Озеро Белых Лилий (Нимфея) - Рони-старший Жозеф Анри - Страница 6

Обитатели озера

Шли дни. Мы все больше привыкали к чудесному озеру, гуляли по островам в сопровождении наших новых друзей. Юноши и девушки, резвясь, толкали наш плот, плавали вокруг него в прозрачной воде. На берегах, поросших свежей травой, мы отдыхали в тени трепетных ив и высоких тополей.

Но главным очарованием этой необыкновенной жизни были сами Люди Вод, которых мы узнавали все лучше и уже могли обмениваться с ними несколькими словами. Но не мы, а они учились нашему языку, так как наши уши оказались неспособными различать произносимые ими звуки.

Их нравы были просты и незатейливы. Понятие семьи для них вообще не существовало. Полагаю, что всего на озере жило около тысячи двухсот человек. Мужчины и женщины воспитывали сообща всех без исключения детей. Мы ни разу не видели, чтобы какой-нибудь ребенок остался без внимания.

Их жилища построены из бревен, покрыты мхом и ветками, в стенах проделаны окна. В теплую погоду жилища пустовали и использовались только зимой. Еду готовили под открытым небом, ели вареную рыбу, яйца, грибы и некоторые дикорастущие овощи. Они не употребляли в пищу ни мясо домашней птицы, ни других теплокровных животных. Мы сообразили, что они будут испытывать к нам отвращение, если увидят, что мы едим мясо, и потому ели то же, что и они. Чувствовали мы себя от этого прекрасно.

Их оружие представляло собой нечто вроде гарпуна, закрученного по спирали, который при броске летел по прямой, а также, описывая ряд последовательных кривых, мог возвращаться назад, подобно бумерангу австралийских аборигенов. Люди Вод им пользовались для добычи крупной рыбы. Кстати, рыбы в этом озере были самыми хитрыми из всех, что я когда-либо видел. Наверное, присутствие человека под водой заставило их на протяжении многих поколений выискивать более изощренные средства защиты. Наши хозяева очень ловко, охотились лишь на щук и окуней, а многих рыб приручили: они их не трогали, а ели только икру.

Люди Вод владели простыми ремеслами. Так, они знали гончарное дело, немного столярничали и плотничали. Вместо металлов они использовали очень твердую разновидность нефрита, из которого изготовляли наконечники гарпунов, пилы, ножи и топоры.

В целом их простые потребности не способствовали развитию ремесел.

Их жизнь была исполнена скорее поэтического начала, нежели практического смысла. Никогда прежде я не встречал людей, настолько лишенных чувства собственности, как Люди Вод. Казалось, они брали от жизни только то, что могло принести радость, счастье и отвергали то, что несет напрасные страдания. Нельзя сказать, чтобы они были бездеятельными. Люди Вод любили физические упражнения, подводные путешествия, плавали до изнеможения – подобно китам, они никогда не стояли на месте. В отличие от диких племен, у которых дни непрерывной охоты чередуются с днями полного отдыха, Люди Вод постоянно находились в движении.

Но эта невероятная активность не приносила никакой реальной пользы.

То был всего лишь отдых. Они плавали и ныряли так, как другие отдыхают. Кроме охоты, причем только на хищных рыб, они двигались ради того, чтобы двигаться.

Я не раз видел, как они показывали чудеса ловкости, выполняя такие замысловатые движения и принимая такие сложные позы, словно для них не существовало никаких трудностей; они вычерчивали такие линии, по сравнению с которыми изящество ласточки или форели кажется просто неуклюжестью. Их плавание отличалось такой виртуозностью и продуманностью движений, что казалось танцем, настоящим балетом, который они исполняли с замечательным искусством. Видя, как они плывут навстречу друг другу, разворачиваются, описывают круги вокруг партнеров, группами по двадцать-тридцать человек проносятся вихрем, я почувствовал в них несвойственную обычному человеку способность мыслить динамически или мускульно.

Особенно очаровательны были они при лунном свете. Я присутствовал на их водных празднествах, таких прекрасных, исполненных мечтой и негой, таких разнообразных по движениям, что ничто в мире не могло с ними сравниться.

