Евпатий Коловрат - Ряховский Василий - Страница 4

БУЛАТ ПЫТАЮТ ОГНЕМ

Ранней зарей следующего дня, когда над черными и неподвижными водами озера Великого еще лежал плотной пеленой туман, разрываемый множеством утиных выводков, вылетавших на подкормку, охотники снялись со становища и, оставив коней на попечение отроков, пошли на прибрежные высоты.

Охота длилась весь день.

Только к вечеру один за другим стали притекать к становищу охотники.

Лов был удачным. Охотники сбрасывали с плеч туши убитых ими косуль в одну кучу. Скоро отроки повесили над костром большой кованый котел, в который положили большие куски свежего мяса. Густо пахло кровью, и сторожевые псы, пожиравшие за кустами отбросы, то и дело поднимали яростную грызню.

К ужину собрались все. Недоставало лишь княжича Федора и Кудаша.

Перед тем, как улечься на епанчу6, Ополоница приказал до утра поддерживать в костре огонь, чтобы отставшие охотники могли по зареву найти стан.

Но и на утро не пришли молодые охотники.

Зная, что в это утро князь Юрий будет ждать ловчих у переправы на реке Пре, Ополоница с неохотой оставил это место и повел отряд через леса.

Не увидев среди прибывших с Ополоницой ловчих своего сына, князь вопросительно посмотрел на воина.

— Горяч княжич в охоте, — ответил тот. — Надо ждать, придет следом.

Пока двигались по течению Пры к Оке, Юрий то и дело останавливал отряд и приказывал трубить, и тайное беспокойство клало печать на его лицо.

Княжеская охота вступила в Рязань под вечер, а ночью в город прибежал Кудаш. Призванный в княжеский терем, Кудаш сказал, что княжича не видел, а см отстал потому, что, упав с кручи в овраг, вывихнул ногу.

В княжеском тереме поднялась тревога.

— Заблудится и сгинет сын мой, Ополоница! — сдерживая волнение, говорил царь пестуну.

— Должен прийти, — отвечал тот невозмутимо. — У княжича при себе нож, трут и огниво. С этим припасом хороший ловчий нигде не пропадет.

— Но зверь лихой или недобрый человек…

— Ах, князь! — качал головой пестун. — Ужели за четыре лета я ничему не научил молодого княжича?

— То верно, — соглашался князь.

Однако после слезной мольбы княгини своей Агриппины Ростиславовны, души не чаевшей в сыне-первенце и не любившей Ополоницу, князь послал старшего воина из своей охраны и сказал:

Снарядить поиски! Передать мещерским данникам, чтобы выслали в леса людей. Палить костры на холмах и звонить в било церковное ночь и день.

По уходе воина Ополоница встал перед Юрием и глухо проговорил:

— Отпусти меня князь. Уйду служить другому владыке.

На быстрый взгляд Юрия Ополоница ответил:

— Упреждал я тебя, когда брал под свой начал твоего сына: не перечь мне! А вижу, ты не доверяешь мне, мыслишь втайне, что с лихим намерением я не пошел вслед за Федором… Стало, не гож я быть пестуном и не угодил тебе. Отпусти, князь!

— Опомнись, друг! — попытался успокоить его князь.

Но, обуреваемый гневом, Ополоница стоял на своем:

— Коли Федор не выбьется из лесов — стало, хил он духом! Булат пытают огнем, Юрий свет Игоревич!

Князь быстро прошел в сени, остановил воина и отменил свой приказ.

Тем временем Федор, затерянный в диком лесу, пытался найти из него выход.

Он и сам не мог сказать, как отбился от ловчих. Сначала он крепко держал на слуху Ополоницу и Кудаша, шедших от него по сторонам. Потом лесные голоса отвлекли его, заставили насторожиться. Вот, шумно сопя, грузно проковылял меж кустов барсук. Там, задевая ногами ветви, скакнул в чащу олень. Огненно-рыжая лиса вывернулась на полянку и, встретив настороженный взгляд юного ловчего, скрылась в густых травах…

Вскоре Федор вошел в сплошной сосняк. Здесь сразу стало просторнее, и под ногами мягко зашуршала сухая хвоя.

