Всего одно желание (СИ) - "Сан Тери" - Страница 22

В подобные дни зрелище откровенно жалкого противника не доставляло Сорре удовольствия. Инвалидов он не бил. В груди возникало паскудное чувство. Настолько паскудное, что хотелось измочалить стену кулаком. Взять Романа за волосы, старательно отводя взор от ранящей седой пряди, заставить поднять голову и, глядя в глаза, спросить: «Чего ты добиваешься? Смерти? Хватит, Роман. Хватит. Прекрати! Я не хочу тебя убивать!» Или хочу...

Сорра не мог определиться, чего он на самом деле хочет от Романа. Рвался на части от критического непонимания происходящего, собственного противоречия - остановиться или продолжать. В присутствии Романа воздух закипал, а Сорру обдавало жаром ненависти. Помириться? Боги, как? Он не сомневался, что Роман плюнет в лицо или сделает нечто хуже. Найдёт безошибочный способ пробить Сорру, использовав минутную душевную слабость, раскаяние, и не останется иного - лишь снова впечатать кулаком в красивое, искажённое мукой лицо, кровью стирая с него презрение, вызов, отвращение. И если тереть долго-долго...

Какое выражение он хотел увидеть? Что он хотел увидеть? Знать бы – давно бы всё изменил. Роман не понимал. Смотрел свирепым взором грозовых, завораживающе-синих глаз, и в полумраке комнаты они сверкали на смуглом лице драгоценными сапфирами. Два лесных озера, населённых сумасшедшими водяными, выплясывающими безумный гневный хоровод эмоций. Ромейнская роза. Как с ним справиться? Связать? Сорра дошёл до ручки, но эмоции, бурлящие лавой, не отражались на бесстрастном лице. Он неизменно выглядел спокойным, насмешливым, с вечно издевательской ухмылочкой.

- Не стоит меня злить, пастушок, а то останешься калекой, – не слова, а откровенная пощёчина в пылающее лицо Романа.

Итаниец неторопливо - знал бы Роман, какой ценой - словно ничего не произошло, закончил раздеваться и отправился в ванную, на ходу потрепав скрюченного парня по макушке. Задержав пальцы на мгновение, чтобы полелеять мимолётно, но Роман не заметил чужой ласки. Ненависть искажала реальность, и в ней оставался Алексис Сорра: равнодушный, невозмутимый, не стесняющийся прекрасной наготы и уродливых поступков.

Роман с ненавистью запустил подушкой, но не успел попасть - дверь захлопнулась. Продолжать не было сил. Навалилась обморочная усталость, привычная боль. Хотелось лечь на ковёр, закрыть глаза и больше никогда не вставать. Существует ли у ненависти предел, и что начинается там - за гранью?

Графу не сразу удалось подняться, но он заставил себя, не желая дарить Сорре удовольствие видеть себя раздавленным. Кое-как доковылял до выброшенной подушки...

- Ненавижу.

За эти дни Роман повторял эту фразу сотни раз. Он с бессильной тоской посмотрел на дверь. В ванной комнате мирно плескалась вода.

- Сдохни!

В этой мысли не было содержания. Граф мог вызубрить её заклинанием, но на самом деле никогда бы не пожелал непоправимого. Сорре не желал.

Ди Валь взбил подушку и, спихнув книгу - сил перекладывать не было - осторожно лёг, баюкая ребро. Завтра тренировка и, если так продолжится дольше, Алексис действительно сделает его калекой. Или Роман найдёт способ расправиться с ним раньше, - мелькнула в голове услужливая, но донельзя противная мысль.

Артани почти заснул, когда Алексис вышел из ванной. Несколько минут итаниец, сопя, ходил по комнате, демонстративно производя как можно больше шума, чтобы ещё больше позлить графа. С грохотом уронил стул, принялся складывать одежду, врубил свет, словно он один во всём мире.

