Зло - Хруцкий Эдуард Анатольевич - Страница 39

— Уголовный розыск, — отчеканил опер, — попрошу документы.

— Ты что? — рявкнул гость, — с ума сошел? — Говорил он с легким кавказским акцентом. — Я полковник МГБ Нагиев.

— Документы.

Нагиев не спеша расстегнул пальто, в прихожей резко запахло одеколоном «Шипр», вынул из нагрудного кармана красную сафьяновую книжечку с гербом и буквами МГБ.

— Ты знаешь, кто я?

— Сейчас узнаем. — В прихожую вышел Ельцов с ларцом в руках.

Полковник впился взглядом в шкатулку, словно хотел ее сожрать.

«Видел он ее, — догадался Ельцов, — наверняка видел». Он передал ценности оперативнику, взял удостоверение.

— Значит, вы полковник Нагиев Исса Магомедович, а я замнач отдела МУРа майор Ельцов.

— Слушай, ты что здесь делаешь, а? — Полковник засунул руки в карманы брюк. — Что тебе надо, а?

— Я провожу выемку ценностей, украденных у народной артистки СССР Екатерины Гельцер.

— Ты знаешь, кто я?

— Вы полковник Нагиев.

— Я начальник секретариата заместителя министра госбезопасности Кобулова. Немедленно вон отсюда, слышал, майор, а не то в момент старшиной станешь.

Возможно, будь он один, Ельцов плюнул бы на все и ушел, тем более он знал, чту значит связаться с людьми одного из братьев Кобуловых, о которых в Москве ходила мрачная слава.

Но он был со своими людьми и уйти, послушавшись этого коротышку, — значит навсегда потерять уважение подчиненных.

— А вы, товарищ полковник, на меня не орите. Не надо. Я сюда не водку пить приехал, а исполнять свой служебный долг. И я его исполню, независимо от того, нравится вам это или нет, — резко сказал Ельцов. — Вам прекрасно известно, что согласно инструкции МГБ СССР я обязан вас задержать и отправить на Петровку, а позже, если вы, конечно, не соучастник, отпустить вас и направить рапорт на имя высшего начальника.

— Ты мне грозишь?! — фальцетом выкрикнул Нагиев.

— Нет. Я дело свое делаю, попрошу сдать оружие и документы.

Конечно, на Петровке полковника сразу отпустили, он даже объяснения не написал. Только успели оформить изъятые ценности, допросили Мохова, идеально оформили все документы, как Ельцову позвонил порученец начальника.

— Игорь Дмитриевич, срочно к комиссару, в форме.

Ельцов быстро переоделся и зашагал к начальству.

Порученец Овчинникова, лейтенант Коля Сергеев, сочувственно замотал головой, одернув китель, приоткрыл дверь и доложил бесстрастно:

— Майор Ельцов прибыл.

За столом начальника МУРа сидел брюхатый генерал-лейтенант в форме МГБ. Ельцов сразу узнал его оплывшую морду. Это был замминистра госбезопасности Богдан Кобулов.

— Товарищ заместитель министра… — начал Ельцов.

— Ты што? А? — стукнул генерал волосатым кулаком по столешнице. — Ты кого арестовать хотел? А? Овчинников, — Кобулов повернул голову к стоявшему у окна комиссару, — где ты такие кадры откапываешь?

— Товарищ заместитель министра, майор Ельцов фронтовик, один из лучших оперативных работников МУРа, вы сами за ликвидацию бандгруппы Парамонова вручали ему орден «Знак Почета».

— То-то мне его рожа знакома. — Кобулов достал «Казбек», закурил. — Ну? — повернул он голову к Ельцову.

На стойке воротника висели жирные брыли, поэтому генерал не двигал шеей, а поворачивался всем корпусом.

— Ну? — повторил он.

— Товарищ генерал-лейтенант, мы проводили изъятие ценностей, похищенных у народной артистки СССР Екатерины Васильевны Гельцер, у гражданина Мохова.

— Кража ценностей доказана, Овчинников?

— Так точно, преступник задержан.

— Дальше.

— Во время оперативных действий в квартиру пришел полковник Нагиев. Он не представился, стал угрожать нам вашим именем, требовать, чтобы мы нарушили закон. Я посчитал, что этот гражданин имеет цель скомпрометировать вас, товарищ генерал, и задержал его для выяснения.

