Противостояние. Книга первая (СИ) - "Сан Тери" - Страница 63

– Мне пора.

– Мишель...

Усталый вздох, говорящий о том, как иногда нам бывает сложно. Умиротворяющее прикосновение ладони к щеке. Загорелые пальцы зарываются в волосы, заставляя светлое серебро литься горстями. Мне хочется прижаться к нему и застыть, пропуская через себя секунды мироздания, волны солнечной тишины. Слабая тень улыбки тает шёпотом соприкасающихся губ. В эту секунду поцелуй кажется единственно правильной формулой понимания. Идеально выверенное волшебство.

– Мишель, ты мне веришь?

Чем различаются рационализм и малодушие? Благородный рыцарь ордена не способен на малодушие. Я способен. На малодушие, предательство, ложь... чем там измеряется список смертных грехов? А на досуге вонзаю ножи в спину. Становится горько от собственной мелочной подлости. Так хочется сделать Лории подножку, чтобы он упал, а я посмотрел. Стану ли я счастливым, когда пойму, что оказался прав? Каково это – отравиться собственной желчью? Понять, что твой кумир жалок?

– Я люблю тебя…

Лория не смеётся. Смотрит без тени юмора, и когда он так серьёзен, хочется оторвать самому себе голову и вышвырнуть в окно – глупый, бестолковый мяч, доставляющий ему одни расстройства.

– Что мне сказать? Я сожалею, что не открыл правды. Я поступил эгоистично, но я не знал, как ты воспримешь, не хотел, чтобы это встало между нами.

– Тебе не нужно оправдываться, Алисси. Ничего не изменилось.

Мне легко быть великодушным, у меня для этого много причин. А он бы меня простил в этой ситуации?

– Так ли это?

Лория замирает, пойманный вспышкой небесной лазури. В глазах ведьмаче колдовской огонь и гибельное золото – манит, завораживает, заставляет терять рассудок безвозвратно. Не знаю, обладаю ли я подобной силой? Наверное, обладаю. Зрачки инквизитора – две бездонные чёрные луны на небосклоне желания. Он дрожит огоньком свечи на ветру, отчаянно зажав в кулаке серебряную прядь, словно удерживая якорь готового уплыть корабля; и бессильно разжимает, понимая, что существуют корабли, которые невозможно удержать, но отпускать их… так больно.

– Мишель, чего ты хочешь?

«Тебя. Можно тебя забрать у тебя?»

Я знаю, чего хочу. НЕВОЗМОЖНОГО.

– Когда я был ребёнком, однажды луну доставал из лужи. Хотел в ведро засунуть.

Лория прыснул, воззрившись с умилением.

– Должно было получиться. Я ковшик взял. Большой.

Я сел, сложив ладони перед собой. Инквизитор закашлялся, маскируя одолевший смех.

– Я помню, как горько плакал от обиды, когда вычерпал лужу до дна. Мне было три года. Правда стала жестоким разочарованием.

Лория с улыбкой присел на край стола, сопротивляясь желанию затискать рассказчика.

– Забавная история. К чему она?

– Эта забавная история заставила меня задуматься о пределах собственных возможностей, о том, что некоторые желания… Они как луна в луже.

Ухмылку с лица Лории как ветром сдуло. Он помрачнел и выпрямился, запоздало начиная понимать:

– Мишель…

– Андре…

Мы поднялись одновременно.

– Я не настолько наивен, что бы не понимать очевидных вещей.

– Вот как? И что же вы понимаете, Мишель?

Инквизитор приблизился, рассматривая меня, будто впервые видел. Вежливость – плохой знак. Когда Алисси злился, всегда переходил на вы. Что его так заело? Истина? Каждый из нас в душе немного идеалист, но жизнь диктует свои правила, учит соразмерять свои действия и поступки с окружающими, и приходится поступаться собой, собственными принципами. Социум – тюрьма; люди, желающие жить среди других людей, становятся вечными узниками, жертвами себя и других. Быть взрослым противно. Я знаю. Мне проще, чем ему, у меня нет принципов, только меняющиеся обстоятельства.

– Аллисин, – я примирительно сжал его плечо, – У Мишеля Биара есть Алиссин Лория. Предлагаю не усложнять друг другу жизнь попытками это исправить.

Инквизитор от этой «новости» скривился, как от зубной боли. Вздохнул тоскливо, и аккуратно оцепил длань.

– Ваша искренность и непосредственность очаровательны, Мишель, – он поднёс трофей к губам и, не дав выдернуть руку, продолжил неумолимо, – Вы так бойко за нас двоих решили, что я не могу не восхититься вашим мастерством дипломатии. Оно вызывает у меня горячее желание…. вас выпороть.

Я растерялся, не зная проглотить или обидеться. Лория обнял и, развернув спиной, игриво толкнулся бёдрами:

– Может, стоит воспользоваться своим положением? – он шутливо куснул за ухо, вводя в заблуждение беспечным тоном.

– Не посмеешь.

– Боюсь, ты слишком плохо меня знаешь, но это устранимый недостаток.

Я замешкался, не в силах определить настрой:

– Ты... ты несерьёзно?

– Нет. А стоило бы разок... для вразумления, – Лория размахнулся, отвесив шлепок пониже спины, – Мишель, я люблю тебя. Какую часть в этой фразе ты не понимаешь?

– Я... но...

– Заткнись.

Жаркий поцелуй – властный и не терпящий возражений. Когда Алиссин сердится, это малозаметно внешне, выражается в мелочах, и от этих мелочей сейчас мне хочется взвыть в голос. Язык сладким ураганом врывается в рот, устраивая разнос и звенящую пустоту в голове, в то время как умелая ладонь, проворной рыбкой скользнув вниз, организует тесноту в штанах, заставляя задохнуться окончательно.

– Ааааааааа… лисссииииннн… стой…

Кто против? Я против? Совсем не против. Но мы должны поговорить, выяснить... он должен понять.

Маркиз Рейвентри ничего не желает выяснять. Наступает по всем фронтам, и отвоёвывать себя обратно получается с огромным трудом. Десять секунд, и оборона крепости готова бесславно пасть перед маршалом Фельчиоры. Мёртвой хваткой держусь за штаны и остатки трусливо ускользающего рассудка. Лория деловит и собран, вальсируя, перемещает к столу, отодвигает документы, чернильницу, расчищая поле предстоящего сражения. Действует методично и неторопливо. Деться от него мне всё равно некуда. Впереди противник, а позади…

Я оказываюсь сидящим на столешнице. Останавливать Алиссина в подобном перевозбуждённом состоянии – это как стоять на пути табуна взбесившихся коней. Я понимаю, что самое лучшее, что я сейчас могу сделать – расслабиться, и ближайшие часа два ни о чём не беспокоиться.

Размахнувшись, я несильно хлопнул любовника по ушам. Выражение лица Лории было незабываемым. Скажу больше – оно стоило того, чтобы перетерпеть стояк, особенно когда я, кувырком скатившись вниз, принялся одеваться, используя стол в качестве преграды.