Ожерелье королевы - Дюма Александр - Страница 70

И он запахнулся в весьма красивый халат, полученный от щедрот, а верней сказать, от перепуга г-жи Дюгазон, у которой после ее приключения с наездником Эстли[80] он вытянул немалое количество самых разных подарков.

Посланец графа Калиостро представился, извлек небольшой кошелек, набитый монетами достоинством в шесть ливров, и отсчитал сотню, разложив их двенадцатью столбиками.

Рето аккуратно пересчитал монеты, тщательно проверяя каждую, не обрезана ли она.

Закончив счет, он поблагодарил, написал расписку, на прощанье любезно улыбнулся посланцу и лукаво полюбопытствовал, что новенького у графа Калиостро.

Посланец, сочтя вопрос совершенно естественным, поблагодарил и направился к выходу.

– Передайте его сиятельству, что я готов к услугам, стоит ему только пожелать, – сказал Рето, – и пусть он будет спокоен: я умею хранить тайну.

– В этом нет никакой надобности, – ответил посланец, – граф ни от кого не зависит. Он не верит в магнетизм, хочет, чтобы люди посмеялись над Месмером, и платит, чтобы стало известно об этой истории у ванны.

– Прекрасно, – раздался чей-то голос в дверях, – а мы постараемся, чтобы посмеялись и над расходами графа Калиостро.

И г-н Рето увидел, что в комнату входит еще один человек, в чьем лице тоже была мрачность, но несколько отличная от мрачности посланца Калиостро.

То был, как мы уже упоминали, высокий молодой человек, однако Рето не разделял высказанного нами мнения о его красивой внешности.

Он счел, что у молодого человека угрожающий взгляд и угрожающие манеры.

И то сказать, посетитель опирал левую руку на эфес шпаги, а правую на набалдашник трости.

– Чем могу служить, сударь? – осведомился Рето, чувствуя во всем теле нечто вроде дрожи, которая всегда начиналась у него в затруднительных обстоятельствах.

А поскольку затруднительные обстоятельства в его жизни были не такой уж редкостью, следует признать, что дрожал г-н Рето часто.

– Господин Рето? – осведомился незнакомец.

– Да.

– Рето де Билет?

– Да, да.

– Газетчик?

– Совершенно точно.

– Автор вот этой статейки? – ледяным тоном произнес незнакомец, извлекая из кармана свежий номер газеты.

– Да, я, только не автор, а издатель, – уточнил Рето.

– Это дела не меняет, поскольку, не имея смелости написать эту статью, вы имели низость опубликовать ее. Я сказал «низость», – все тем же ледяным тоном продолжал молодой человек, – так как я дворянин и вынужден выбирать выражения даже в этом вертепе. Но не следует мои слова понимать буквально, поскольку они не выражают то, что я думаю. А вот если бы я выразил свои мысли, то сказал бы: «Тот, кто написал эту статью, – человек без чести, тот же, кто опубликовал ее, – негодяй!»

– Сударь! – пролепетал смертельно бледный Рето.

– Да, надо признать, дело для вас приобретает скверный оборот, – все больше распаляясь, продолжал молодой человек. – Должен вам сказать, господин Щелкопер, что всему свой черед. Вы только что получили деньги, а сейчас отведаете палки.

– Ну, это мы еще поглядим! – воскликнул Рето.

– Что вы намерены поглядеть? – резко и совершенно по-военному отчеканил молодой человек, направляясь к газетчику.

Однако тот не в первый раз оказался в подобной переделке и прекрасно знал все ходы-выходы в собственном доме; ему достаточно было повернуться, открыть дверь, выскочить, захлопнуть, использовав ее как щит, и оказаться в смежной комнате, где находилась спасительная дверца, ведущая на улицу Старых Августинцев.

Выскочив из этой дверцы, он уже был спасен: там была небольшая решетчатая калитка, отворив которую одним оборотом ключа, а ключ у Рето был всегда наготове, он имел возможность улепетывать со всех ног.

Но этот день был явно роковой для бедняги-газетчика. Уже вытащив ключ, он увидел сквозь решетку еще одного человека, который показался ему – у страха, как известно, глаза велики – подлинным Геркулесом; человек этот застыл в угрожающей неподвижности, словно поджидая кого-то, подобно тому как дракон Гесперид[81] поджидал охотников до золотых яблок.

