Противостояние. Книга первая (СИ) - "Сан Тери" - Страница 28

Мне вызвали доктора - не стандартного, что приводит заключённых в чувство и готовит к новой боли, а ведьмаче, обладающего даром. Церковь вела войну, но среди ведьмаче попадались и те, кто решил, что принять сторону короля гораздо выгоднее, чем сражаться с ним. Мы не считали их отступниками: каждый выбирает для себя и ищет там, где лучше. Однако люди, нанимающие на службу ведьмаче, вряд ли понимали критерии его мышления и ситуацию в целом.

Ведьмаче живут своими законами, кормить волка бесполезно: наступит день, когда он услышит зов и вернётся в стаю. Мне бы хотелось дожить до дня, когда волки начнут резать овец.

Всё это время я находился без сознания, не мог разлепить век и открыть глаза, но всё слышал. Как надо мной переругивались и читали отходную молитву. Как сказали, что я не жилец. С такими повреждениями - странно, что я продолжаю дышать; и что самым гуманным будет - оборвать мои мучения.

Но кто–то постановил, что лучше дать мне время и принять решение позже.  Оклемаюсь или сдохну - покажет эта ночь.

Целитель ведьмаче молчал, но я ощущал его присутствие кожей, энергетику, которой он со мной делился, вливая силы, чтобы облегчить агонию. Он не верил, что я выживу. Это он ясно дал понять.

Проклятые боги мне помогут. Всё в их власти.

<center>***</center>

Я не помню побега, но чётко понимаю, что находился в боевом трансе. Ведьмаче, впадающие в состояние берсерка, одной ногой стоят в могиле, энергия сжигается в безумных количествах. Обычно, когда транс заканчивается, наступает смерть.

Моя могила помогла мне выжить. Я использовал чужую ошибку и помощь в полной мере. Нас не случайно держат в цепях. Ведьмаче опасны, и это не байки для красного словца. Что касается меня - с переломанными костями, искалеченный и полумёртвый, я оставался Лунным призраком, ведьмаче из клана Сильвермэйн, учеником мастера Канто. Вот когда пригодились его жестокие, зверские тренировки. Сейчас именно эта подготовка помогала мне выбираться из переделки, в которую я угодил.

Я сумел заставить охранника подойти, а дальше - дело техники. Мне удалось положить стражей в нашем секторе и выпустить заключённых-ведьмаче. Заварушку в Илларии мы устроили славную. Трупы церковников усеивали каждый этаж и лестничный пролёт, кровь лилась ручьями, дорвавшиеся до мучителей жертвы вскрывали глотки палачам. Это единственное, что я помню из своих фрагментарных воспоминаний о побеге.

Выбраться из цитадели невозможно. Мы разрушили этот миф, и, хотя большая часть заключённых полегла в бою, некоторым удалось сбежать. Когда лучники очухались и инквизиция дала тревогу, нас встретил спецотряд обученных магов ордена и размазал восстание заключённых по стенам.

Иллария не зря называлась неприступной цитаделью. Основная часть сил инквизиции содержалась именно здесь, так что прорыв наш  был обречён. Но я и не собирался ввязываться в заварушку, изначально движимый единственной целью - сбежать. Мне и паре ведьмаче, смекнувших что к чему, это удалось.

Добраться до своих я не смог. Они добрались до меня. Разыскали, придя на активированный зов. Когда транс закончился, последнее, что помню: как, переплыв под прикрытие скал, рухнул лицом на камни. Дальше сознание отключилось.

Ведьмаче не свойственна благодарность и альтруизм, но при возможности оказать помощь, они не пройдут мимо. И никогда не бросят, если связаны долгом крови. В моём распоряжении оказалось целых два таких должника. Они перетащили мой полутруп в безопасное убежище и поделились энергетикой, несмотря на то что сами находились в плачевном состоянии. Но не в таком плачевном. То, что сделали со мной, заставило вздрогнуть их - всё повидавших.

Продержался я исключительно чудом. Анжей предложил меня бросить. Не имело значения, сколько они отдадут - это поможет мне прожить на пару часов дольше, но я умру, а им в итоге тоже не спастись, сил не хватит. Наргис отказался, сказав, что останется и сделает всё, что может. А если ничего не сможет, потащит труп, но не оставить гнить под стенами Илларии человека, который не позволил сгнить им. И я заслуживаю похорон.

Они переругивались, укрывшись в бухте. Инквизиторы ещё не начали искать беглецов. Выхода от моря практически не существовало, перебраться возможно было только вплавь, через рифы, или рисковать, пересекая долину по открытой местности, что было гораздо более верной смертью. Иллария не просто так считалась неприступной цитаделью - штурмовать замок с моря было бессмысленно, а с берега сложно.

Анжей хотел уйти, сообщив, что это безумие и он не собирается в него вписываться. Но тут, на его беду, вышла луна, осветив декорации, а заодно и участников сцены.

Разглядев спасителя, Анжей передумал, заявив, что вытащит меня, ибо не желает быть обязанным сопляку. У Наргиса случилась лёгкая оторопь. Он представлял своего героя совсем иначе, но с кумиром вышла неслабая промашка.

========== В плену кошмаров ==========

        Больше  трёх  месяцев на больничный койке - срок для ведьмаче неимоверно огромный. Потом несколько лет магистр выхаживал меня травками и заклинаниями, поил отварами и нашёптывал заговоры на память. Это неправда, что ведьмаче ничего не боятся. Боятся. Находясь в беспамятстве, я трясся и рыдал, как ребёнок, умоляя прекратить.

Но после... Всё было после - и шок, и боль, и тихий вой в подушку, и мучительная невозможность забыть. Просыпаясь, я корчился от стыда - клейма, выжигающего душу изнутри, - гораздо более жуткого, чем то, другое, поставленное на тело. Стискивал зубы и молчал, отвернувшись к стене, не желая, чтобы окружающие видели, насколько я жалок.

Я хотел встать. Приказывал себе подняться, но искалеченное тело не желало двигаться, оно сломалось и больше не подчинялось мне. Летописи Илларии сохранили воспоминания о кровавом демоне ночи, что двигался быстрее тени и разил неумолимой молнией... Но сила закончилась: упав на камни, я утратил способность двигаться. Не чувствовал ног, а нижнюю половину тела воспринимал непослушным, неуклюжим куском теста, безжизненным и отныне бесполезным.

Я трясущимся щенком жался к стене, избегая любых прикосновений. В панике отбивался, спасаясь от рук мастера Канто. Объятия учителя, раньше приносящие успокоение, вызывали страх и тошноту.

Канто, беспощадный к слабостям, и мёртвых умудрялся скидывать с койки, пинком поднимая на ноги. В моём случае он ничего не делал. Просто приходил, пристраивался на кровати, вытянув длинные конечности. Обнимал меня, игнорируя протесты, и держал так часами, пока я не переставал дрожать, не затихал. А Канто сидел, просто сидел в медитативной прострации, не слушая ворчание магистра Гавейна о том, что он мне мешает.

По мнению мастера, мне уже ничего не мешает и не сможет помешать.

- Ты жив, Реми, – сообщил он, обращаясь непонятно к кому, и проглотил конец фразы.

Он мог сказать, что, раз я жив - значит, остаётся надежда, ведь могло быть и хуже. Но хуже быть не могло. Смерть стала бы для меня спасительным милосердием, а учитель всего лишь поддерживал и продлевал агонию. Все это понимали. Я это понимал. Айгура Канто - понимать отказывался. Он приходил, иногда разговаривал, обращаясь то ли ко мне, то ли ко стенке. Эффект был всегда одинаковый.