Полуденная буря - Русанов Владислав Адольфович - Страница 23

Глава IV

Северная граница Трегетрена, деревня Щучий Плес, яблочник, день двадцатый, утро

Бессон почесал затылок:

– Что за название дурацкое? Щучий Плес.

– А волк его знает, – пожал плечами Крыжак. – Может, рыбка клюет знатно?

– А по мне, так не Щучий, а Сучий Плес. Не глянется деревня. Ну никак не глянется. Так бы петуха красного и подпустил.

– Окстись, Бессон. Ты ж не остроух какой – лють над безвинными тешить. – Крыжак потрепал коня по шее, поправил прядку гривы, выбивающуюся из-под потника.

Третий всадник, застывший на пологом пригорке, молчал. Думал о чем-то своем. Каштановая борода отросла на зависть даже веселинам. Нестриженые и давно не чесанные кудри удерживались от падения на глаза широкой вышитой лентой, сложенной вдвое, – на манер арданских воинов. Жители Повесья предпочитали заплетать на висках косички. Трейги стриглись коротко. Самая распространенная прическа как у благородных воителей, так и у поселян-землепашцев – под горшок.

Парень, прозванный Живоломом, сочетал во внешности приметы всех трех народов, населявших Север материка. Масть трейговская – темная, борода веселинская – пониже ключиц, повязка на голове – арданская. С виду – наемник наемником, перекати-поле бесприютное, привыкший силу рук и клинок за звонкую монету продавать тому, кто дороже предложит. Вот только башка варила у него вовсе не как у простого наемника. И местность вдоль трейговской стороны Ауд Мора он знал прекрасно. Так что уже к яблочнику Бессон понял – обходиться без Живолома ватага не сможет никак. Ну ни под каким видом.

– Что молчишь-то? – буркнул главарь лесных молодцев задумавшемуся парню.

– А что болтать попусту? Деревня как деревня. Не бедная. Можно сказать, богатая. Гляди. Вон трактир. Не иначе как для купцов, в Ард’э’Клуэн путь держащих, построен. Значит, выгоду поселяне имеют с него, и немалую. Фураж, людской харч... А вон глянь, чуток правее – кузня. Тоже не в каждой деревеньке ее построят. Телеги чинить, коней ковать. Нет, деревня богатая.

– Сказать хочешь, разживемся? – осклабился светлобородый, коренастый Крыжак.

– Тебе на жизнь мало? – вскинул бровь Живолом.

– Не, ну... – замялся веселин.

– Фураж возьмем, харч людям возьмем, – сказал, как отрезал, парень, – а больше не вздумай. Мало селян утесняют?

– Ты что-то сильно о землепашцах печешься, – хохотнул Бессон. – Мы ж все-таки разбойники, лесные молодцы. Нам убивать и грабить полагается.

– А оно тебе надо? Убивать и грабить? Корову зарезать можно и сожрать, а можно доить. Так ведь? – Живолом улыбался во весь рот. – Да что я тебе рассказываю? Ты ж, Бессон, сам хвастался – по понятиям живешь, лишнего зла не творишь.

– Верно, – кивнул главарь. – Ни к чему зло плодить. Пускай его богатеи плодят – им не привыкать. Но деревня эта мне не нравится.

И три пары глаз всадников вновь принялись обшаривать расстелившуюся перед ними деревеньку. Щучий Плес имел форму широкой подковы – левое крыло следовало вдоль бегущего рядом с опушкой тракта, а правое спускалось к самому краю заливного луга у реки. Внутри подковы укрывались огороды, обнесенные невысокими плетнями, и выгон. Однако ни коров, ни овец что-то не наблюдалось. Не бегала меж домами и птица, не сновали ребятишки. Тихой и безлюдной выглядела деревенька Щучий Плес – полтора десятка домишек, трактир и кузня. Только над крышей небольшого, чисто беленного трактира вился слабенький столбик дыма.

– Поразбежались, что ли? – рассуждал вслух Бессон. – Может, их кто предупредил?

– Об нас, что ли? – протянул Крыжак.

– Об нас, об нас.

– А кто? Вырвиглаз, что ли? Этот мог, сука арданская.

– Думаешь, ему делать нечего больше, как вперед нас по тракту бежать и селян будоражить?

– А то?

– Да нет, он уже к Фан-Беллу подгребает грязными пятками.

– Зря ты так людям веришь, Бессон, – заметил светлобородый Крыжак. – Люди, они хуже волков встречаются.

– Верно. Бывают хуже волков, – процедил сквозь зубы Живолом. – Только, если Вырвиглаз надумает на нас кого навести, он не к поселянам побежит, а в баронский замок или форт какой.

