Малёк. Безумие продолжается - ван де Рюит Джон - Страница 40

—   Вот видишь, мам, это просто отвратительно! Даже Джонни расстроен.

Вомбат заметила, что Фрэнк этой девице в отцы годится. Тогда папа вмешался и процитировал:

—   Седина в бороду... — К сожалению, он забыл про­должение поговорки и, замявшись, добавил: — Ветер в го­лову!

К концу поездки даже Элвин Найду, наш таксист, качал головой, возмущаясь поведением Фрэнка и его девятнадца­тилетней подруги.

Маме, наконец, удалось убедить Вомбата навестить ее се­стру в Брайтоне и покончить с многолетней враждой. Папа взглянул на меня и заметил: «Боюсь, как бы наша бабуля не покончила с сестрой». Расспросил маму про сестру Вомба­та, но та сказала, что ей нужно сосредоточиться на том, что­бы не потерять наши паспорта, а на вопросы у нее нет вре­мени.

12.45. Вомбат поругалась с таксистом по поводу оплаты. Мол, сорок баксов — грабеж средь бела дня, к тому же Элвин — индус и она все знает о его проделках. Элвин ткнул пальцем в счетчик и сказал, что ничего не может сделать. Тогда Вомбат обвинила его в том, что он под­крутил счетчик, и потребовала вернуть деньги плюс ком­пенсацию за моральный ущерб. В следующую секунду из динамиков такси раздалась громкая церковная музыка (видимо, вместо того, чтобы выключить счетчик, Вомбат включила радио). В конце концов бабуля вылезла из ма­шины и сказала:

— Удалось сбить до тридцати пяти. Безобразие какое! У нас в стране такого бы ни за что не случилось. — С этими словами она похлопала меня по плечу и проговорила: — Помни, Рой, копейка рубль бережет.

13.06. Вомбат не разрешила чернокожему таможенни­ку заглянуть в ее сумочку. Повернулась к маме и сказала: «У этих людей воровство у них в крови». Папа с мамой кивнули. Я отошел в сторонку на несколько метров и сде­лал вид, что это не мои родственники. Наконец вызвали белого таможенника, и Вомбат позволила ему обыскать сумочку.

На рейсе до Йоханнесбурга Вомбат выпила три джин-тоника. А когда самолет коснулся земли, подумала, что мы уже в Лондоне, и зааплодировала пилоту.

В аэропорту Яна Смэтса мы должны были прождать че­тыре часа, поэтому я взял плеер, журнал «Спорте иллю-стрейтед» и устроился на безопасном расстоянии от Миль­тонов. Рядом со мной сидела женщина, которая плакала на плече у мужа. Тот все время повторял: «Подумай о буду­щем, Черил. Помни, о чем мы говорили — надо думать о будущем. Мы делаем это ради детей!» Видимо, его уговоры не слишком помогли, потому что Черил завыла в голос и стала искать в сумке салфетки.

Вернувшись, обнаружил Мильтонов за чтением различ­ных рубрик газеты «Ситизен». Папа — он читал спортив­ную секцию — проговорил:

— Если Тони Уотсон и на этот раз не попадет к «Спрингбокам», я голову себе оторву[39].

Вомбат, качая головой, читала сообщение о паре пенсио­неров, которых убили на их же ферме, а мама ругалась ма­том, потому что забыла поставить таймер на видеомагнито­фоне, чтобы записать последнюю серию «Твин Пикса». Я сделал плеер погромче и стал читать названия городов на табло вылета.

Лондон

Париж

Женева

Франкфурт

Нью-Йорк

Настанет день, и я увижу их все.

Глубокой ночью наш лайнер «Олимпик Эйрлайнс» при­землился в Афинах. Вомбат снова зааплодировала и поздра­вила нас с прибытием в Лондон. Мама сказала, что мы в Греции. Вомбат пришла в ужас и спросила, не угнали ли наш самолет. Папа украдкой собрал гигантскую кучу пустых бутылочек из-под бренди, запихнул их в блевотный пакетик и сунул его под кресло Вомбата.

В Афинах у нас была восьмичасовая пересадка, поэтому мы решили взять такси и посмотреть Акрополь. На улице было темным-темно, и Вомбат отказалась садиться в семь такси, прежде чем нашла честного водителя. (Она опреде­ляет это по глазам — если не бегают, то честный.) По-гречески мы знали лишь слово «Акрополь», но это не оста­новило маму с Вомбатом. Они полчаса пересказывали во­дителю все, что произошло с семейкой Мильтонов за последнее время. Папа спросил его, когда рассвет. Таксист что-то очень долго тараторил по-гречески. Когда он дого­ворил, Вомбат повернулась к папе и спросила: «Что сказал этот джентльмен, Рой?» Папа пожал плечами и ответил, что ничего не понял и с таким же успехом этот парень мог бы говорить по-гречески. А потом расхохотался, ударив­шись лбом о приборную доску. Видимо, таксист понял шут­ку, потому что заржал вместе с папой.

