Час испытаний - Ростовцев Эдуард Исаакович - Страница 36

Толстая, начинающаяся чуть ли не от лысеющей макушки шея бригаденфюрера из розовой стала багровой. Хюбе покосился на стенные часы. Клоцше бесновался уже семнадцать половиной минут. Хюбе забеспокоился, хотя его приятное, чисто выбритое лицо по-прежнему не выражало ничего, кроме уставного внимания. Этот Думмеоксnote 5 , как тайком называют Клоцше его подчиненные, сегодня, пожалуй, может осуществить свои угрозы. Одного его росчерка достаточно, чтобы от человека остался только послужной список в архивном отделе. С бригаденфюрером Клоцше надо быть чрезвычайно осторожным. Его власть почти так же беспредельна, как и его глупость. Говорят, что еще в двадцатые годы он состоял в личной охране Гитлера и что именно фюрер как-то в шутку дал своему телохранителю ту не особенно лестную кличку, которая так прочно пристала к Клоцше. Думмеокс! Действительно, он сейчас напоминает взбесившегося быка.

Устав, Клоцше тяжело плюхнулся в кресло.

— Что мне с тобой делать? — почти нормальным голосом спросил он Хюбе. — Нет, ты скажи, что с тобой делать?! — снова заревел он, но это уже были последние раскаты проходящей грозы.

Хюбе понял, что опасения были напрасны. «Ну, конечно, — подумал он, — если б Клоцше собирался расправиться со мной, он не прилетел бы сюда специальным самолетом».

Хюбе шагнул вперед, скупым, рассчитанным движением выдернул из кармана и протянул бригаденфюреру аккуратно сложенный листок бумаги.

— Прошу откомандировать меня на фронт. Вот рапорт. Это был рискованный ход, но Хюбе не пожалел, что сделал его.

Квадратная челюсть Клоцше отвисла, отворяя длинную щель рта, глаза его полезли из орбит.

— Ты что, спятил? — тихо, почти испуганно спросил он, но тут же вскочил, подбежал к Хюбе и заглянул ему в лицо. Клоцше был близорук. — Я понимаю тебя, мой мальчик, — с неожиданным надрывом заговорил он. — Ты хочешь быть там, где в горниле очистительной войны утверждается величие третьего рейха, где куется история новой цивилизации, где…

Около пяти минут он без передышки сыпал газетными фразами, а потом доверительно сообщил:

— Весной я был на приеме у фюрера. Он вызвал к себе всех руководителей полиции безопасности и СД. Речь шла о борьбе с партизанами. Ох, и досталось же нам от него! Я-то хорошо знаю Адольфа, но таким его никогда не видел. Потом Гитлер подошел ко мне и взял меня под руку. Вот так! — Клоцше схватил Хюбе за рукав и показал, как его взял фюрер. — «Мой старый товарищ, — сказал мне Адольф, — я знаю, как вам тяжело там. Но мне здесь еще труднее». — Клоцше потрогал пальцем вертикальную полоску своих усов и сокрушенно вздохнул. — Вот и я говорю сейчас: трудно тебе, мой мальчик, знаю. Но мне не легче.

Хюбе понимающе наклонил голову, а про себя подумал: «Ну, конечно, сейчас тебе трудно. Месяц назад, когда ты готовил для Берлина доклад о ликвидации диверсионной группы Георгиоса и аресте Адамовой, тебе было гораздо легче, — ты просто скопировал мое донесение и поставил под ним свою подпись. Обо мне ты даже не упомянул. А теперь, когда в порту снова взрываются транспорты, когда Адамова покончила с собой, не выдав ни одного человека, ты не знаешь, как выпутаться из этой истории».

— Необходимо принять самые решительные меры, — говори Клоцше. — Никакой жалости! Ты слышишь, мой мальчик, это говорю тебе я, а мне сказал фюрер! Надо взять за горло это славянское отребье и крепко сжать пальцы. Вот так! — Он показал, как надо сжать пальцы. — Вокруг порта создать мертвую зону! Береговой концлагерь ликвидировать! Всех, кто содержится в нем, — уничтожить: погрузить на баржи, вывести в море и утопить. Как котят! Тебе нравится такой план?

— План неплохой, — отозвался Хюбе. — Но кто будет работать на строительстве береговых укреплений, в доках, на разгрузке судов?

Клоцше недоуменно посмотрел на него — видимо, этот вопрос застал его врасплох.

— Кх-гм! — он сморщил низкий лоб и потер переносицу. — Мобилизуйте население, — неуверенно сказал он. — Неужели в городе нельзя набрать три—четыре тысячи работоспособных единиц?

— Сомневаюсь. Но если мы и сможем это сделать, то такая замена надолго приостановит работы в порту.

Клоцше длинно выругался.

— Тогда расстреляйте в лагере каждого второго!

— Думаю, что и это не даст ничего, кроме тех затруднений, о которых я уже сказал, — снова возразил Хюбе. — К тому же практика показала, что среди тысячи взятых наугад заложников попадается не более пяти—шести активных деятелей.

— Что же ты предлагаешь, черт возьми!

— Я просил отпустить меня на фронт. — Хюбе понимал, что он нужен бригаденфюреру, и набивал себе цену.

— Дезертир! — взвизгнул Клоцше. — Ты хочешь сбежать отсюда в момент, когда здесь куется успех решающего наступления нашей армии! Ты хочешь оголить ее тыл! Именем фюрера!.. — Он осекся, видимо не зная, что же сказать дальше, и беспомощно заморгав белесыми ресницами, вдруг примирительно заворчал: — Ну, ну, оставим это. Я прошу тебя помочь мне. Скажи, что тут можно сделать?

Хюбе едва сдержал самодовольную улыбку. Теперь он мог уже не тянуться перед шефом. С удовольствием сгибая и разгибая задеревеневшие ноги, Хюбе прошелся по комнате, не спеша открыл застекленный до половины шкаф и достал бутылку с яркой этикеткой.

— Хотите коньяку, господин бригаденфюрер?

— Ты пьешь эту клоповную настойку? — фыркнул Клоцше.

— Это настоящий «мартель»! Мне прислал брат из Франции.

— Ерунда! Лучше русской водки ничего нет! Ну, ну, не убирай! Так и быть, выпью!

Когда Клоцше допивал вторую рюмку, Хюбе заговорил;

— Я склонен думать, что местные партизаны и так называемый подпольный городской комитет большевиков непричастны к диверсиям в порту. Тщательное исследование одежды, подложных документов и оружия диверсантов, которые попали в засаду в кофейне «Веселая пучина», позволяет утверждать, что эти люди были заброшены сюда русской армейской разведкой. Это обстоятельство, а также некоторые выводы наших морских специалистов убедили меня в том, что мы имеем дело с особой, самостоятельно действующей группой водолазов-подрывников.