Дети надежды (СИ) - "Дэви Дэви" - Страница 22

В тот момент я себе мысленно поклялся: ты больше никогда не пожалеешь, что я в твоей команде. В лепешку расшибусь, но обузой тебе не стану. Нет, я буду стараться изо всех сил, чтобы стать полезным и нужным тебе, чтобы ты оценил меня, зауважал.

Поначалу неважно у меня получалось. Да ты и сам помнишь… Ты не ругался тогда, помогал, не забывал похвалить, когда что-то получалось как надо. Мой лучший на свете командир…

Тот раз, когда я автомат утопил… Я сам бы умер, если б не достал его. Я не боялся, что заставят нырять в холодную воду, что мне наказание! Я в отчаянии был из-за того, что тебя подвел, своего Звездного Охотника. Вот и пообещал Крюку, сразу, не раздумывая. Потом, конечно, противно стало… с кем-то другим, не с тобой… Но… не было бы счастья, да несчастье помогло. Всё-таки, ты стал у меня первым. Да, ты, а не Крюк. Неважно, кто меня трахал, — я был с тобой, отдавался тебе. Это твои руки обнимали меня, твое дыхание обжигало затылок… И ты тоже был со мной, я чувствовал это, чувствовал, что мы даже кончили почти одновременно… Я решил тогда: мне нужно только быть ближе к тебе, быть рядом, а дальше… Я обязательно придумаю, как обойти эти дурацкие правила, не позволяющие командиру с подчиненным… Я же умница — сам мне всё время это твердишь.

Помнишь ту игру? Знаю, помнишь. И победу нашу на последних минутах… Ты, конечно, не догадываешься, что я, как дрянь последняя, радовался, когда Дикарь из игры выбыл. Ещё бы, это же мой звездный час, мой счастливый случай! Чтобы занять, наконец, место подле тебя. И всё вышло, как задумано. Кроме сущей мелочи… Я помог тебе выиграть, а потом увидел вас с Тито в душе — вы дверь не закрыли…

Я не знаю, как объяснить, но в тот проклятый день я понял, что Звездный Охотник и его верный помощник никогда не станут парой… не будем мы с тобой вместе по-настоящему. То есть, я у тебя буду всегда, а ты… Не интересно тебе, наверное, то, что и так твоё. А может, дело в чем-то другом, может, тебе нужен такой, как Тито, — сильный, непокорный… Ты на него так смотрел тогда, словно вы одни на всем белом свете. На друга и верного помощника ты так не посмотришь, можно сколько угодно из кожи вон лезть… Я завидовал Тито, представляешь? Даже когда он кровью исходил, там, на плацу, в твоих смертельных объятьях. Если бы мне хоть часть его места в твоих мыслях занять, хоть вполовину столько значить для тебя!

Но моё место определилось уже — тот, кто всегда рядом, на кого можно положиться. Ты, пожалуй, даже дорожишь мной, как хорошим надежным оружием…

Мне приходило иногда в голову подлезть к тебе в постель, когда ты пьяный, чтоб хоть так урвать своё, желанное. Но я никогда этого не сделаю. Не только потому, что так совсем тебя потеряю, но, главное, — награда будет фальшивой. Несколько минут удовольствия, полученные обманом, когда тебе всё равно, с кем, — это не то, что мне нужно, ни радости в этом, ни счастья…

Но, если уж не судьба, и Звездный Охотник так никогда и не полюбит своего Тая… Тогда буду верным другом, смышленым помощником, надежным оружием — чем прикажешь, тем и буду.

* * *

Ты позвонил поздно вечером, сказал, что закончил работать, и будешь у меня через пятнадцать минут.

Ты всегда точен. Это значит, что у меня есть ровно пятнадцать минут, чтобы причесаться, как тебе нравится, одеться, как тебе нравится, натереть себя ароматическими маслами, запах которых тебе особенно по вкусу… Через пятнадцать минут… Всё будет так, как ты хочешь.

Нет, ты никогда от меня не требовал, но я же знаю… все твои пристрастия…

Ты любишь окружать себя красивыми вещами, и я — одна из них. Это моё место в твоей жизни. О, я не страдаю от такой роли, напротив, я горжусь. Особой гордостью жителя Флорес…

С раннего детства, как только мои родители выяснили, что у меня нет ни одного выдающегося таланта, мне внушалась мысль о том, что я должен найти покровителя.