Во время этих праздников, особенно когда они были массовыми, я наблюдал странный и восхитительный феномен. Из-за ритмических движений пловцов от воды исходило все нарастающее мелодичное звучание. Вначале едва различимый монотонный звук, словно доверительный шепот, чудесным образом ширился, гармония звуков слышалась все отчетливее. Вода дрожала и пела торжественную Песню Вод. От этого проникновенного, дивного, невыразимо нежного голоса у нас на глазах наворачивались слезы.

Тогда я вспоминал легенду о всепобеждающем пении Сирен, которое, как казалось древним мореплавателям, они слышали в море. Не их ли пение слышали и мы лунными ночами, но только песня эта была доброй и дружественной! И насколько явь превосходила миф, потому что пела сама Вода, само Озеро – то был шум волн, который Люди Вод настолько подчинили своему ритму, насколько подчиняется ему шум лесного ветра.

Мысль, сказанная движением, была у наших хозяев не только поэтической и обобщенной. Часто она могла выражать и что-то особенное, индивидуальное: то есть, я хочу сказать, что движения служили для передачи конкретных понятий. Например, я мог наблюдать несколько раз настоящие диалоги в движениях, общий смысл которых я в конце концов уловил. Мысли пловцов мне проследить не удалось, но в целом было ясно, что я наблюдал именно разговор. Я еще более утвердился в своем мнении, когда стал свидетелем занятий в воде с детьми: те, кто обучал детей, выражали свое одобрение или неодобрение особыми движениями; в конце концов я научился различать два из них: одно движение означало, что нужно закончить урок, другое –что нужно перейти к следующему заданию.

Разумеется, и чувство любви среди Людей Вод также передавалось движениями. Они умели выказать свою нежность, гордость, мольбу, причем у разных людей это выражалось по-своему, непредсказуемо, и в целом это было более тонкое, изысканное и куда более возвышенное искусство, чем наши словесные объяснения в любви.

Казалось, Люди Вод не имеют склонности к размышлениям, к абстрактным идеям. Я не заметил, чтобы у них существовала какая-то религия или вера в сверхъестественное, была только горячая любовь к природе. Я уже рассказывал об их любви к птицам и млекопитающим, а также к прирученным рыбам.

Эта привязанность рождала между людьми и животными самое тесное общение. Меня восхищало, как прекрасно они понимали друг друга. Я видел, как Люди Вод отдавали приказания саламандрам, летучим мышам, птицам, карпам – приказания, сама мысль о которых показалась бы нам фантастической. Например, отправиться в указанное место на такой-то остров, в такой-то уголок озера. Лебеди, послушные приказаниям, плавали за десятки миль. Летучие мыши на несколько дней прекращали охоту, карпы на время покидали свои привычные места.

Сцена, которую мы наблюдали во время нашей первой встречи с Водяным Человеком, с тех пор часто повторялась у нас на глазах. С помощью тростниковой трубочки с вырезанными в ней желобками разной величины и маленького каменного крючка музыкант извлекал звуки, размер которых мы едва могли различить. На эти звуки собирались животные и застывали, словно очарованные: пресмыкающиеся, птицы, рыбы внимали им, хищные звери на время прекращали охоту[6].

Сколько раз это зрелище очаровывало нас, сколько дивных часов мы провели, наблюдая, как с помощью столь примитивного музыкального инструмента эти музыканты возрождали древние легенды. Каким неизъяснимым блаженством веяло от игр, от всего образа жизни племени амфибий!

Я говорил уже об исключительной свободе их нравов. Обычно браки между ними длятся в течение лунного месяца. Время выбора совпадает с новолунием. Тогда юноши и девушки находят себе пару до следующего новолуния. Подобные нравы не вызывали никаких беспорядков, ибо сочетались с удивительной честностью. Мы не заметили ни ссор, ни драк между нашими хозяевами-мужчинами. Сделав выбор, каждый оставался ему верен до истечения лунного месяца, а затем – выбирал заново, на следующий период. Не запрещалось продлить свой союз, но такое встречалось редко. Чаще партнеры возвращались друг к другу несколько месяцев спустя. Дети некоторое время жили с матерью, но об их благополучии заботилась вся община.