Любитель сладких девочек - Романова Галина Владимировна - Страница 46

– Красиво… – прошептала Маша и непонятно чему улыбнулась. – Все будет хорошо. У меня все будет хорошо…

Ей и на самом деле верилось в то, что она стоит на пороге новой жизни, которая будет много лучше, чем вся ее предыдущая. Она просто не знала, что мужчина, мечущийся сейчас по первому этажу своей шикарной квартиры, совсем не разделяет ее точки зрения.

Он трижды подходил к двери ванной и заносил руку для стука, но трижды отступал. Потом возвращался в кухню, влезал под крышку сковородки и, убедившись, что с жарящимся мясом все в порядке, вновь начинал метаться.

Как ему поступить с ней? Что делать ему? Не с ней, не с ним, а как ему лично определиться с самим собой? Он знал, что далек от совершенства, знал, что его адвокатская практика и клятвопреступление идут рука об руку, и сподличать ему так же просто, как, скажем, кому-то сходить утром в туалет. Но он никогда и никого не убивал. Даже в раннем детстве, когда ровесники истязали дворовых кошек и подбивали из рогатки воробьев, он не принимал в этом участия. Нет, смотреть он смотрел. И даже без должного содрогания смотрел, но вот чтобы самому…

– Черт! – рыкнул Гарик и уронил крышку от сковородки на пол, больно обжегшись.

Мясо получилось сочным и аппетитным на вид. Он выложил его на тарелку и, подумав, обильно посыпал мелко нарубленной кинзой. Потом достал два пузатых фужера и бутылку белого вина. Может быть, она и не захочет с ним пить, но предложить все же стоит. Так сказать, для того, чтобы снять напряжение… Что-то она там долго плещется. Не уснула ли? Слишком уж измученной выглядела, когда он заметил ее сидящей на ступеньках ресторана. Измученной и заброшенной. Что-то похожее на жалость шевельнулось тогда в его душе. Но стоило этой дрянной бабе открыть рот, как вся его жалость улетучилась. Нет, ее просто нельзя рассматривать как человека. Как самку – да, это сколько угодно. Природой ей было отмерено всего вдоволь, тут не поспоришь. Он даже, помнится, неловкость почувствовал, наткнувшись рукой на ее грудь, когда пытался вытолкнуть из автомобиля. Ноги длинные и достаточно красивые. Талия, грудь, плечи – все в полном соответствии со стандартом. Он все это сумел преотлично рассмотреть в день их с Володькой бракосочетания. Ну сподличал, сподличал в очередной раз, купив ей платье, больше напоминающее ночную сорочку. Слишком уж велико было искушение поизмываться над самозванкой да заодно и разглядеть ее как следует, коли уж случай представился.

Гарик поднял глаза к потолку. Левее на пару метров располагалась его ванная комната. И там сейчас купалась Машка. Вся такая… такая голая и соблазнительная. Кожа наверняка зарозовела от воды и мыла. Он знал эту особенность у блондинок. От горячей воды их кожа начинала светиться розовым изнутри, будто жемчужина. Володька эту особенность отмечал еще там, на Севере. Говорил, что кожа ее отсвечивает, словно спелое яблоко в густой листве. Нет, сравнение с жемчужиной ему лично нравится куда больше.

Сейчас она наденет его новенький халат. Темно-синего цвета, он как нельзя лучше подойдет к ее светлым волосам. Она наверняка их вымоет и распустит. Но даже если поднимет кверху, тоже ничего. Шея будет открытой для… для поцелуев, черт бы все побрал. Да, да, да! Он хочет ее! Точно! Вот в чем причина его неприязни к ней. Надо же, как все просто. Гарик ошалело поводил головой и, опустив глаза в пол, обессиленно осел на мягкую скамью.

Он же с точностью до секунды помнил тот момент, когда она распахнула дверь вагончика и, кутаясь в простыню, уставилась на него своими странными глазищами. Это он только потом понял, в чем странность, но поначалу опешил. Ресницы… Они были чудовищно непропорциональной длины. Острые, будто стрелки на часах, и черные. Оттого и взгляд казался диковатым.

Он быстро тогда пришел в себя, начал ерничать и, кажется, даже оскорблять ее. Суметь бы сейчас взять себя в руки с такой же поспешностью. Но подняв глаза на дверной проем, где немым изваянием застыла Маша, Гарик обмяк окончательно.

– Машка-а-а… – сипло пробормотал он и замер, боясь дышать.

