Навеки моя - Рэддон Шарлин - Страница 46

Когда он почувствовал, как она замерла, а затем отдалась сладким спазмам финального экстаза, он застонал, скрипя зубами от бешеного желания погрузиться в ее влажное тепло и обрести самому столь долгожданное освобождение. И как только ее тело обмякло у него в руках, он ощутил, как ее руки начали ласкать его возбужденную плоть. Он оцепенел на мгновение, а потом с громким свистом втянул в себя воздух.

– Ради Бога, нимфа, не надо, – он накрыл ее руку своей.

– Позволь мне, Бартоломью, Я хочу доставить тебе такое же удовольствие, какое ты подарил мне.

Он застонал; искушение было слишком велико. Хотя он и не позволил ей ласкать себя, он все-таки был слишком возбужден, ощущая, как ее маленькие, мягкие руки обнимают его естество. Хриплым голосом, тяжело дыша, он произнес:

– Еще немного, и я разряжусь прямо тебе в руки, маленькая нереида.

– Разве это плохо?

Он попытался засмеяться, но из этого ничего не вышло.

– Не для меня, а вот тебе это может показаться грязным и неприятным.

– Не может оказаться неприятным свидетельство твоей любви ко мне. Разреши мне любить тебя так, как ты любил меня.

Несмотря на все его усилия противостоять ей, она оттолкнула его руку и нежно погладила его напряженную плоть. Рай. И ад. Только ощущение ее жаркого, мягкого, влажного тела, обнимающего его, прижимающегося к нему, все глубже и глубже затягивающего его внутрь нее, могло сравниться с экстатическим восторгом, который доставляли ему ее прикосновения. Он настолько погрузился в доставляемое ему наслаждение, что не заметил, как она переменила позу. Когда ее влажный язычок медленно и ласково коснулся его напряженной плоти, он едва не потерял контроль над собой.

Он вырвался из ее объятий и перевернулся на спину, благословляя прохладный воздух, который помог ему вновь обрести самообладание, которое он едва не утратил.

– Бартоломью? – Эри положила руку на его покрытую испариной грудь. – Я сделала тебе больно?

– Нет, – он издал полузадушенный смешок. Взяв ее руку в свою, он поднес ее к губам. – Совсем наоборот, должен признаться.

– Ты имеешь в виду, что тебе понравилось?

– Конечно. Да и кому бы это не понравилось? Но я говорил тебе, каковы будут последствия.

– А я ответила тебе, что меня это не волнует.

Прежде чем он успел остановить ее, она склонилась над ним и взяла его естество в рот, облизывая и посасывая его так, как он ласкал ее груди. Его охватила восхитительная дрожь приближающегося оргазма. Если он не оторвется от нее, он пропал. Но он не мог этого сделать. У него оставался только один выход.

Взяв ее за руки, он притянул ее к себе. Затем повернулся к ней, так что теперь они лежали на боку, лицом друг к другу. Едва он протянул руку и коснулся ее, как ее ноги раздвинулись, и он очутился в горячей, влажной ложбинке между ее ног. Он почти вошел в нее.

Она крепко обхватила его ногами. Возросшее давление на его налившийся кровью орган усилило восхитительное ощущение, которое охватило его, когда он вонзился в эту скользкую, влажную пещерку. Он чувственно оскалился, сжав зубы от невероятного усилия сдержаться и не продвинуться вглубь на тот самый пресловутый лишний дюйм и не войти в нее полностью. В своем воображении он был внутри нее. Этого было достаточно.

Он замер, когда внутри него вспыхнула радуга невероятных ощущений. Господи Боже, он никогда не испытывал ничего подобного! Довольствие оказалось настолько сильным, что ему показалось, что он не выдержит. Но он выдержал.

Они долго лежали обнявшись, счастливые и душой, и телом. Бартоломью сумел еще укрыть их накидкой от холодного ветра. Легкий вздох Эри взъерошил волосы у него на груди, когда она плотнее прижалась к нему.

– Что мы будем делать? – спросила она наконец. – Я не могу выйти замуж за Причарда. Это будет несправедливо по отношению к нему, учитывая те чувства, которые я испытываю к тебе.

Он был в достаточной мере человеком, чтобы почувствовать радость и восхищение от ее слов, но одновременно достаточно реально оценивал окружающее.

