Дети надежды (СИ) - "Дэви Дэви" - Страница 23

… Мне бы возненавидеть тебя. Нет, за что же ненавидеть, твоей вины нет. Просто бежать от тебя без оглядки. И ты не окликнешь, не попытаешься вернуть. И я буду свободен. Один. Под серым небом и холодным дождем…

… Убеждаю себя, что довольно того, что есть, что вовсе и не нужно чего-то большего. «Ах, я так неприхотлив в своих желаниях!» И прячу, прячу ожидания по укромным уголкам души, день за днем хороню надежду на чудо…

… Презираю себя за трусость, за отсутствие самолюбия, обещаю себе: «Сегодня же скажу ему!», а потом: «Нет, лучше завтра». Но и завтра, и послезавтра я промолчу, я знаю. Только мысленно выведу слова на воображаемом песке. Потом налетит воображаемый ветер, заметет то, что я написал. И я буду выводить снова — слова, которые так и не скажу тебе…

… Такая мука — быть рядом и не сказать главного…

9. Красный песок

Война живет войной.

(И.К.Ф. Шиллер)

Их не было. Все установленные сроки прошли, а их всё не было. И на связь не выходили…

— Мы можем перебазироваться на запасную… — неуверенно предложил Эйдо. — Оставим тут скрытый дозор…

Эх, Малыш, Малыш… Ты ж сам всё понимаешь…

— Нет, Малыш. Мы свою задачу выполнили и должны вернуться. Я уже связался с командованием, они организуют воздушный поиск.

— Да, наверное, так правильно, — Эйдо опустил глаза.

Да, Малыш понимал. Принять только никак не хотел… Ну, ему можно — не принимать, не верить. А вот у Яромира такой привилегии нет. Верняк и Дикарь ушли в разведку. И не вернулись. Пропали. Капитан Яромир Шоно потерял двух людей. Двух отличных парней, которых знал ещё по учебному центру, которые почти что семья, с которыми… Хватит! Отставить сопли! Нужно уходить, скоро начнется пыльная буря…

… Солнце тут красное. А песок бурый. Закат поэтому получается кровавым, зловещим. А может, так кажется из-за того, что…

Как там Змей? Перед маршем Яромир сказал ему про воздушный поиск, тот кивнул только. Но собирался медленно и как-то рассеянно. Не похоже на него… Так ведь не кто-нибудь пропал — Дикарь…

Так, дошли без приключений. И транспорт за ними прибыл в назначенное время.

Когда в воздух поднялись, Яромир снова глянул на Змея: тот сидел возле люка, рядом со стрелком, и напряженным взглядом смотрел на остающуюся позади песчаную равнину. Он тоже не верит… и не хочет принять…

… Поисковики вернулись на базу глубокой ночью, уже после бури.

Яромир ждал их, сидя на контейнере возле посадочной площадки. Змей тоже ждал… неподвижная тень возле стены жилого корпуса, пульсирует крохотный огонек зажженной сигареты… Сколько он уже выкурил? Пачку? Две? Змей стоит тут с того момента, как вернулись, он не мылся, не ел, не отдыхал. Как и Яромир…

Капитан Шоно не мог спокойно завалиться в койку, не узнав ничего о судьбе своих пропавших ребят, по совести не мог, не по уставу. А Змей… Змей просто ждал своего Дикаря. И дождался…

Двигатели приземлившихся поисковиков, точно живые, кряхтели устало и как-то горестно. Недобрый знак. Однако… Со стороны лазарета к машинам бежали «белые мантии». Значит, их вызвали, им сообщили… Значит… живые?..

Как только из первой машины выпрыгнул командир поисковой группы, Яромир уже был рядом с ним. Но тот, не дожидаясь расспросов, сразу же молча указал на второй транспорт. И отвел взгляд. Этот знак был уже совсем плохим.

А что Змей?.. Яромир оглянулся, и увидел, как Змей заскакивает во вторую машину. Он бежит следом, успевает раньше медиков…

В полумраке отсека — резкий запах… крови, грязи, гноящихся ран и… У боли есть запах? Тогда это он… Змей стоит на коленях. Бережно обнимает что-то… кого-то… в кровавых лохмотьях… одежды? Кожи?.. Змей шепчет тихо, ласково гладит… «Это Дикарь» — понимает Яромир, но подходить ближе не хочет, не хочет видеть…

«Белые мантии» залезают в отсек, говорят что-то Змею, убеждают, пытаются отодвинуть его, забрать Дикаря, но Змей не отдает, не отпускает, прижимает к себе…

Минутное отупение отпускает Яромира, он вспоминает, что он — офицер, командир, что у него хреновы долбаные обязанности, будь они прокляты! Он подходит, берет Змея за плечи… спокойно так, аккуратно.

