Похищение столицы - Дроздов Иван Владимирович - Страница 20

Тронул ее гимнастерку:

— ...не в этой робе. Наденьте свое лучшее платье.

Катя кивала головой. Она думала, что опять предстоит операция, опять надо дефилировать по Тверскому бульвару и сверкать голыми коленками, но — Старрок?.. Раньше он не вмешивался в подобные дела. Катя по многим признакам видела и знала, что Автандил несет ему деньги, и очень большие, но чтобы генерал сам вот так... давал задания! Ни-ни!..

Генерал горячо шептал:

— Сегодня вечером у меня на даче будет ужин. Встречаем...

Он достал из кармана бумажку, прочитал:

— Хакера. Вы знаете, что такое хакер?

— Какой-то компьютерный жулик. Из банков деньги ворует.

— Именно! Взломщик! Авантюрист! Но какой?.. Такого хрякера...

— Хакера,— поправила его Катя.

— Ну, да — хакера нет в целом мире. Недавно объявился на малазийских островах и выпотрошил десятки американских банков, но этот... этот... Ну, ладно. Я молчу. Катя, милая! Вам же цены нет! Вы сильнее всех харкеров в мире. Если уж нужно очаровать?..— да вы хоть дьявола... Помните у Достоевского: красота спасет мир! Нам для милиции нужны деньги. Ну, что ему стоит. У нас есть счет в банке. Скажем ему — и пусть валит. Но для начала его надо обаять, захомутать. Вам стоит качнуть коленками...

— Господин генерал! Ваши комплименты... мне не нра- вятся.

— Не буду, не буду. Но скажу честно: Красноярская ГЭС — и та слабее. Словом, нынче вечером, ровно в семь — заезжаю за вами, и мы вместе едем ко мне на дачу. И там разыграем водевиль. Харкер прилетит из Нью-Йорка. Он там работал в военной лаборатории. Он уже такой, что за пояс заткнет того... малазийского. А теперь прикиньте: хрякер у нас в кармане. Служит мне и вам. А?.. Вы такое можете представить?!.

Старрок был одесским евреем, а в московскую милицию попал по какому-то великому блату. В его речь то и дело вкрапливался одесский акцент. Был разговорчив до болтливости; часто забывал, что он важный начальник, что должность обязывает больше молчать и слушать других. Когда же попадал в общество, где была Катерина, он и совсем забывался, говорил без умолку.

— Катя, Катюшенька! Великий человек к нам плывет в руки — смекаешь?.. Что же ты молчишь?

— А почему он к нам плывет, а не туда, наверх, где Федеральная служба безопасности. В нем, как я понимаю, должны быть заинтересованы высшие силы.

— Ты много задаешь вопросов. Там, в Америке, у меня друзья: Сеня Фихштейн и Миша Кахарский. А здесь у нас банкир Роман, и другие банкиры. Эти три хороших парня, кстати, мои земляки, все из Одессы, и если уж им надо было попасть к Гайдару или Черномырдину, или даже и туда повыше, в Кремль, им не надо выписывать пропусков. И говорить они будут с любым чиновником — ну, вот так, как я с вами. Хорошенькие ребята? Да?.. Так вот мы с ними договорились и решили: пусть этот хакер сидит у нас в кармане и делает то, что мы ему скажем. Тебя мы тоже берем в компанию. За тобой сила. Качнешь коленками и... Ну, ладно, ладно. Больше не буду.

— Для этой цели найдите молодую. А я старушка...

— Старушка!.. Бог мой Яхве! Двадцать три года! Старушка!

— Ну, ладно,— прервала поток его красноречия Катерина.— Без четверти семь я буду сидеть в своем автомобиле у главного входа в милицию.

— Договорились!

Генерал подхватился и, как ветер, вылетел из кабинета.

Ехали в сопровождении охраны: впереди и сзади по два автомобиля. Старрок недавно был заместителем министра — там его охранял целый взвод парней; он же, этот взвод, перешел с ним и в районную милицию, куда генерала свалили за какие-то грешки. Поговаривали, что он был очень охоч до женщин, цеплялся за каждую юбку, а если кто сопротивлялся, увольнял с работы. Младший офицер из его охраны, желавший ему насолить, выслеживал моменты его любовных утех и миниатюрным фотоаппаратом снимал их в замочную скважину. И однажды утром, когда сотрудники пришли на службу, они в вестибюле увидели выставку порнографических «шедевров». Лица женщин были заклеены, и ни одна из них не была посрамлена. Зато Старрока фотограф как косой скосил: генерала перевели в районный отдел милиции.

