, притих, и звенят только водопады. Здесь лиственницы тянутся узкой гривкой, все остальное покрыто зарослями стланика и ольховника. Мы уже трижды поднимали небольшие куропачьи стаи. Две белоснежные птицы стали нашей добычей. Сейчас же объявляем перекур. Отыскиваем упавшее сучковатое дерево, располагаемся табором, разводим костер.

Куропатки уже ощипаны. Многие животные во время опасности оставляют в зубах хищника пух или перо. Догонит лиса зайца, ухватит зубами за бок, а тот всю шерсть из бока ей в зубах оставит, сам — в кусты. Пока лиса от шерсти прокашляется, косого и след простыл. Через некоторое время шерсть на голом боку зайца вырастает так же густо и пышно.

Оперение только что убитой куропатки снимается легко и чисто. Но стоит тушке остыть, каждое перо придется выдирать буквально с кожей. Перья не выбрасываем, а собираем в целлофановый мешочек. Это чудесная маскировка для капканов и приманка к тому же.

— Чуф-чуф! Фу-фу-у, — раздалось за нашими спинами, — ч-ч-ч!

Седая чернохвостая белка змейкой взвилась на лиственницу, перепрыгнула на соседнее дерево и замелькала среди веток.