Час испытаний - Ростовцев Эдуард Исаакович - Страница 35

Облава кончилась, но улицы по-прежнему оставались безлюдными — жители не решались выходить из домов. Ждет ли Гордеев в сквере? Она уже опаздывает на полчаса. Галка ускорила шаг. Туфли вязли в расплавленном асфальте. Над морем собирались низкие серые облака, обещая дождь.

— Галочка, погодите!

Кулагин? Что ему надо?

— Галочка, нам с вами по пути. Разрешите, как говорят в вашем городе, пришвартоваться?

Он бесцеремонно взял ее об руку.

— Если вам не трудно, называйте меня Галиной Алексеевной, — отстранилась Галка.

— Простите, — опешил Кулагин. — Если те несколько советов, что я дал на репетиции, обидели вас, то я обещаю впредь воздерживаться от каких бы то ни было наставлений.

— Возможно, ваши замечания были уместны. Однако это не основание для фамильярности.

— Ах, в-о-он оно что-о! — протянул Кулагин. — Я совсем забыл, что имею честь говорить с дворянкой земли русской! Простите великодушно. Я человек простой и не обучен благородным манерам.

— Не обязательно быть дворянином. Достаточно не быть хамом! — вспыхнула Галка.

— «Она обожгла его негодующим взглядом и удалилась, гордо подняв голову», — наигранно продекламировал он.

— Не будьте идиотом, Кулагин.

— Постараюсь. Что еще прикажете?

— Еще постарайтесь подбирать выражения, когда разговариваете с девушкой.

— С девушкой из театрализованного кабаре, — разозлился Кулагин.

Галка не выдержала. Повернувшись к тенору, она ударила его по щеке. Второй раз ударить не удалось: Кулагин перехватил ее руки сильно сжал их в запястьях.

— Я не люблю, когда мне делают больно, — неожиданно спокойно сказал он.

Но Галка уже не могла остановиться.

— Слушайте вы, примадонна в брюках! Женщину можно сделать потаскухой, но холуями бывают только мужчины. Такие, как вы!

— Галина, успокойтесь. Мы на улице.

— Отпустите сейчас же мои руки и убирайтесь!

— Отпущу, но обещайте выслушать меня.

— Не хочу слушать ваши оправдания!

— А я не собираюсь оправдываться.

— Вот как? Тогда я могу подумать, что вы решили извиниться передо мной. Не роняйте остатки самолюбия. Перед кем извиняться? Перед девкой из кабаре.

— Галина, еще одно слово, и я отколочу вас.

— Холуй! Ну что же ты не бьешь меня?

Она видела, как дрогнули, опустились книзу уголки его рта, как вздулась и лихорадочно забилась синяя жилка на виске. «Сейчас ударит», — подумала Галка и невольно отшатнулась. Но Кулагин только слабо усмехнулся и отпустил ее руки.

— Предположим, вы правы: я малодушный человек, у меня не достало мужества сдохнуть от голода в чужом городе. Но вы стреляете из пушки по воробью. Я пошел в театр из-за хлеба, я только артист. На тему о холуйстве вам лучше поговорить с господином Логуновым.

Он резко повернулся и, не простясь, зашагал прочь. Галка недоуменно посмотрела ему вслед, но тут же улыбнулась. «Это хорошо, что он обиделся. Значит, совесть заговорила», — подумала она, довольная тем, что сумела задеть его за живое.

В тот же день у нее были еще две встречи: одна — в сквере на Пушкинской улице с Гордеевым, другая — с итальянским капитаном первого ранга дель Сарто, который явился к Ортынским в сопровождении Вильмы и своего нового адъютанта — сержанта Марио Раверы.

За Валерией Александровной замечался один грешок: она была неравнодушна к титулованным особам. Не жизненные наблюдения — в молодости она знавала немало прощелыг дворянского происхождения, — а любимые ею романы Дюма внушили ей уважение к отживавшей свой век герольдической мишуре. Поэтому, несмотря на свое неприязненное отношение к оккупантам, Валерия Александровна была польщена визитом князя.

В узком офицерском мундире рядом с огромным Раверой дель Сарто выглядел не таким большим, каким показался Галке в порту. Ничто не выдавало в нем южанина: правильные черты лица, прямые, тщательно зачесанные волосы, скупые размеренные жесты скорее делали его похожим на англичанина. Впрочем, это было только первое впечатление…

Галка вошла, когда дель Сарто рассматривал альбом семейных фотографий, Вильма шепталась с бабушкой, а Марио был всецело поглощен изучением такелажа миниатюрного фрегата, украшавшего старый буфет. Завидев внучку, Валерия Александровна смутилась.

— Галя, вот познакомься с синьором капитаном. Он просит сдать комнату.

— Мы почти знакомы. Синьор капитан выручил меня сегодня, за что я ему очень благодарна.

— Вы просто обезоруживаете меня, — улыбнулся дель Сарто. — Мне бы не хотелось злоупотреблять благодарностью А я, как вы уже слышали, пришел просить о большой услуге.

— В России говорят: долг платежом красен.

— А если бы не этот случай в порту?

— У нас большая квартира. Все равно кого-нибудь поселили бы, — уклончиво ответила Галка.

— Я думаю, мы уступим синьору кабинет, — вмешалась Валерия Александровна, но тут же осеклась и виновато посмотрела на внучку.

Девушка нахмурилась. Кабинет считался в доме заветной комнатой — там жил дедушка, а потом отец.

— Синьору капитану будет удобнее наверху, в мезонине, — сухо сказала Галка.

— Мезонин мне подходит, — неожиданно по-русски сказав итальянец. — Мы, моряки, народ непритязательный.

— Вы неплохо говорите по-русски, — заметила Галя.

— Одно время я работал помощником нашего военно-морского атташе в Москве.

Когда итальянцы ушли, договорившись, что дель Сарто завтра же переедет к Ортынским, Валерия Александровна сказала внучке:

— Я боюсь ошибиться, но этот князь не похож на фашиста. Когда он говорит приятное, веришь, что это у него не только от хорошего воспитания. В наше время его можно назвать странным человеком.

Просторный кабинет, казалось, едва вмещал огромную тушу бригаденфюрера Макса Клоцше. Это впечатление усиливалось, когда Клоцше начинал метаться от стены к стене, сотрясая воздух отборными ругательствами. Хюбе, как заводная игрушка, поворачивался то в одну, то в другую сторону, стараясь все время стоять лицом к шефу. Было хуже, когда Клоцше забегал ему за спину, при повороте кругом Хюбе ощущал резкую боль в бедре — прошлогодняя рана еще напоминала о себе.