Корсары Ивана Грозного - Бадигин Константин Сергеевич - Страница 35

Малюта Скуратов любил свою комнату. Из нее проложен тайный ход за земляной вал и ров, окружавшие царский дворец. Врагов у Малюты было много, приходилось заботиться и о своей безопасности.

Слуги покрыли дубовый стол чистой скатертью, поставили кувшин с медом и вином, принесли холодную баранину, жареных кур, блюдо с заливным поросенком и много сладких заедков…

Положив на стол волосатые руки с короткими толстыми пальцами, Григорий Лукьяныч задумался о врагах, с которыми боролся скоро шесть лет. Наделенный недюжинным умом, он первый из своих родичей появился при опричном дворе. Отец его Лукьян Афанасьевич, по прозвищу Скурат, был мелким помещиком в Звенигороде и принадлежал к такому роду, какие в боярах не бывают. Малюта не думал о невинных людях, о детях и женщинах, им загубленных. Он напрягал свой мозг, вспоминая, о чем царь говорил вчера и позавчера, что сказал сегодня, стараясь проникнуть в скрытый смысл его слов. А царь умел другой раз вложить два смысла в одно слово. У Малюты была способность чувствовать, чего хочет царь, и воспринимать слова и поступки остальных людей в превратном, извращенном смысле. Заставить человека сказать нужное слово на пристрастном допросе для него не представляло труда.

— Батюшка! — услышал он слабый голос. — Ты выучил азбуковицу? Я пришла.

— Это ты, Машенька? — Малюта достал с поставца толстый рукописный букварь с красочными картинками и положил на стол. Царь несколько раз упрекал его в безграмотности, и он решил кое-чему поучиться.

Машенька, его двенадцатилетняя дочь, с важным видом уселась рядом. Открыв букварь, она ткнула пальцем:

— Это что за буквица?

— Буки.

— А это?

— Како.

— А это?

— Веди.

— А это?

Григорий Лукьяныч поморщил лоб, стараясь вспомнить. Посмотрел на букву и с правой, и с левой стороны. Как же она называется? Он забыл, и ему было стыдно перед дочерью.

— Запамятовал, батюшка? «Мыслите» называется. А запомнить просто, будто два домика рядом.

— Умница ты у меня, Машенька, вот подрастешь, выдам тебя замуж за хорошего человека, богатого и знатного. И будет вас обоих царь-батюшка любить.

— Не хочу замуж. Я с мамкой проживу, — надула губки девочка.

— Весь-то век с мамкой не проживешь, — усмехнулся Малюта.

Говоря с дочерью, он не думал не гадал, что его Машенька, выйдя за Бориса Годунова, станет русской царицей… Другие дочери пристроились совсем неплохо: Анна вышла замуж за двоюродного брата царя Ивана, князя Ивана Михайловича Глинского, а Евдокия — за князя Дмитрия Ивановича Шуйского, брата будущего царя Василия Шуйского. Малюта Скуратов отлично разбирался в сложных дворцовых делах и замужеством дочерей обеспечил себе беспроигрышное положение.

Хлопнула дверь, раздались голоса. Малюта вышел навстречу гостям.

Опричники, не торопясь, расселись за столом. Их было четверо: Алексей Данилович Басманов, первый боярин опричной думы, князь Афанасий Иванович Вяземский, царский оружничий, князь Никита Романович Одоевский, воевода, и боярин Иван Яковлевич Чеботов.

Все они считались сильными людьми в опричнине, ближайшими царскими советниками.

Вельможи решили собраться у Малюты Скуратова потому, что от его глаз и ушей все равно трудно уберечься. Его люди подслушивали и подглядывали везде.

Дважды выпили за здоровье царя Ивана, поговорили о его болезнях. Вспомнили боярина Федорова, помянув его недобрым словом. Алексей Басманов, худой жилистый старик с жиденькой белой бородкой, вытерев рот полотенцем, сказал:

— Перестань царя пугать, Григорий Лукьяныч.

— Царя пугать? — сделал удивленное лицо Малюта. — Да ты в своем уме?

— В своем. Новгородских скоморохов помнишь?

— Каких скоморохов?

— Если запамятовал, напомню. Ты приказывал скомороху Кирилке сказывать царю и великому государю про царицу Соломонию и сына ее Георгияnote 52.

Малюта Скуратов кинул быстрый взгляд на Басманова, посмотрел на других опричников, схватился за нож, торчавший из-за пояса.

