Проделки Лесовика - Ольченко Дмитрий - Страница 45

Дикаря обезоружила очевидная Юркина беспомощность. Мальчишка, безусловно, представлял для него полнейшую загадку; он озадачивал, но опасений не внушал. Цепкий взгляд дикаря слегка подобрел, изучая Юркино лицо, одежду, кеды. Юрка, уже почти успокоившись, почувствовал, что у него дрожат ноги, и теперь он волевым усилием пытался унять эту дрожь. Но чем больше он старался, тем сильнее выказывала себя дрожь, и Юрка уже беспокоился о том, чтобы дикари ничего не заметили. Они неслышно приблизились и окружили мальчишку, завороженно разглядывая его.

Дикарей больше всего интересовала одежда и кеды. Первый дикарь — Юрка подумал, что это, должно быть, вожак — приблизился к Юрке и пальцем пощупал рубашку.

— Чья шкура? — спросил он хриплым голосом, и то, что спросил он на понятном Юрке языке, несказанно удивило и обрадовало мальчика.

— Это не шкура… Это ткань, — ответил Юрка, отметив, что его слова, понятные дикарям, тоже повергли их в изумление, хотя они и не знали смысла слова «ткань».

Вожак и его спутники переглянулись.

— Кто ты? Откуда ты взялся? — спросил вожак.

— Меня зовут Юра. Я из Тирасполя… Но сюда попал из Полесья, там живет моя бабушка. Мы с отцом гостили у нее… Я потерялся в лесу, когда пошел с отцом за грибами.

— Где живут люди твоего племени? Откуда ты пришел? — допытывался вожак, мало что понимая из Юркиного пояснения. Юрка догадался, что Тирасполь, Полесье — это слова, непонятные дикарям. А рассказать им о проделке Лесовика, так они вообще сочтут его ненормальным, если им известно, что такое нормальный человек.

— Я, как мне сказали, из вашего рода…

В ответ — еще более удивленные взгляды дикарей.

— Но не из нынешнего рода, а из того, что будет жить через много тысяч лет… — говорил мальчишка, переводя глаза с одного дикаря на другого. «Кто же из них мой родич?»

Голос крови молчал. Дикари продолжали внимательно рассматривать мальчишку. Одетые в шкуры, они держали большие куски оленьего мяса. В руках у каждого были копья — тонкие длинные или короткие и толстые шесты, обугленные и отполированные с острого конца. Один из дикарей держал на плече голову оленя с ветвистыми рогами. Руки, шкуры, которыми дикари прикрывали свое тело, были вымазаны кровью.

— Пойдем! сказал вожак, кивнув остальным.

Гуськом — вожак шел первым, Юрка — за ним — они перебрались по стволу дерева через речку. Шли быстро, не разговаривая. Это тоже удивило Юрку — никто не проронил ни слова! Ему нелегко было поспевать за быстро идущими дикарями, но он скорее свалился бы бездыханным, чем позволил дикарям увидеть, что ему тяжело.

День был на исходе. Вдали показались дымки стойбища, когда один из дикарей вскрикнул, и все остановились, а Юрка обрадовался возможности передохнуть. Дикари его куда-то вели, а куда — ему было все равно. Все посмотрели в одну сторону, куда, вытянув руку, указывал дикарь. По склону дальнего холма бежало крупное животное. Рассыпавшись по степи, его преследовали волки. Поначалу Юрка их не увидел. И только обратив внимание на восклицания дикарей, понял, что лось уходил от мелькающих в высокой траве серых разбойников. Через минуту лось и его преследователи скрылись в лощине, а еще через несколько минут вырвались из нее и оказались в полукилометре от людей. Лось бежал с трудом, то ли стар был, то ли устал. Увидев людей, высокий длинноногий зверь остановился, замешкался, свернул в сторону и тут же оказался в окружении волчьей стаи. Было видно, как волки наскакивали, лось вставал на дыбы, бил передними лапами наотмашь вперед, вертелся, но даже Юрке показалось, что у лося нет шансов в схватке с разъяренной стаей. Дикари молча смотрели на то, как лось отбивался, несколько раз послышались одобрительные восклицания, когда лосю удавалось достать волка копытом и волк безжизненным тюком отлетал в сторону, чтобы никогда уже не подняться.

— Устоит? — спросил кто-то из дикарей.

