Масштабная операция - Рощин Валерий Георгиевич - Страница 28

— Сюрприз для нас приготовили, — пояснил Гросс.

Сняв с плеч ранец, он прицелился и бросил его вперед, между двух толстых деревьев — туда, где отчетливо просматривались следы, уходящих за кордон боевиков. Слегка качнувшись, исполинский обломок, рухнул вниз и с жутким треском накрыл собой тропу.

— Будь добр, соберись и не упускай из виду задний сектор, — попросил Торбин напарника, возвращая на плечи ранец.

— Легко, — буркнул тот, одарив командира странным взглядом. То ли сумасшедшая тоска, то ли дикая усталость, то ли ненависть к происходящему действу красноречиво выражали в эту минуту глаза Александра.

«Понемногу отходит. Это меняет дело», — подумал Станислав, не заметив этого взгляда и, повернулся к приятелю спиной.

Минуты через три он знаком указал на другое «адское устройство». Низко над тропой была натянута леска зеленого цвета, уходящая метров на пять влево и исчезающая из виду за стволом молодого деревца. Само охотничье ружье или оружие иного вида, к спусковому крючку которого крепился конец лесы, видимо, упиралось прикладом в то же деревце и скрывалось под слоем сухой листвы. «Старо, как мир. Идиоты, — ругнулся про себя офицер, обходя очередной «капкан», — полный дефицит фантазии».

Вслух губы чуть слышно прошептали другое:

— Они тут. Они где-то поблизости… Я чувствую. Да и немудрено — эмир с утра ушел из долинки. Пора бы пожилому человеку подумать об отдыхе. И ловушки неспроста расставлены.

Циркач шел сзади и, незаметно извлекая из нагрудного чехла свой кинжал, прислушивался к тихим словам Станислава. А тот тем временем увлеченно рассматривал отпечатки обуви нескольких десятков людей, которые то расходились в разные стороны, то сызнова сбивались на тропе: бандгруппа искала место для удобного бивака.

Не оглядываясь, командир сказал:

— Вот что, Саня, посиди-ка здесь, в тени этого великана, покури в кулак, а я схожу, поглазею на округу. Если не ошибаюсь, мы нагнали клиента…

— Мне сегодня ночью тоже снились грибы, — внезапно прошептал Воронцов, обращаясь в пустоту.

Торбин оглянулся, проследил за взглядом приятеля. Не двигаясь, тот смотрел на семейство лесных опят, пробившихся сквозь прошлогоднюю листву прямо от корней дерева. Тут же в памяти всплыл разговор с Сергеем Шипилло на кладбище возле могилы Львовского. Тогда снайпер так же делился о своем нехорошем сновидении перед отъездом в Чечню…

Что сейчас чувствовал и чем жил Сашка, Торбину было неведомо. Он мог только догадываться о страданиях, о гнетущих мыслях… Возможно, он проклинал тот день, когда решил одеть военную форму; или содрогался от ужаса при виде массы пролитой крови, как вероятно, цепенеет бык на глазах которого убивают ему подобных…

— Грибы к гробам, — еще тише молвил Александр и резким движением ноги разметал нежно-бежевые шляпки.

— Брось, Саша, все будет нормально, — Гросс положил на его плечо руку и уверенно добавил: — Неужто мы впервые попали в передрягу. Прорвемся!..

Постояв еще немного, он по-дружески боднул лбом голову Сашки, взял снайперскую винтовку наперевес и бесшумно исчез в юго-восточном направлении.

Воронцов сплюнул под ноги, машинально проверил наличие патронов в «Дротике», потом в пулеметном рожке и, достав сигарету, несколько раз крутанул колесико зажигалки. А спустя пару минут, где-то недалеко и приблизительно в той же стороне, куда направился Стас, раздался приглушенный выстрел. Впрочем, определить расстояние по звукам в густом лесу — всегда было занятием проблематичным. Хоть связки разорви голосовые, а в двухстах метрах могут не услышать — частокол древесных стволов и ветвей поглощал звук, не хуже чем сухая губка воду.

