Весь сантехник в одной стопке (сборник) - Сэ Слава - Страница 53

Сама Катя вышла навстречу судьбе в тонком платье с открытой спиной. Рядом с ней, такой ладной и гибкой, хорошо бы смотрелся какой-нибудь гимнаст. Мне же в роддоме подсунули фигуру пельменя, совершенно непопулярную у йогинь. Я могу лишь тайком косить на ключицы, лодыжки, бёдра, на разные впуклости и выпуклости. А трогать всего этого мне нельзя.

Алёша пришёл в облегающей майке. Каждой девушке сказал «здравствуйте» мягким баритоном.

«Свидание окончено!» – хотел крикнуть я, но сдержался.

– Скажите, Катя, как этот бессердечный тип (Алёша кивнул в мою сторону) живёт с вами в одном доме и до сих пор не сошёл с ума? Я имею в виду – от счастья?

Шутка пятого сорта, но Катя хихикнула. Какая она всё-таки ветреная.

– Судя по тому, как Севастьян относится к чужим вещам, особенно к одежде, он не может сойти с ума. Для этого нужны некоторые слагаемые, у него таких нет.

Катя скорчила Алёше очаровательную рожицу. Мне она никогда таких не показывала. Я заявил, что безумен, и это мой сознательный выбор. Чтобы не выделяться и не смущать приятелей, я ослабил интеллект до их уровня, что оказалось равносильно отказу от оного. Но никто меня не слушал, Некрасов заливался, девочки смотрели ему в рот, Иннокентий разглядывал собственные ногти.

Некрасов говорит, что снимался в кино, однажды. Роль небольшая, но характерная – студент, подрабатывающий стриптизёром. Сюжет такой: одна молодая женщина работает директором института. Притом она молода, богата и красива. Как в ней совместились столько противоположных качеств – сценаристы не пояснили. Её играла сама Мария Кожемякина, между прочим.

Так вот, девушка-директор пьёт по утрам шампанское, руководит институтом, но душа алчет любви. В поисках счастья она приходит в бар, где как раз на шесте танцует Некрасов. Он не знает, что пришло его будущее, и просто извивается согласно роли.

– Пришлось даже выучить гимнастический танец, – сказал Некрасов и засмеялся. Мне кажется, он дурак. Возвращаемся к сюжету: женщина-Директор суёт танцору сто долларов прямо в плавки. И уводит с собой насиловать. Современному зрителю нравятся такие повороты.

Меж тем учёные в институте изобрели волшебные таблетки, за которыми охотятся шпионы. Начинается стрельба, драки, секс в несущемся автомобиле. Чушь собачья, но как внимательно его слушали!

Мне стало обидно. И хоть Раппопорт запретил мне разговаривать, я встрял, рассказал, что сам работал сценаристом. Между прочим, придуманные мной фразы говорил лично Сергей Безруков, прямо своими гениальными губами. Он играл сразу две роли. Педагога в детском центре и грабителя-убийцу.

Каскадёры разработали для него сцену невероятной битвы. В роли негодяя он избивает полицейских, вращая при этом ногами как вертолёт. Модно и современно, молодёжи нравится. В сценарии было написано коротко: «Убийца пробирается к выходу, расшвыривая оперативников». На деле он бежал по столам и люстрам, сея разрушение и боль. Оперативники его пытались схватить, но он расшвыривал их, как торнадо.

Для постановки трюков пригласили каскадёров из Казахстана, очень серьёзных, с огромным опытом. Тысячи негодяев в лучших студиях мира благодаря этим казахам огребли по морде.

Под их руководством Безруков ловил чашки и стрелы, фехтовал огнетушителем и табуреткой. Одного врага ударил ложкой, согнул черенок, поддел за щёку другого, этой же ложкой, – и бросил через спину. Очень достоверно. Всё как в жизни. Мой папа однажды простой отвёрткой выгнал на мороз целый подъезд соседей. Потом расскажу.

Чтобы не тратиться на массовку, казахам велели играть переодетых полицейских. Рассказали актёрскую сверхзадачу: ходить по залу с очень серьёзным лицом. Пока негодяй не появился, все они притворялись людьми, случайно надевшими одинаковые пиджаки. Танцевали, обнимали женщин очень аккуратно, не выходя за рамки устава. Отрепетировали, приготовили йод, бинты, «скорую помощь», кофе для режиссёра. Казахи изготовились к травмам, Безруков разминается. И вдруг внимательный оператор спрашивает, отчего это у нас все менты – казахи? Ему объясняют терпеливо: это каскадёры. Они родились в Казахстане, выросли, приехали сниматься.