— Как это «скомпрометировать»? — рявкнул Кобулов.

— Он сразу же стал угрожать нам, пытался защитить задержанного, все это он выдавал за ваше распоряжение.

Генерал расстегнул крючки на воротнике кителя, достал новую папиросу, но не закурил, а начал вертеть ее в руках. Его короткие, покрытые волосами пальцы смяли папиросу. Он достал новую, прикурил. Черные глаза из-под оплывших век смотрели на Ельцова угрожающе и зло.

— Сколько вас было у Мохова?

— В квартире, товарищ генерал?

— Нет, в сортире, — хохотнул Кобулов.

— Четверо, товарищ генерал.

— Рапорта где?

— В деле, товарищ генерал.

Кобулов открыл папку, достал рапорта, пробежал их глазами.

— Ишь ты! Сговорились, а?

— Никак нет, товарищ генерал.

Кобулов порвал рапорта, бросил их в корзину.

— Где ценности и задержанные?

— Ценности в сейфе, товарищ Гельцер приглашена для опознания, задержанные в КПЗ.

— Ценности старухе верните, а задержанных я заберу. У нас к ним есть свои претензии. А ты, майор, иди служи дальше. Ты аттестован по МГБ или милиции?

— Майор милиции, товарищ генерал.

— Ладно, иди, молодец, быстро кражу поднял. А про Нагиева забудь и людям своим скажи об этом.

Но на этом все не закончилось. Мохова нашли отравившимся в своей квартире. Как ни старались оперативники, ничего в ней не обнаружили. Труп Веретенникова объявился в лесу под Коломной, когда стаял снег. Такие находки в милиции называют подснежниками.

Актрису Мелентьеву сбила насмерть неизвестная машина, прямо у входа в Театр драмы.

А в пятьдесят пятом, когда Ельцов уже стал подполковником и замначальника МУРа, он на Даунгеровке заловил налетчика-мокрушника Никанорова. Деваться Никанорову было некуда, на нем висело четыре убийства, совершенных с особой жестокостью, и он понимал, что его все равно прислонят к стенке. Поэтому и признался, что на квартиры богатых людей, имевших дорогие вещи, его наводил полковник Нагиев.

Никаноров и еще двое переодевались в форму МГБ в конспиративной квартире на улице Воровского, там же Нагиев давал им эмгэбэшные документы. Они приходили с ордером на арест и обыск, изымали ценности, а хозяев вывозили в песчаный карьер и расстреливали.

Потом, на конспиративной квартире, Нагиев забирал все драгоценности, а остальное барахло — меха, отрезы, пальто и костюмы они делили между собой.

Драгоценности уходили на самый верх, начальству.

Трупы из карьера забирал старшина из МГБ и отвозил в крематорий.

Ельцов задокументировал рассказ Никанорова, а потом начальник Главного управления Уголовного розыска сказал ему:

— Ты, Ельцов, сыщик классный, но об этом забудь, не наше это дело. Рапорт твой я в КГБ отправил, пусть чекисты со своими разбираются.

Потом следователь из военной прокуратуры, который вел дело Нагиева, рассказал ему, как братья Кобуловы вербовали уголовников и те по их наводке грабили и убивали людей, прикрываясь удостоверением МГБ.

Все это Игорь Дмитриевич вспомнил, пока ехал от дома до Трубной площади. Он пристроил машину на стоянке, рядом с домом Политпросвещения, вылез, огляделся. Город словно качался в утреннем мареве. Солнце еще не начало припекать, было по-утреннему ласковым. Свет его подновил облупленные стены старых домов, залил золотом бульвар.

Нет, не зря сегодня он вспомнил старую историю. Не зря. Все повторяется и будет повторяться, потому что алчность бессмертна. Конечно Болдырев — это сегодняшний Нагиев. И работает он на людей крутых и сановных. Иначе кто бы разрешил ему создавать под эгидой МВД специальную группу.

Игорь Дмитриевич вошел под арку дома и едва увернулся от несущегося на велосипеде пацана лет десяти. Он успел только заметить азартно вытаращенные глаза и закушенную губу юного гонщика. Пролетел велосипедист и скрылся за углом, и Ельцов позавидовал ему. Счастливому и радостному в это отличное летнее утро.