Все было много хуже, чем он себе представлял. Халат не просто шел к ее светлым волосам, он как нельзя лучше оттенял ее внешность и с безобразной точностью обрисовывал ее всю. Кто же мог представить, что ткань так тонка?! Так непозволительно тонка… А волосы! Что она сотворила с волосами? Мало было их вымыть и расчесать как следует. Надо было так их заколоть, что отдельные пряди спадали на лоб и виски, соблазнительно скользя по шее. А кожа… Кожа и вправду отливала перламутром.

– Что? – Ее темные глаза диковато сверкнули в его сторону. – Что случилось здесь с тех пор, как я ушла?

– Ничего, а что? – Гарик изо всех сил зажал ладони меж коленей, боясь, что когда она пойдет мимо, он непременно схватит ее за поясок халата и потянет его, и тогда…

– Выглядишь странно! – Маша села в самый угол и, закатав рукава халата повыше, склонилась над тарелкой. – Кинза? Ум-м, обожаю! Гарик, ты прелесть! Лук, укроп – терпеть не могу. А кинзу обожаю. Можно я поем?

– Что? – дернулся он, словно от удара, когда она протянула обнаженную почти до плеча руку и тронула его. – А, да, конечно! Слушай, выпить хочешь? Вино хорошее.

– Вино? – Она на мгновение замерла с кусочком мяса у самого рта, потом вернула вилку на край тарелки и согласно кивнула. – Наливай. Эти несколько дней были для меня сущим кошмаром. Дни смешались с ночью и вырывались лишь отдельными эпизодами, причем не самого лучшего свойства. Наливай!

Они выпили по бокалу, и Маша с жадностью набросилась на мясо.

– Надеюсь, что ты есть не хочешь? – бормотала она с набитым ртом. – Потому что я тебе ничего не оставлю! Да, вот такие дела, Гарик. Вот такая у тебя нынче гостья хамоватая.

Гарику было не до комментариев. Он сидел напротив Маши и, наливаясь желчью, с каждой минутой все сильнее завидовал Панкратову. Такого давно не было. Очень давно. Он помнил, чем это кончилось тогда. Сейчас этого делать было нельзя. А что было можно? Схватить ее и утащить в свою спальню? Это не вариант. Тогда что? Так… А что она там хотела рассказать ему о Панкратове? На что хотела открыть глаза и предостеречь? Так, так, так… Может, в этом что-то да есть? И отсюда как раз все можно будет раскрутить себе во благо…

– Маш, – Гарик дождался, пока ее тарелка не опустеет и, понизив голос до доверительного полушепота, спросил: – Так чем ты мне хотела помочь?

– Я? – После ванны, вкусной еды и бокала вина для подобных мыслей в голове осталось мало места, поэтому она не сразу поняла, что он от нее хочет, а поняв, сразу поскучнела. – Гарик, дай мне немного отойти от всего. Поверь, это такое… такое дерь… такое нехорошее дело, что просто не хочется сейчас портить атмосферу.

– А у нас с тобой атмосфера? – Молниеносно отреагировав, он поймал ее руку и притянул к своим губам. – Машка, ты такая… Такая славная.

– Я?! – еще больше удивилась она, но отчего-то не поспешила высвободить руки. – Помнится, ты был несколько другого мнения обо мне.

– А как бы ты хотела, чтобы я реагировал на тебя? Начал восторгаться девушкой своего друга?! – возмутился Гарик, сокращая расстояние между собой и Машей, незаметно съезжая по скамейке в ее сторону. – Надо было орать на весь ваш поселок, что как только ты открыла мне дверь в этой дурацкой тоге…

– Это была простыня. – Маша вдруг смутилась, почувствовав своим бедром бедро Гарика.

– Плевать! Простыня, тога, что это меняет? Ты смутила меня и моментально окрутила, как говорят бабы на базаре.

– Я окрутила? Ну ты даешь!

Его рука легла ей на талию, и Маше стало трудно дышать. Ей совсем не того было нужно от друга своего фиктивного мужа. И ей самое время сейчас было встать и выйти из кухни, с тем чтобы дать ему время немного успокоиться. А успокоиться ему и в самом деле было нужно. Дыхание участилось. Глаза потемнели, хотя, казалось бы, куда уж темнее. А руки предательски ласково поглаживали ее по позвоночнику.

– Гарик! – предостерегающе крикнула Маша, когда поясок халата заметно ослаб и полы поползли в разные стороны. – Тебе нужно остановиться! Я не за этим здесь!