– Точно, – согласился Бессон. – Ближайший форт далеко ли?

– Турий Рог. Полдня езды верхом, – откликнулся трейг.

– Мог поспеть?

– Мог.

– Значится, мог навести ищеек на наш след?

– Не мог.

– Это еще почему?

– Конницы у них нету, в Турьем Роге. Лучники да копейщики. Пехом не поспеют так быстро. Разве что к вечеру. А где мы к вечеру будем?

– Во-во! Ищи ветра в поле! – усмехнулся Крыжак.

Бессон снова почесал затылок, глянул прямо в глаза Живолому:

– И откуда ты на мою голову такой умник выискался? Ну все знаешь! И про форты, и про замки баронские... Да, скажи, друг разлюбезный мой, местного барона замок далече отсель? Али нет?

– Пару дней как мимо ехали.

– К нему Вырвиглаз заскочить мог?

– Мог. Только не попрет барон в одиночку против твоей силы, Бессон. В заднице у него не кругло. Вот если б двое-трое объединились, тогда – да, тогда наши дела плохи.

– Не, ну откудова ты все знаешь? – Главарь ватаги пристукнул кулаком по коленке. – Слушай! А, часом, ты не того... Не твоего папаши замок проезжали?

– Я ж тебе говорил, не баронский я сын.

– Ясно дело, – подначил тут же Крыжак, – самое малое, графский. Оттого и знает все. Кто у нас местный граф?

– Тебе не все едино? – отмахнулся трейг.

– Как так – все едино? Любопытство меня прет. Можешь ты мое сердце болящее успокоить ответом?

– Гляди, за лишнее любопытство без носа можно остаться, как та баба из сказки.

– Ну вот. Он уже и обиделся. Ровно королевна. Из такой же сказки. – Бессон поудобнее перехватил ременный повод уздечки. – Скажи, кто граф. Без подначки спрашиваю.

– Ага, без подначки. А после пол-луны зубы скалить будете.

– Не буду. Конем клянусь.

– Что ж мы, нелюди? – поддержал главаря Крыжак. – Али арданы какие?

– А ну вас. Ведь не отвязнете все едино. – Живолом махнул рукой. – Грейн Седьмой, на черненом щите шестнадцать серебряных копейных наконечников.

– Не, ну откудова ты все знаешь? – Бессон не смеялся, не до смеху в самом-то деле. – Вроде как за ручку с ними со всеми.

– Я ж говорил тебе. Наемник я. То у одного послужу, то у другого. Вот и запомнил всех.

– Молодой ты для наемника. Не, мечом ты машешь – мама не горюй. Тут и спорить не о чем. Каждый барон, да что там барон, каждый граф тебя в своей дружине с дорогой душой примет. Да я не о том. Не успел бы ты у многих послужить. Молодой еще.

– Так и про то я тебе говорил. Война-то сидская всех перемешала. И графов, и баронов. И наемников. Думаешь, откуда я того барона из Восходной марки знаю? Красная рыба на щите. Все оттудова. С войны. Я при графе Палене в дружине состоял. Слышал про такого? Коннетабль. Над всем войском старший.

– Чудные вы, трейги, – удивился в который раз Бессон. – У нас король над всеми войсками старший. Как же иначе быть может? Раз король, значит, первый боец.

Живолом хмыкнул:

– Видал я вашего Властомира. Как он пятками от Мак Дабхты с Мак Кехтой нареза2л.

– И как же ты мог это видеть, наемник? – насупился Бессон.

Крыжак тоже обиделся за родного повесского владыку и пробурчал под нос что-то в адрес всех трейгов вместе взятых, а в адрес болтающего бескостным языком соседа – отдельно.

– Вот, уже обиделись, – покачал головой Живолом. – Просто вас, веселинов, до расстройства довести. Сами первые начали. Или нет? А видел Властомира потому, как в том отряде был, что его отбивал. Не подоспели б петельщики трегетренские, здоровущий курган насыпать в Весеграде пришлось бы.

– Ну, уел, уел, – примирительно пробормотал вожак. – Когда б не трейги, победили бы остроухие у Кровавой Лощины? К этому ведешь?

– Да нет. С чего бы. Вместе бились. Я к тому веду, что наш король вперед в бою не лезет, грудь под бельты да под дротики не подставляет. Коннетабль на то поставлен, чтоб войска в бой вести. А король на войне тоже не последний человек. И обоз, и тыл на нем... А случись так, что коннетабля порешат, – король может сам командовать, пока нового не назначит. Вот и выгода.