— Они хотят помочь, Змей, разреши им.

Змей смотрит на Яромира, лицо у него… не угрюмое и суровое, как обычно, не лицо солдата, а юное совсем, мальчишеское, растерянное.

— Да… помочь… да… — бормочет он, будто в бреду, отпускает, разжимая руки, окровавленное истерзанное тело… своего… своего самого… Потом, спохватившись, вцепляется в ближайшего к нему медика. — А как же?..

— Ты можешь пойти с ними. В лазарет. Ты же не будешь мешать? — Яромир выразительно смотрит на врачей. — Он не будет мешать.

И Дикаря уносят. Змей плетется следом. А Яромир приоткрывает лежащий на полу черный пластиковый мешок. Это Верняк… Можно сказать, ему повезло — одним точным ударом ножа в сердце.

Потом, в лазарете, дежурный хирург объясняет Яромиру, стараясь подобрать слова попонятнее:

— … большая потеря крови, но мы уже сделали переливание. Восстановили кожный покров на руках и плечах… грубо, но сейчас не до красоты, Вы же понимаете, капитан. Процесс… в общем, воспаления нет, температура в норме, картина, в целом, благоприят… В смысле, угрозы для жизни нет.

— Картина благоприятная?! — переспрашивает Яромир, пытаясь справиться с накатившим внезапно гневом.

— Да, да… Я знаю, как это выглядит, — словно оправдывается медик. У него красивое волевое лицо, без следов вмешательства «ф-про»… предки черт знает до какого колена тоже были полевыми хирургами, латали солдатские тела…

И Яромиру вроде как совестно становится. «Белые мантии» делают, что могут, да и не они ведь Дикаря пытали…

— Вы же понимаете, — продолжает хирург. — Больше мы тут на Зоэ ничего сделать не можем. Даже биопротезы кистей, не говоря уже обо всем остальном… Его отправят на Элпис, в военный госпиталь, там займутся его руками. Речь тоже, я думаю, восстановят. А вот зрение и слух — вряд ли, такие операции не производятся за государственный счет, они очень сложные и дорогие, и нет никаких гарантий, что…

Яромир слушал. И смотрел через приоткрытую дверь в палату: Змей зачем-то аккуратно расправлял по подушке длинные пряди волос Дикаря.

— Вы ему всё это говорили? — Яромир кивнул медику на Змея.

— Да.

Яромир снова посмотрел в палату, увидел, как Дикарь потерся щекой о руку Змея… Утром его должны отправить на Элпис. Сначала — военный госпиталь, потом — дом ветеранов, где доживают свой век инвалиды войны, «счастливчики», которым назначено государственное содержание… У Дикаря будут руки — простенькие дешевые протезы с нечувствительными пальцами, а глаз не будет, слуха тоже… Не видеть, не слышать, не осязать… Один, в беззвучной тьме. Нет, вокруг него, конечно, будут другие такие же бедолаги, «белые мантии», обслуга. Но это не имеет значения, без Змея он везде будет одинок…

Яромир вышел из лазарета, закурил. Над Зоэ не было ночного светила, только звезды, которые тоже казались кроваво-красными.

— Как он?

Малыш… Ещё один неспящий.

— Они прощаются.

— Ну да, теперь ведь Дикаря отправят домой?

«Домой». Где он, их дом?

— Да, Малыш, домой.

Неважно, что Малыш не понял. Утром поймет.

… Утром Сет Айри по прозвищу Дикарь был мертв. Убойная доза болеутоляющего наркотика. Очень хорошего наркотика, лучшего в здешних местах. Небось, Змей за него «белым мантиям» годичное жалованье отвалил…

Яромир был хорошим командиром. За четыре года на Зоэ людей он потерял меньше, чем другие… Но, всё-таки, он терял, и невозможно было к этому привыкнуть. Каждая смерть — как кровавая зарубка на сердце. Дикарь был одним из лучших. Одним из… для Яромира… А для Змея Дикарь был единственным.

Если раньше Яромиру казался излишним запрет на отношения между командиром и подчиненным, то теперь он начал понимать мудрость неписанных солдатских правил.