– Но мы же в Питере! – говорит оператор. Ему отвечают – а что делать! В американских фильмах встречаются негры-кардиохирурги и евреи-дальнобойщики. Никто не жалуется. А у нас менты вот такие, с изюминкой. Восточный тип. Надо смириться.

Дотошный оператор говорит: хорошо, можно простить в Питере казахский ОМОН, хоть это и странно. Но зритель ведь не знает, что это менты. Для него всё выглядит так: неистовый Безруков мечется по залу и бьёт исключительно казахов. Огнетушителем, гневной ногой и гнутой ложкой. Он что, нацист?

Всего каскадёров было восемь человек. Съёмки нужно было начинать немедленно. Ни один пластический хирург не успел бы приделать казахам круглые глаза. Режиссёр позвал гримёра.

– Леночка! Как бы нам сделать казахов широкоглазыми? Нарисуй чего-нибудь! – сказал он. Гримёр Лена заплакала и ушла. Режиссёру принесли ещё кофе и пистолет, на случай внезапной потребности застрелиться. И тут третий помощник осветителя предлагает надеть на драчунов новогодние маски. Новый год же. Детский праздник. Хороводы, подарки, все дерутся немножко, зайчики, ёжики, будет мило и задорно. Главное – все русские.

Позвонили ассистенту по реквизиту. Её зовут Надя. В лицо никто не видел, она только что была здесь, но уже убежала. Без неё бы всё кино сдохло. Она может ночью, в тайге, со связанными руками достать из пустоты весьма сложные предметы. Её не смущают такие фантазии режиссёра, как «сухой хризалидокарпус через пять минут» или «семьдесят рослых арабов в национальной одежде к обеду». Если заказать атомную бомбу, опытная Надя уточнит только желаемую мощность и нужна ли к бомбе ракета. Удивительно, как не сообразили заказать ей наш фильм в уже отснятом виде. Она нашла бы. Так вот, душной июльской ночью Надя достала из подпространства целый ворох новогодних масок. Зайчики, лисички, белочки.

Каскадёры сразу стали похожи на людей. Зритель легко узнавал их в толпе по смешным ушкам и носикам. Стали снимать. Строго по сценарию. Некая фирма празднует Новый год. Женщины танцуют, мужчины выпивают и о чём-то ржут. Между ними прячутся оперативники в масках. Неожиданно вбегает Безруков и ну колотить белочек и ёжиков. Ногами, огнетушителем и гнутой ложкой. И, конечно, такая драка выглядит совсем не так подозрительно, как если бы он бил исключительно выходцев из Азии. А тут – ненавидит человек зайчиков, ничего особенного.

В этих диких джунглях искусства моим кумиром была помреж Галина. Стремительная, в дырявых джинсах, бегает, орёт на всех. На датских порносайтах таких называют «Строгая Госпожа». Конечно, датчанам далеко до нашей Галины. Из экономии в четырнадцатом эпизоде Галине поручили сыграть фею. Она и так лапочка, а в коротком платье с крылышками получилась двойная фея с сиропом.

Когда Галя не подрабатывала феей, то бегала в дырявых джинсах. Эти её дыры глубоко меня ранили. Я не знал, как реагировать, подарил ей какао. С одной стороны, ни к чему не обязывает, всё-таки это не кольцо. Но тонкий человек непременно уловил бы, сколько смыслов в этом стакане – холодная постель, стихи Бодлера, обида на Шарлиз Терон и порванный в бреду пододеяльник – всё было в нём. Янковский – свечу через бассейн не так бережно, как я тот стакан. Она сказала «мерси» и протянула руку. Тут из-под плеча выскочил Сергей Безруков. Подхватил Галину, моё какао, тоже сказал «мерси» – и пропал.

Мне нечего ему противопоставить. Его любят женщины как таковое, ни за что. Одна девочка сбрендила, лишь увидав его портрет. Её зовут Рая. В шестнадцать лет она оклеила квартиру его фотографиями. Раин папа стал первым на земле человеком, заметившим, что Безруков встречается в жизни чаще, чем все остальные актёры Земли, вместе взятые.

Тут как раз вышел сериал, в котором Безруков играл бандита поневоле. Он был благородным, честным бандитом. Если в кого и стрелял, то от безысходности, с чувством глубокого сожаления. Конечно. С каждой серией чувства Раи только крепли. К восьмой серии она уже хотела родить от Безрукова семью, дом, поездку на Бали и автомобиль «Жук» любой расцветки. Она написала письмо, но артист оказался глух и слеп к её страданиям. Он предпочёл Катю Гусеву, хоть она его, может быть, даже не любила.