Рето хотел было вернуться назад, но молодой человек с тростью, тот, что первым явился требовать у него ответа, ударом ноги вышиб дверь, и теперь ему достаточно было лишь протянуть руку, чтобы схватить газетчика, замершего при виде второго стража, тоже вооруженного шпагой и тростью.

Рето оказался между двух огней или, точнее говоря, между двух тростей, в крохотном, темном, уединенном и глухом дворике, расположенном между спасительной дверцей и спасительной решетчатой калиткой, через которую был выход на улицу Старых Августинцев, то есть к спасению и свободе, если бы никто не преграждал выход.

– Сударь, умоляю вас, позвольте мне выйти, – воззвал Рето к молодому человеку, стерегущему калитку.

– Сударь, – закричал преследователь Рето, – задержите этого негодяя!

– Будьте спокойны, господин де Шарни, он не уйдет, – отвечал молодой человек за калиткой.

– Господин де Таверне? Вы? – воскликнул де Шарни, поскольку это именно он проник к Рето с улицы Монторгейль следом за посыльным графа Калиостро.

Обоим молодым людям, когда они утром прочли газету, пришла одна и та же мысль, так как они таили в сердце одно и то же чувство, и вот, не сговариваясь друг с другом, они решили привести эту мысль в исполнение.

А мысль была следующая: явиться к газетчику, потребовать удовлетворения, а ежели он откажет, отколотить его тростью.

Тем не менее каждый из них, увидев другого, испытал мгновенное раздражение, так как каждый угадал соперника в человеке, которым двигало то же чувство, что и им.

Потому у г-на де Шарни был довольно угрюмый тон, когда он произнес: «Господин де Таверне? Вы?»

– Я! – ответил точно таким же тоном Филипп, устремляясь к газетчику, который умоляюще протягивал руки через решетку. – Я, но только, похоже, пришел слишком поздно. Что ж, я хотя бы поприсутствую на пиру, если только вы не соблаговолите открыть мне калитку.

– На пиру? – пролепетал перепуганный газетчик. – Господа, что вы хотите этим сказать? Уж не собираетесь ли вы убить меня?

– Это слишком сильно сказано, – успокоил его Шарни. – Нет, милейший, мы не убьем вас, просто сперва допросим, а там посмотрим. Господин де Таверне, вы позволите мне разобраться с ним на свой лад?

– Разумеется, сударь, – отвечал Филипп. – У вас преимущество, поскольку вы пришли первым.

– Встаньте-ка к стене и не шевелитесь, – приказал газетчику де Шарни, поблагодарив жестом Филиппа. – Итак, милейший, вы признаете, что написали и сегодня опубликовали у себя в газете шутливую, как вы ее назвали, сказку, направленную против королевы.

– Сударь, она не против королевы.

– Еще бы! Этого только не хватало!

– Эк, сударь, какое у вас завидное терпение, – бросил Филипп, ярившийся по ту сторону калитки.

– Будьте спокойны, – заверил его Шарни. – Пусть мерзавец потерпит. Он свое получит.

– Да, но я ведь тоже вынужден терпеть, – буркнул Филипп.

Шарни ничего не ответил – по крайней мере Филиппу. И он вновь обратился к несчастному Рето:

– Атгенаутна – это перевернутое Антуанетта… Ну, не изворачивайтесь, сударь!.. Это настолько гнусно и низко, что мне следовало бы не отколотить вас, не прикончить, а живьем содрать с вас кожу. Отвечайте прямо и откровенно: вы единственный автор этого памфлета?

– Я не доносчик! – выпрямившись, отрезал Рето.

– Прекрасно! Это значит: у вас есть сообщник, и вероятнее всего – тот человек, что прислал купить тысячу экземпляров вашего пасквиля, то есть граф Калиостро, как вы совсем недавно сказали. Ну что ж, граф заплатит за себя, после того как вы заплатите за себя.

– Сударь, сударь, я вовсе не говорил вам этого! – завопил газетчик в страхе, как бы ему не пришлось иметь дела после разгневанного г-на де Шарни с разгневанным графом Калиостро, не говоря уже о бледном от нетерпения Филиппе, который ждал за калиткой.