Замок Персмон. Зеленые призраки. Последняя любовь - Санд Жорж - Страница 12

— И что, ты думаешь, они здесь?

— Да, думаю, и вот пришла их искать.

— Совсем одна, среди пьяных мужиков, которые не все тебя знают…

— Ничего, дядя. Знакомых много, найдется кому защитить меня в случае нужды. Кроме того, Жак должен быть здесь, и я думала, что вы тоже Скорее всего придете.

— Так не отходи от меня и предоставь этой сумасшедшей делать, что ей вздумается. Глупо, что из-за спасения девчонки, которая совсем не хочет спасаться, ты сама рискуешь нарваться на какую-нибудь дерзость. Останься со мной. Я запрещаю тебе искать Мари. Жак займется этим вместо тебя, по-своему!

— Дядя! Жак не знает ее! Уверяю вас…

Я прервал Эмили, указав ей на парочку, проходившую под откосом террасы, в тени орешника, ограждающего палисадник. Я узнал голос Жака. Мы затаили дыхание и расслышали такой разговор:

— Нет! Я пока не хочу домой! Я хочу сплясать с вами бурре! Темно, меня никто здесь не знает…

— Узнают…

— Как?

— Да так: разве бывают крестьянки такими беленькими, тоненькими, хорошенькими?

— Ого! Комплименты! Я пожалуюсь Мьет.

— Злюка! Найдите Шарлет и уходите с Богом.

— Сами вы злюка! Все вы только бесите меня…

— Послушайте, здесь дядя, а ведь он адвокат вашей мачехи.

— Ну и что! Если я захочу, он будет и моим адвокатом. Стоит ему познакомиться со мной, как он перейдет на мою сторону. Разве вы сами не говорили этого? Хватит, Жак, вот и музыка. Я хочу танцевать!

— Во что бы то ни стало?

— Во что бы то ни стало! Бурре, как в детстве! Еще бы! После десяти лет, проведенных в тюрьме, под страхом смерти, вдруг вернуться к жизни и сплясать бурре! Ах, Жак, миленький Жак! Во что бы то ни стало!

Волынки запищали и помешали нам разобрать, что было сказано потом. Террасу осветили и внизу зажгли большой фонарь. Молодежь рассеялась по площадке приглашать своих дам на танцы. Террасу заполнили нетанцующие, которые сели выпить кофе.

Я вместе с Эмили отошел в сторонку, чтобы продолжить наш разговор и не прерывать своих наблюдений. Как только на площадке стало светло, мы увидели верзилу Жака, кружившего стройненькую и хорошенькую крестьяночку, очень нарядно одетую.

— Это она! — шепнула мне растерянно Мьет, — это переодетая Мари.

— Ты убедилась, что она знает твоего брата?

— Меня обманули, дядя, ах как обманули! Как гадко.

— Что ты думаешь делать?

— Когда она кончит танцевать, подойду к ней, заговорю, как с собственной служанкой, и уведу прежде, чем ее заметят.

— Дай мне получше разглядеть ее…

— Как вы считаете, дядя, она хорошенькая?

— Еще бы, чертовски хороша и пляшет на загляденье!

— Знаете, дядя, она еще совсем дитя и сама не знает, что делает. Уверяю вас, она понятия не имеет о том, что плохо и что хорошо. Очень может быть, что она познакомилась с Жаке без моего ведома, он помог ей сбежать, был с ней в Париже и что он же проводил ее до моей двери и потом виделся с ней тайком… очень может быть, они влюблены друг в друга, дали друг другу слово и лгут, чтобы я не могла им помешать…

— Даже наверное.

— И несмотря на это, уверяю вас, дядя, что Мари честная, чистая девушка, более неопытная, чем я: ведь мне известно, какие опасности могут угрожать девушке, тогда как ей… до сих пор двенадцать лет! Монастырь ничему ее не научил. Я нашла ее такой же, какой оставила в Риомском монастыре: до страсти любящей движение, шум, свободу, танцы и не подозревающей даже о возможности проступка…

— Однако у нее еще в монастыре был объект страсти, которому она писала безграмотные записки, по всей вероятности, Жак!

— Нет, дядя… Сказать вам, кто был этим объектом, впрочем, очень невинным?..

— Говори!

— Ваш сын Анри.

— Не может быть!