— Нет, — ответил вожак. — Лось уже стар.

— Давайте отобьем!

— Нет, — тихо ответил вожак. — У волков нельзя отбивать добычу, это может навлечь несчастье на наш род.

«Они будто и дикари, но и на дикарей не похожи», — думал Юрка. Но если бы кто спросил, чем же они «не похожи», Юрка не знал бы, что ответить. Просто у него было такое чувство, что перед ним во многом такие же люди, какие были в двадцатом веке, только безграмотные и невежественные. Во всяком случае, Юрка чувствовал их, как обыкновенных людей.

— Они уже подгрызли ему щиколотки! — заметил дикарь.

— Похоже, скоро конец! — сказал другой.

— Да, это ясно, — сказал вожак. — Пошли. Надо торопиться.

Вблизи стойбища дикарей охватила тревога, причину которой мальчишка не мог понять, ведь они почти не разговаривали. Чувствовалось, что слова им не всегда нужны, они обходились взглядами, едва уловимыми жестами. Это был бессловесный разговор, коллективная телепатия, свойственная теперь разве что стадным животным. К своему удивлению, Юрка и в себе обнаружил это свойство, — сначала он успокоился, так как видел, что все охотники спокойны. Мальчишка тонко чувствовал настроение этих людей. А теперь вот, когда их охватила непонятная тревога, он тоже встревожился. Он понимал — в стойбище что-то случилось, что-то тяжелое и непоправимое. И хотя никто точно не мог сказать, что же именно случилось, но каждый знал, что это не нашествие иноплеменцев, не смерть сородича в реке или болоте, не повальная болезнь… Когда охотники пересекли небольшую рощу и вышли на опушку, за которой стояли хижины, окруженные живой изгородью, вожак сказал:

— Что-то случилось с Зором! — и все согласно закивали, торопясь к стойбищу. Их заметили. Навстречу охотникам бежали подростки и несколько женщин, которым хватило нескольких слов и восклицаний, чтобы рассказать охотникам о несчастье Зора.

Стойбище — несколько камышовых хижин — располагалось на ровной, очищенной от кустарника площадке у подножия скалистого утеса, в стене которого темнел широкий вход в пещеру. Едва охотники вошли в стойбище, как среди его обитателей поднялся переполох. Все глаза были прикованы к Юрке — все были поражены его необычным видом. Дети и подростки жались к взрослым. У костра перед входом в пещеру на камнях сидело несколько — стариков, окруженных воинами. Центром всей группы был кряжистый белогривый старик с длинной белой бородой. Пришедших он встретил мрачным взглядом. Казалось, он был единственным, кто не удивился Юркиному появлению в стойбище. Может быть, удивляться не позволял этикет, — он был главой рода, но скорее всего он просто устал. За полчаса до возвращения охотников старик, в сопровождении воинов, вернулся из главного стойбища племени, которое находилось ниже по течению реки. Все племя состояло из нескольких десятков родов, разбросанных вокруг главного стойбища. На совете родовых старейшин обсуждался вопрос о том, кому быть вождем, когда нынешний вождь Буй покончит с земными делами и его дух отлетит в далекую страну предков. Вождь был болен и последнее время почти не поднимался с постели. Как говорили волхвы, жить ему осталось недолго, а причиной болезни вождя они считали гнев Огненного Быка, покровителя охоты. Чем же не угодил Буй гневливому божеству? Волхвы утверждают, что виной тому стал проступок вождя, убившего дубинкой одного из воинов. Воин на охоте нарушил неписаную заповедь охотников — убил стельную корову. Буй допустил грубую ошибку: вместо того чтобы казнить провинившегося, он должен был отдать убитую корову вместе с неродившимся тельцом в жертву Огненному Быку. Он не сделал этого — и получил по заслугам. Все это удручало Слава, старейшину рода, невольным гостем которого стал Юрка. Но дело, конечно, было в несчастье Зора, приходившегося племянником старцу. Потеря оказалась двойной — умирает не только племянник, самый авторитетный мужчина и воин в роду, умирает первый кандидат в вожди племени. «А как было бы хорошо, если бы вождем племени стал муж нашего рода!» — думал старик, когда в стойбище вернулись охотники с диковинным подростком. Старик немало пожил на свете, немало побродил по нему, но что-то не припомнит ничего похожего на мальчишку, приведенного охотниками.