Подъем на вершину Акрополя стал для Вомбата насто­ящим испытанием. Взобравшись на самый верх, папа оглянулся и сказал, что Акрополь совсем развалился. Я за­метил, что этому месту несколько тысяч лет, но папу это не впечатлило. Потом я показал ему древний театр Дио­ниса, где зародилось драматическое искусство. Папа ска­зал, что здесь неплохо бы устроить косметический ре­монт.

Над Афинами взошло солнце, и нашим взорам открылся запыленный, грязный, но прекрасный город. Я чувствовал себя настоящим путешественником в далекой стране.

Аэропорт Хитроу просто огромен! Он похож на целый город, где вместо автомобилей — самолеты. Аэропорт Яна Смэтса по сравнению с ним просто курятник. Вомбат об­радовалась, что наконец приехала «домой», и бросилась пожимать руки всем таможенникам. Гордо продемонстри­ровала свой британский паспорт и дала мне фунт стерлин­гов, наказав не тратить все сразу.

А папу на таможне задержали и обыскали. Он винит во всем Туту — мол, из-за него у южноафриканцев во всем мире дурная слава.

15.10 (по гринвичскому времени). Вомбат снова поссо­рилась с таксистом, который потребовал сорок фунтов за поездку из аэропорта в отель. Обозвав его пройдохой, она закричала:

—   У нас в стране такого бы ни за что не случилось! — И, хлопнув дверью такси, повела нас в метро.

Урок на всю жизнь: не подпускать Вомбата к таксистам.

Поезд с грохотом подошел к платформе, и толпа вокруг нас хлынула в двери. Мы в отчаянии принялись затаскивать все наши чемоданы в вагон, пока двери не закрылись. Бедный папа таскал вещи туда-сюда, а Вомбат стояла в середине ва­гона и вопила:

—   Не закрывайте двери! Он с нами!

Мы набились в вагон, как испуганные сардины, и вцепи­лись в наши чемоданы. Вокруг все читали газеты или слуша­ли плееры. Меня поразило, что никто не разговаривал — это было похоже на передвижной морг! Вомбат прочла одному лондонцу лекцию по поводу личной гигиены и спросила, когда он в последний раз принимал ванну. Тот даже не под­нял глаз от газеты. Бабуля мрачно взглянула на меня и про­говорила: «Добро пожаловать в Лондон».

Отель «Кенсингтон Палас» не оправдал ожиданий Вом­бата. Это огромный отель с крошечными номерами и самы­ми длинными коридорами, которые я видел. Все горничные и уборщицы — филиппинки, по-английски почти не гово­рят. (А большинство вообще не знает ни слова.) Сомнева­юсь, что здесь когда-либо бывала принцесса Диана. Бед­няжка Вомбат расплакалась и стала винить во всем падение стандартов качества и Джона Мейджора.

Суббота, 6 июля

МУЗЕЙ МАДАМ ТЮССО И ОБЕД В ПАБЕ

После сытного завтрака, состоявшего из яичницы и рыбы, Мильтоны вышли на лондонские улицы. Вомбат с мамой решили, что мы направимся в музей восковых фигур мадам Тюссо. Лондон похож на безумный круговорот людей со всего мира. Папа был потрясен, увидев красивую блондин­ку, которая шла по улице под руку с чернокожим парнем. Должен признаться, это действительно выглядит странно. Мы так и замерли посреди тротуара, вытаращившись на мо­лодую парочку. Вомбат заявила, что в тэтчеровские времена такого никогда бы не позволили.

Музей мадам Тюссо совершенно потрясный. Папа велел мне сфотографировать его рядом с Роджером Муром и бит-лами, но приказал снимать так, чтобы Джон Леннон не попал в кадр (ведь он коммуняга). Вомбат, перед тем как сфотографироваться с королевой, сделала реверанс. Потом мама, папа и Вомбат стали позировать рядом с Маргарет Тэтчер. После фотографирования Вомбат сказала, что у нее нет сил и ей нужно найти стул. Я же снялся с Энтони Хоп-кинсом и Майклом Джексоном. Жаль, что восковой фигу­ры Джона Мильтона (того, который поэт) в музее не было.