— Ты неплохо танцуешь, мой милый крошка, но этого мало, чтобы заработать на хорошую жизнь, — сетовала мама.

— У тебя привлекательная внешность, детка, и ты должен научиться её использовать, — вторил папа.

— Ты найдешь влиятельного человека, который будет заботиться о тебе, дарить дорогие подарки, — хоровое родительское пение.

Так и был решен вопрос о моей основной карьере. Даже танцы, которые я обожал, отошли на второй план.

Меня учили правильно подбирать наряды, косметику, украшения, духи, чтобы сделать внешность выразительнее, изысканнее. Учили быть раскованным, создавать непринужденную обстановку, веселить, развлекать. Я осваивал разные оттенки чувственности в голосе, движениях, постигал премудрости эротического массажа и изощренных сексуальных забав. Мне рассказывали, как правильно кокетничать, очаровывать, соблазнять…

Только о любви не говорили ни разу. Любовь — это то, что мои родители изображали на сцене. Страсть, безрассудство — не более, чем умелая актерская игра.

— Не плачь, моя маленькая звездочка, вся эта история про мальчика и девочку, которые умерли оттого, что не могли быть вместе… Это только сказка, грустная сказка, в жизни так не бывает…

Но я снова и снова смотрел эту печальную сказку. Я находил её прекрасной. Я мечтал стать таким же ярким, гореть, ослепляя своим блеском, как эти мальчик и девочка… Даже если придется сгореть совсем, дотла… Я не хотел играть, я хотел любить. Не соблазнять, не очаровывать, не легкий флирт, не качественный секс… Всё не то, не то! Это всё слишком расчетливое, рассудочное… А я хотел не спать ночами, сходить с ума от мимолетного взгляда, случайного прикосновения…

Мне говорили: «Найти покровителя», а я слышал: «Полюбить и принадлежать безраздельно».

Жалею ли я сейчас? О том, что напридумывал себе всякого, а потом взял и поверил в свои собственные фантазии? О том, что мечтал не о шикарном доме и драгоценностях, а о жарком сумасшествии из той грустной сказки? Как я могу сожалеть… Если бы всё было иначе… я не был бы рядом с тобой…

Со мной были другие, да, были игры, развлечения… Как репетиции перед главной танцевальной премьерой. А по ночам я давал свободу воображению, обнимал себя руками, гладил, представляя, что это ты, ещё не встреченный, ласкаешь меня…

Интересно, ты бы поверил, если бы я сказал, что узнал тебя сразу? Думаю, нет, мой любимый амир, ты не веришь в подобные вещи… Но так и было, стоило мне тебя увидеть, там, в студии, и пришло понимание: вот он, тот, кому я предназначен!

Я помню… Вокруг меня шептались: «Ничего не выйдет!», «Совершеннейшая ледышка!» Но я видел — там, внутри, под броней из надменно сверкающего льда, затаилось ласковое тепло… оно появилось на миг в твоих золотых глазах… скользнуло солнечным лучиком… прямо мне в сердце.

И с тех пор я живу ожиданием, заглядываю тебе в глаза, караулю очередной маленький лучик… не пропустить бы… А когда удается снова поймать его в своё сердце, для меня начинается настоящее нездешнее лето…

Только жаль, что такое случается всё реже, и всё прочнее твоя ледяная броня. И я знаю, отчего: вокруг тебя слишком мало тепла, вот ты и держишь его в себе, не выпускаешь наружу, не делишься ни с кем… Словно боишься израсходовать понапрасну. И остаться ни с чем… когда один и холодно…

Не бойся, моего тепла хватит на двоих, я не стану его беречь. Я буду согревать тебя, буду пытаться снова и снова растопить этот лед. Может быть, получится… Или — выгорю дотла, а ты и не заметишь… Но, даже если и так…

… Ровно через пятнадцать минут. Ты, как всегда, точен. И я всё успел к твоему приходу.

Все, как ты хочешь… Все, как ты любишь…

* * *

… Такая мука — быть рядом и не сметь…

… Фантазии — моё спасение. Всего лишь закрыть глаза в чужих объятьях, и можно представить, что эти руки на моем теле — твои. Наивная иллюзия счастья. Пока не открою глаза…