Первого козла Федор увидел на вершине каменистого ската, уступами спадавшего в воды озера. Козел стоял, вскинув вверх витые рога.

Федор наложил стрелу на тугую тетиву. Острый наконечник стрелы был на правлен прямо в грудь животного, чуть повыше точеных ножек.

«Только бы не промахнуться!» — взмолился Федор.

Но в самое последнее мгновенье, когда стрела затрепетала на тетиве, козел подогнул колени, взмахнул могучими рогами и прыгнул. Через минуту он был уже на соседнем холме.

— Ну, я тебя все равно достану, достану! — прошептал Федор.

Желание убить козла заслонило все посторонние мысли. Так было с Федором всегда. За годы охотничьих скитаний с Ополоницей он познал сладостный азарт борьбы, честолюбие толкало его на риск. Одобрительный взгляд Ополоницы заставлял забыть его об усталости.

Так было и на этот раз. Только теперь перед ним был не один Ополоница, а множество охотников, для которых он был князем и покорить которых он мог только удалью своей и отвагой.

«Никогда не поворачивай назад если можно идти вперед, княжич — говорил ему пестун и упорно предостерегал Федора от всякого отступленья. — Сильный найдет свою удачу впереди. Свернул с пути один раз — никогда не достигнешь цели…»

И, чувствуя, как у него мгновениями тьма гнева застилает взор, Федор пошел вслед за козлом.

Он гнался за ним весь день. Ночь он прокоротал на развилистой сосне, стоявшей над темным провалом оврага.

Проснулся Федор с рассветом и тотчас увидел своего мучителя: козел словно поджидал ловчего — стоял на открытом месте, гордый, будто вылитый из серебра.

Погоня возобновилась тотчас же после того, как Федор наскоро поел вяленой медвежатины с окаменевшим сухарем и запил еду водой из родничка, живым ключиком бившего из под горючего камня. К концу дня козел стал все чаще останавливаться и все хватал на ходу то зеленую ветку, то пучок травы. Федор плелся за ним из последних сил.

Вечером козел был убит. Звонкая стрела попала ему под левую лопатку, и на траву обильной струей пролилась горячая кровь. Федор освежевал свою добычу по всем ловчим правилам. Печень и сердце он закатал в сырую глину и положил в груду углей. Утолив голод, Федор впервые вспомнил об Ополонице, подумал о том, что далеко отбился от своих и теперь, пожалуй, ему их не найти.

Проспав ночь у потухшего костра, Федор раным-рано тронулся в ту сторону, где в кровавом пожаре готовилось взойти солнце.

Лес был бесконечен. Усталому княжичу он казался все гуще и все непроходимее. И сколько не всматривался Федор, Взбираясь на высокие сосны, ни одного дымка не видел он, ни разу не сверкнула среди лесов полоса желанной реки. И не попалось на пути ни шалаша лесного, не встретился ни один бортник, хотя меты промысловых людей видел Федор на многих деревьях, к которым густо летели пчелы.

Ночь он провел у малого огонька, вздремывая на минуту и вновь протирая тяжелые веки. В ночном лесу было неспокойно: Все время слышалось потрескивание сухих ветвей, кто-то ухал, вскрикивали ночные птицы.

К концу третьих суток скитаний Федора над лесами с грохотом и шумным ливнем пронеслась гроза.

Мокрый и вовсе одичалый княжич всю ночь просидел на дереве. Судорожно вздрагивая, он засыпал коротким сном и видел себя в гридне7 рязанского терема. Перед ним стояли столы, уставленные яствами, на длинных скамьях сидели воины, бояре и сокольничьи; все они пили из ковшей и отламывали руками огромные куски от румяного пирога…

Утром Федор вышел на берег незнакомой реки. Он переправился на другую сторону — там видны были дальние селения — по способу, который перенял от Ополоницы: столкнул в воду ствол поваленного дерева и лег на него животом, оберегая от воды завернутое в узел платье. Направляя руками ход дерева, Федор достиг берега, сошел на песок, но не устоял на ногах, свалился, впав в тяжелое забытье…

Подобрали Федора ловцы, тянувшие неподалеку невода. По одежде они признали в нем юношу не простого званья и привезли его, беспамятного, в Рязань.

Увидев сына, князь попросил у Ополоницы прощения и крепко его обнял.