— Я видела письма и узнала его почерк. Анри был тогда в коллеже, расположенном стеной к стене с нашим монастырем; школьники перебрасывали мячики через стену и прятали в них записочки, разумеется, признания в любви в стихах и в прозе, с ложными подписями и фантастическими адресами: Луизе, Шарлотте, Мари. Анри нравилась эта забава, он писал как башмачник, с правописанием сапожника. Подписывался Жаке и адресовал свои послания Мари, которая смеялась над ними. Он знал ее имя, поскольку слышал, как окликали ее за стеной, но не знал, хорошенькая она или дурнушка. Он потом сам, смеясь, рассказывал мне про эти проказы.

— Ты уверена, что он никогда ее не видел? Я сомневаюсь, — посмотри-ка, Мьет!

Танец кончился, заиграли другой, и к Мари подлетел с приглашением Анри. Она согласилась, несмотря на видимую досаду Жака. Она взяла моего сына за руку и принялась прыгать с ним так же весело, как только что прыгала с племянником.

— Ну и что это доказывает? — спросила добрейшая Эмили без тени раздражения. — Анри заметил хорошенькую девушку и сказал себе, что если Жак с ней танцевал, то почему бы не потанцевать и ему? Позвольте мне подойти к ней, дядя, на нее начинают обращать внимание, сейчас все захотят с ней танцевать, надо уводить ее домой. Я вижу Шарлет, но она балует Мари и готова предоставить ей хоть на голове ходить.

— Иди, но все это мне очень не нравится! Черт бы побрал эту девчонку, причиняющую тебе тысячу забот. Не сегодня завтра она тебя скомпрометирует, но пока отплясывает с Анри, а ведь не будь ее у тебя, он непременно вернулся бы к прежним нежным и серьезным отношениям вашей взаимной привязанности и сегодня открывал бы бал со своей невестой, вместо того чтобы кружиться с кокеткой, которая может увлечь, но которую глубоко полюбить нельзя.

— Кто знает? — печально сказала Мьет.

— Как это кто знает? Я знаю и не потерплю никаких заигрываний между твоим женихом и любовницей твоего брата!

— Дядя! Не губите ее. Она ему не любовница! Я дала слово быть ей сестрой и матерью и сдержу свое слово во что бы то ни стало.

Неожиданное обстоятельство прервало нас. Жак Ормонд, боясь последствий неосторожности Мари де Нив, придумал средство прекратить бал. Он, будто бы желая прикурить сигару, полез к большому фонарю и загасил его, водворив таким образом почти полную темноту. Он притворно расхохотался и убежал, пользуясь суетой. Одни продолжали танцевать и путали своих дам; несколько испуганных девушек поспешили под крылышко своих родителей; другие, посмелее, смеялись и кричали. Я сошел с террасы вместе с Мьет, а когда фонарь опять зажгли, мы увидели Жака, бегающего в поисках от одной группы к другой: Анри и Мари исчезли.

Тут я убедился, что Мьет все еще любит Анри, потому что на щеках ее заблестели слезы. Она вытерла их украдкой и, повернувшись ко мне, сказала:

— Надо помешать Жаку их искать. Он не умеет притворяться, и его тревогу заметят.

— Не беспокойся, — ответил я, — Жак умеет притворяться, не тебе теперь сомневаться в этом. При всей своей ревности он, конечно, не станет искать ссоры с Анри, потому что это бы значило во всем признаться и все выдать. Если мамзель де Нив выбрала Анри своим кавалером и если он проводит ее в Виньолет, тебе не следует показывать себя перед ними встревоженной или ревнивой невестой.

— Конечно, нет, дядя, но…

— Но вот Жак заметил тебя и идет к нам. Сейчас не время для объяснений; сделай вид, что ничего не знаешь. Я сам расспрошу его.

— Я не рассчитывал на удовольствие видеть тебя здесь, — сказал Жак Эмили, — ты уверяла, что не можешь быть на празднике.

— Я только что приехала, — ответила Мьет, — мне нужно было кое-что сказать дяде. Я ведь знала, что он здесь.

— И ты никого не видела… кроме него? — спросил Жак растерянно.

— Кроме него? Нет, я видела очень многих.

— Ты как будто искала кого-то?

— Я искала дядю и, как видишь, нашла. Но что с тобой? Почему у тебя такой встревоженный вид?

Жак понял, что выдал себя, и поспешил весело ответить:

— У меня? Нет… Я ищу Анри для пары в танцах… с тобой, если хочешь.

— Благодарю, я ухожу. Прикажи, пожалуйста, Пьеру подъехать сюда. Он с экипажем вон там, под елями.

— Зачем ты так торопишься? — спросил я у племянницы, как только Жак ушел. — Анри, вероятно, здесь, и, если хочешь, он потанцует с тобой.