– Ну и что, ты теперь уедешь отсюда? Будешь убегать, как твои родители, с континента на континент, до тех пор, пока наконец твой дядя не поймает тебя и не выдаст за какого-нибудь богача?

Эти слова были правдой, а потому прозвучали жестоко.

– У тебя с Причардом мог бы быть шанс найти свое счастье где-нибудь в другом месте, – безжизненно промолвил Бартоломью. – Но ты должна выйти за него замуж – у тебя нет другого выхода.

Он не мог сказать, что не вынесет, если она выйдет замуж за кого-то другого. Мужчина, лучший, чем Причард Монтир, мог когда-нибудь завоевать ее любовь и украсть ее у Бартоломью, а этого он бы не пережил. И хотя он не мог заставить себя произнести это вслух, сам он не обманывался на этот счет.

– То, что случилось сегодня ночью, не должно повториться, – сказал он. – Начиная с этого момента, я буду дядя Бартоломью, не больше…

– И не меньше, – закончила за него Эри.

Говорить больше было не о чем. Он осторожно удалил носовым платком все следы своей страсти, а затем помог ей одеться. Они молча подошли к дому. У заднего крыльца он шепотом сказал ей, чтобы она вошла одна; он подождет немного снаружи, просто на всякий случай. Она начала было подниматься по ступенькам крыльца, а затем бегом вернулась, чтобы поцеловать его – вероятно, это был последний поцелуй, который он мог ей подарить.

Когда наконец дверь закрылась за нею, Эри утомленно повернулась к лестнице. Там, на ступеньках, стояла Хестер.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

– Поздновато для прогулки, а?

Хестер выпрямилась во весь рост. Возвышаясь над Эри, она казалась перепуганной девушке неправдоподобно огромной.

– Мне… мне показалось, что я слышу, как плачет топорик мистера Нуна, и я вышла посмотреть, не случилось ли с ним чего-нибудь, – Эри молила Бога, чтобы Хестер не видела их с Бартоломью вместе и чтобы он не пострадал из-за ее импульсивного поступка, из-за того, что она отправилась к нему нынешней ночью.

– Ну и как, случилось? – Хестер спустилась к ней на одну ступеньку ниже. – И поэтому вы вернулись вместе с моим мужем? Я полагаю, что вы ходили к нему, чтобы рассказать о его драгоценной птичке?

Лицо Хестер походило на злобную маску. Эри напомнила себе, что только из-за испытываемого ею чувства вины ей кажется, что она видит смерть в холодных карих глазах женщины. И все-таки ей было страшно.

– Да, я… – Эри остановилась. В любую минуту Бартоломью мог войти через заднюю дверь, не подозревая о ее затруднительном положении и о той лжи, которой она пыталась объяснить свою полуночную прогулку. Должен быть способ предупредить его. – Я думаю, он ищет птицу. – Она наклонила голову, как будто прислушиваясь. – Нет, я слышу, как он возвращается.

Эри распахнула дверь.

– Мистер Нун? Вы нашли Арлекина?

Бартоломью появился на крыльце, удивленно приподняв брови и как будто спрашивая Эри, что это она здесь делает. Увидев его замешательство, она сказала:

– Я рассказывала Хестер, как услышала, что птица плачет и как вы пошли ее разыскивать, чтобы убедиться, что с Арлекином все в порядке. Вы нашли его?

Он перевел взгляд с нее в тускло освещенный коридор. Глаза его подозрительно сузились, и он снова напомнил Эри орла, с которым она его когда-то сравнивала.

– С Арлекином все в порядке. Вероятно, вы слышали чайку. Их крики всегда звучат очень одиноко и несчастно.

– Да. Вероятно, это была чайка, – Эри отступила в сторону, когда он вошел внутрь и захлопнул дверь за собой.

Тонкие губы Хестер сложились в гримасу недовольства, когда она кивком приветствовала своего мужа. Он уже знал, что утром ему не дождаться завтрака. Хестер будет жаловаться на переутомление и проведет в постели весь день, стеная и требуя к себе внимания в качестве искупления его грехов. Бартоломью это не волновало; он привык к ее фокусам. Его единственной заботой была Эри. Хестер всегда мстила тем, кто, по ее мнению, дурно обходился с нею.