Роман проснулся от тишины. Так бывает, когда тишина становится слишком плотной, почти осязаемой, заполненной чужим присутствием. В комнате по-прежнему горел свет, но теперь лампа была полностью приглушена и заботливо отвёрнута к стене, превратившись в импровизированный ночник. Роман лежал с закрытыми глазами, разглядывая тусклое марево сквозь ресницы, и никак не мог сообразить, с чего Сорра церемонится?

Итаниец присел на кровать. Граф подобрался, ощутил, как с него осторожно убирают одеяло. Одеяло... Роман моментально проснулся и напрягся, продолжая внешне сохранять расслабленность и притворяться спящим. Что происходит? Через неплотно сомкнутые веки он видел сидящего на краю кровати Алексиса. Роман боялся - от чужой непредсказуемости становилось реально не по себе.

Сорра задумал очередную пакость? Если так, итанийцу придётся здорово пожалеть о затее. Раненный или нет, Роман размажет, заставив его пожалеть. Он только сегодня освоил вспышку, и теперь графу не терпелось применить магию на Алексисе, чья чудесная способность исцелять позволяла им нарушать запреты о драках, не боясь разоблачения. Как подозревал Роман, это было единственной причиной, заставляющей итанийца оказывать помощь в принципе. Сейчас граф сам жаждал, чтобы Алексис действительно попытался навредить. Тогда Роман сможет атаковать с чистой совестью.

Пальцы итанийца осторожно взялись за край рубахи, осторожно задирая наверх. Роман похолодел, терзаемый худшими опасениями. Что гад задумал? Он застонал, поворачиваясь, будто во сне, и принялся шарить в поисках одеяла. Алексис с неслышным вздохом укрыл его и, обхватив голову, продолжил сидеть в задумчивости. Роман и сам не понял, как в такой ситуации умудрился уснуть, но сон плавно окутал сознание, забирая в мягкий дурман.

Страх, что Алексис рядом, послужил толчком. Роман проснулся оттого, что воздух холодил обнажённую кожу, и с ужасом осознал, что допустил непростительную небрежность, а сейчас... Сердце испуганно забилось, подпрыгнув в горло. Рубаха была задрана до подмышек, а он настолько крепко вырубился, что ничего не почувствовал.

Почувствовать было сложно. Алексис склонился над ним, невесомо касаясь кончиками пальцев, просто поражая чуткостью и бережностью прикосновений. С трудом верилось, что этот парень ударом кулака способен разнести кирпич. Длинная светлая прядь скользнула по щеке, окутывая тонким головокружительным ароматом ирабиса. Сердце совершило судорожный скачок, от напряжения стало трудно дышать. Роман сконцентрировал энергию и не сразу понял, что Сорра разматывает его неуклюжую повязку. Очень осторожно, явно не желая свидетеля в лице графа.

Алексис пытается помочь? Подтверждая догадку, чужие пальцы тихонько, но уверенно прощупали рёбра. Он непроизвольно застонал, когда Сорра добрался до больного места. Роман замер вместе с Алексисом, боясь, что итаниец догадается, услышит лихорадку сердца.

Пригодились дыхательные техники. Несколько секунд Сорра не двигался, пристально вглядываясь, затем неуловимо расслабился. Благословенная энергия исцеления потекла в тело, заполняя мягкими волнами эйфории, обезболивая, пока магия с безошибочным инстинктом выполняла свою работу, вправляя, переделывая, восстанавливая. Стало удивительно легко, спокойно, по-дурацки хорошо.

Алексис не плохой, - подумал Роман, и рассудок, получив разрешение, снял внутренний предохранитель, доверчиво уплывая в сон. В эту секунду растрёпанный Роман выглядел почти ребёнком - удивительно трогательным в своей беззащитности. Артани не знал, что улыбается во сне нежной ангельской улыбкой. Схожая улыбка блуждала и на губах Алексиса, но в ней не было спокойствия и умиротворённости - победная самоуверенность и демоническая радость.