Посему, с какой именно стреляли дистанции, облокотившийся спиной о ствол огромного дерева Циркач, разобрать не успел…

— Почему ты молчишь, Стас? Пойми, мы с отцом уже полгода живем здесь. И живем не в абсолютном вакууме. С Сашей Воронцовым я знакома месяца три-четыре и далее легкого флирта наши отношения с ним не заходили…

Кавалер не то что бы обиделся или приревновал спутницу к сослуживцу, с которым та обнялась при встрече и мило любезничала несколько минут. Нет. Скорее он не мог в столь короткий срок осознать и принять к сведению тот факт, что является не единственным претендентом на сердце понравившейся девушки.

— Да будет тебе, Станислав, — улыбнулась она, беря его под руку. — После переезда, а точнее когда закончилась связанная с ним суматоха, я случайно познакомилась с Александром. Даже отец не возражал… Иди, говорит, развейся немного, сколько можно заниматься обустройством быта!

«Возможно, — подумал тогда Торбин, — да и какое, собственно, мне дело до того, что происходило накануне нашей первой встречи? В конце концов, она взрослый человек — не вчера на свет божий народилась. К тому же и я давно не мальчик…»

Мимолетная и незначительная размолвка вскорости забылась. Ни одна тень боле не ложилась на их отношения, пока однажды Гросс случайно не застал все того же конкурента в гостях у Лизы…

При ней он не стал выяснять отношений с Воронцовым, отложив разборку на более поздний срок.

На войне, как известно, под беспристрастным взором мачехи-смерти равны абсолютно все. Посему условности в общении меж бойцами спецназа, чаще других окунавшихся в водоворот боевых действий, исчезали и взаимоотношения выстраивались исключительно товарищеские, на основе элементарной порядочности и мужской взаимовыручки. Будь ты хоть семи пядей во лбу и о трех больших звездах на плечах, но ежели гавкаешь на подчиненных, да собачишься с коллегами по любому поводу, надежи на то, что в спину твою не ткнется пуля одного из незаслуженно обиженных нет и быть не может. Все до единого в бригаде, от сопливого рядового до командира знали друг друга по именам, обращались в любую минуту запросто, а про порядки, прописанные Уставами вспоминали редко — в спокойном питерском гарнизоне, да и там лишь в часы наездов министерских инспекций.

Бывали, что греха таить, и в частях элитного подразделения межличностные конфликты. Но в отличие от типичных бытовых скандалов простых обывателей, здесь подобные инциденты проистекали без криков, ругани и прочих «театрализованных представлений». Если не находилась возможность мирного урегулирования неурядицы, двое, не поделивших что-то или кого-то, звали третьего — нейтрального секунданта из числа самых уважаемых и авторитетных бойцов. Затем уединялись в тихом местечке, сообща выбирали способ проучить друг друга и приступали…

Способов, начиная от простого кулачного боя, в арсенале имелось с избытком. Впрочем, когда несостоятельность причин спора была очевидна, оба облачались в боксерские перчатки, а иной раз, по предложению нейтрала и вовсе усаживались за нарды, иль доставали колоду карт. Удачная партия определяла победителя, с тем задиры и расходились, пожав в знак примирения руки.

Однако случались и по-настоящему жестокие, кровопролитные единоборства, в которых по обоюдному соглашению в ход шли разного рода спецсредства: нун-чаки, десантные ножи и даже огнестрельное оружие. Увечья после таких поединков списывались на последствия командировок в горячие точки, а смертельный исход произошел лишь однажды, когда пуля, выпущенная из старенького бесшумного «Дерягина» с, казалось бы, безнадежной дистанции в полсотни метров, прямехонько угодила одному из дуэлянтов в голову. Тогда несуразная гибель офицера, днем ранее вернувшегося из Ханкалы, начальство замяло, доложив «в верха», что грянул, мол, у бывалого ветерана нервный срыв — не выдержал перегрузок ратного труда и пустил себе пулю в лоб. В ответ Главком ВДВ к смиренному и всеобщему изумлению прислал подписанный им приказ о награждении безвременно ушедшего «героя» орденом Мужества посмертно.

Немало разнообразных казусов приключалось в размеренном течение боевой и мирной жизни бригады специального назначения…

Серьезный разговор Торбина с Воронцовым состоялся сразу после утреннего построения следующего дня. Как и ожидалось, проку от устного выяснения отношений не вышло: Циркач не был упрямцем, но в Елизавету Щербинину, похоже, втрескался по самые уши и ни в какую не желал отступать. В результате оба офицера, незаметно отделившись от общей группы, направились обсуждать условия предстоящей дуэли.