Шутника с фотоаппаратом скоро раскрыли, потребовали от него назвать имена всех женщин, но он сказал:

— А уж их я вам не назову под страхом расстрела. Мало вам того, что вы их унизили и оскорбили, так вы еще хотите и куска хлеба лишить.

Куска хлеба лишили фотографа: его уволили. И когда Старрок занял кабинет районного начальника милиции, здесь прошел слух, что тот фотограф приходил в отдел кадров и просил принять его на работу хотя бы дворником. Ему отказали. Но через месяц прошел другой слух: парень этот обслуживает здание милиции в качестве сантехника. И будто кому-то он сказал: «Я этого одессита все равно добью». И всем рассказывал, что Старрок до милиции работал то ли администратором, то ли конферансье в одесском ансамбле.

При первой же встрече с Катериной генерал приоткрыл рот от изумления. Спросил:

— О-о, вы — майор?

— С вашего разрешения, господин генерал! — съязвила Катерина.

Старрок конвульсивно потянулся к майору, но та на него так посмотрела... он отстранился.

И сейчас, когда Катя сидела в одном с ним автомобиле и в смотровое зеркало видела сопровождавшую их кавалькаду, она покачивала головой и почти вслух произносила: «Боже мой, мать Россия! Каких захребетников посадила ты себе на шею!»

Катя много читала, хорошо знала русскую литературу, имела феноменальную память. Любила народную речь, многих удивляла несвойственной девушке глубоко русской лексикой. Она разглядывала физиономию генерала, машину с охранниками, идущую сзади, покачивала головой:

«Сколько же здоровых, крепких русских парней охраняют этого гунявого жулика. И сколько же тысяч, а может, и миллионов ребят брошено на охрану новых хозяев жизни?..»

Приехали в загородный домик генерала. Трехэтажный кирпичный особняк мало чем отличался от разбросанных там и тут на зеленых полянках особняков, выросших, как грибы-поганки, в ближних и дальних пределах Подмосковья за время господства демократов. Забор был высокий, кирпичный и увенчанный острым металлическим частоколом; ворота открывались автоматически, повинуясь какому-то сигналу. У входа прогуливался молодой человек с собакой. Кате опять пришла мысль, не дававшая ей покоя: «Батюшки! И здесь охрана, охрана...» Она вспомнила чьи-то рассказы, что у генерала несколько квартир в Москве, и та, в которой он живет, имеет шесть комнат, и там тоже охрана, и постоянно живут две служанки. А для своей старой и больной жены он купил дом в Тель-Авиве. Старший сын Старрока живет в Америке, младший в Англии; отец им регулярно посылает деньги. Наверное, ведь и им купил квартиры, и они там живут безбедно. Вот она «демократическая» революция, которую во второй раз в России совершили иудеи. И как много нужно средств, чтобы все эти «революционеры», как и в семнадцатом году, так и теперь, вдруг зажили так широко и богато!

На втором этаже в большой комнате Старрока и Катю встретила Лида — особа лет восемнадцати-двадцати, которую генерал называл хозяйкой. При появлении в дверях Катерины она оживилась и потянулась к ней в объятия: они были знакомы. Старрок дернул Лиду за рукав:

— Накрывай стол. Сейчас к нам явится важный господин. Такой важный, что ты никогда не видела.

И почти тотчас же открылась дверь и в сопровождении двух офицеров в комнату вошел бородатый мужчина непонятного возраста. Пружинная походка, гибкое тело выдавали человека молодого, физически крепкого. Русые волосы, как у женщины, волнами лежали на плечах. Но особенно замечательными были его глаза, большие, как блюдца, и синие, пронзительно синие — и смотрели на каждого так, будто перед ними было существо, сошедшее с летающей тарелки. Он не мигал, не моргал и никаких движений глазами не делал. Стоял у дверей и медленно, лениво переводил взгляд с одного человека на другого.

Г енерал подскочил к нему, протянул руку:

— Здравствуйте, Олег Гаврилыч! Вас встретили наши люди, но это не значит, что вы арестованы. Я начальник милиции одного из районов Москвы, и вы — мой гость. Позвольте вам представить...