— Лжешь, замолкни.

— Это ты лжешь, — усмехнулся Басманов. — Угроз твоих не боюсь. Пусть братья, — он кивнул на опричников, — скажут, кто прав.

— Ведомо тебе, Ггигогий Лукьяныч, нет ведь цагского бгата Геоггия, выдумки одни, — примирительно сказал Афанасий Вяземский. — А люди твои в Новом гогоде и иных гогодах пго то слух пущают. Дгугие твои тех людей имают, куют в железа и к тебе в застенок волокут, а пытошные сказки ты цагю носишь. Выходит, пугаешь цагя. А он и так свегх мегы боягскими изменами напуган.

— Я так понимаю, — поддержал всегда хмурый боярин Чеботов, — за царя Ивана надоть держаться. Без него нам жизни нет. Сам ведь сказывал.

У боярина Чеботова бледное вспухшее лицо, будто искусанное пчелами.

— И я тако же мыслю, — посмотрев в глаза Малюте, сказал Никита Одоевский.

Малюта Скуратов задумался. Его, как и всех вельможных опричников, беспокоила накаленная обстановка в государстве. Он знал о желании царя Ивана отъехать в Англию из-за страха перед боярским мятежом. Но у Малюты была своя, особая линия. Он хотел быть единственным советником царя, единственным человеком, которому царь доверял бы свою жизнь.

— Для вас же, братья, стараюсь, — после затянувшегося молчания произнес Малюта. — Если царь бояться не будет, не для чего ему нас, верных слуг, возле себя держать.

— А князя Володимира надо кончить, — опять строго сказал Алексей Басманов, — доведись ему на престол сесть, он нас всех на колья посадит. Не он, так бояре земские. И князя Володимира и старуху Старицкую, как собак поганых, в реку…

— Думаете, вы умнее Малюты Скуратова и я не вижу, откуда и что идет? — взорвался вдруг думный дворянин. — Однако великий государь своему братцу больше веры дает, чем нам, верным слугам.

— Не слова нужны царю, а дело. Человека надо сыскать, которому будто Володимир Андреевич отравное зелье дал, извести брата своего царя и великого князя. А как сыскать, нам учить тебя, Григорий Лукьяныч, не приходится.

— Ладно, спорить не время, — согласился Малюта Скуратов, по привычке пригладив бороду, — на то мы верные царские слуги, чтобы царя сберегать, а его врагов рубить без жалости и отдыха.

— Понял наконец, — ухмыльнулся Иван Чеботов, — а то ломается, словно красная девица.

— И еще задача, братья, — опять вмешался Алексей Басманов, — дело важное.

— «Важное»! — пробурчал Малюта. — Сколь у тебя дел важных?..

— Мария Темрюковна, царица, больна. Жить ей осталось немного. Значит, царю другая жена понадобится. А нам, опричнине, не все равно, кто царицей будет. Так я говорю?

Вельможные собеседники согласно наклонили головы.

— Ну вот. Катерину Ягеллонку царю теперь не взять, она свейской королевой стала. Значит, великий государь природную русскую будет искать. А кто у нее в родне окажется, может, и враги наши! Станут царице в уши дуть, а она царю печалиться. И кто знает, куда дело пойдет. Ночная кукушка, говорят, дневную завсегда перекукует. Глядишь, и опричнине конец. Отдадут нас, грешных, на суд земщине… Надо найти ему такую жену, чтобы красива была, и опричнину любила, и чтобы родня ее тоже нас любила.

— Марию Темрюковну братец научил, — вмешался Иван Чеботов, — так она каждую ночь царю плакалась: «Боюсь-де я, нас могут вороги жизни лишить! Нужны-де нам верные люди для бережения». Царь и приблизил нас, опричников, к себе. А новая жена может супротив наговорить.

— Как ты мыслишь, Алексей Данилович, с какой стороны к этому делу подойти? — спросил Малюта Скуратов.

— Пусть царь объявит смотрины. А мы со всей Русской земли ему красавиц пригоним. И по сердцу поможем выбрать, знаем, какие ему нравятся.

Скуратов засмеялся, щуря узкие глаза.

— А твое дело, Григорий Лукьяныч, лекарей да повивальных бабок научить, какая невеста пригодна для царской радости, а какая нет и по каким статьям ущерб имеет. Невест, что земские бояре будут предлагать, надо отмести.