Любитель сладких девочек - Романова Галина Владимировна - Страница 40

Каждый из них существовал как бы отдельно от другого. То есть находились они друг от друга метрах в десяти, никак не меньше. Не переговаривались, не пытались привлечь к себе внимания. Странность же их поведения заключалась в том, что один в точности копировал каждое движение другого.

Сначала силуэт высокого худощавого мужчины долго находился в тени кустов сирени, тех самых, возле которых не так давно стучала зубами Маша. Потом он легкой пробежкой двинулся по двору, старательно обходя пятно света от фонарного столба. На мгновение замер на самом углу, прежде чем нырнуть в спасительную темень арки проходного двора. И затем, в два прыжка преодолев самый освещенный участок, исчез.

Другой – тот был чуть меньше ростом и не обладал такой прыткостью, в точности скопировал все его движения.

«Он много старше, – сделала вывод Маша, зачарованно наблюдая за мужчинами. – Может быть, это отец выслеживает своего отпрыска?.. Или чей-то обманутый муж пытается поймать с поличным соперника?..»

Наивно прячась за возможными разгадками, кроящимися в странном поведении двух мужчин, Маша все же с замиранием сердца ждала, когда появится в освещенном ореоле второй. Почему ей казалось это важным, она не знала. Просто стояла, затаив дыхание, и ждала. А он все медлил. Долго топтался на месте, не делая ни шага вперед. Ей даже показалось в какой-то момент, что он оглянулся на ее окно. Но она поспешила прогнать эту мысль из головы. С чего бы это ему глазеть на ее окно? Лезет же в голову подобная бредятина!

Маша крепко зажмурилась, потом с силой раскрыла глаза и какое-то время фокусировала взгляд, искренне надеясь, что никого уже не увидит. Но второй все еще стоял там, не предпринимая никаких попыток догнать того, кто исчез под аркой проходного двора.

– Отойди от окна и займись делом! – вслух приказала сама себе Маша. – Прогрессирующая паранойя – достаточно серьезный диагноз и…

Закончить фразу она не успела, потому что мужчина – как ей показалось – робко двинулся вперед. И он, конечно же, попал в полосу света, которая в контрасте с темнотой показалась Маше ослепляющей. Или просто человек, которого она тут же узнала, ослепил ее мгновенным ужасом, который внушал ей всегда.

Она не помнила, как осела на пол. Не помнила, сколько времени просидела так: прижав колени к подбородку и крепко обхватив их трясущимися руками. Позвоночник упирался в ребристую поверхность радиатора. Все тело затекло от неподвижности. И ей, наверное, было больно. Наверное, потому, что она ничего не могла испытывать сейчас, кроме панического страха.

Ей не показалось: за ней действительно следили. Что бы там ни нарисовало ей ее воображение, оно ошиблось. Этим двоим была нужна она. Они выслеживали ее, а заодно и друг друга.

Кто из них враг, а кто друг? Что им от нее нужно? Как далеко они продвинулись в своих наблюдениях? Что успели и чего не успели узнать?..

– Боже, боже, боже мой! – тихонько заплакала Маша, не ко времени вспомнив о матери, сам факт исчезновения которой теперь казался ей еще более зловещим, чем прежде. – Что теперь делать? Кого просить о помощи, если я совсем одна?..

За тонкой фанерной дверью раздался какой-то шум, потом сдавленный хохоток, и следом приглушенный шепот соседей, перемежающийся громкими восклицаниями. Так, все ясно: супруги вернулись с вечерней смены. Вернулись, как обычно, навеселе. А значит, будут долгие выяснения отношений, потом сцена примирения и под занавес бурный, со стонами и отчаянным скрипом кровати, секс. Все это Маше приходилось выслушивать каждую ночь. И обычно она реагировала на это достаточно спокойно. Но не сегодня…

Сегодня собственное одиночество и заброшенность ощущались ею как никогда остро. Пару раз в голове проскочила трусливая мыслишка вернуться к Панкратову и попытаться хоть как-то урегулировать отношения. Пусть не на супружеском, а хотя бы на дружеском уровне. Но, подумав, она решила не идти на поводу у собственной слабости.

Нет, сначала все же придется сделать то, что намечала, и завтрашним утром она отправится в «Автосервис». Невзирая на тошнотворную слабость, которая всякий раз накатывала на нее перед общением с незнакомыми людьми, непременно найдет там кого-то, кто хорошо помнил того человека, чей портрет из газеты она носила в кармане своей джинсовой куртки. Затем ей нужно будет сделать один важный телефонный звонок. Она, правда, мало верила в то, что на том конце провода снизойдут до общения с ней, но попробовать стоило. Если оба этих этапа будут пройдены ею без помех, тогда можно и поразмышлять над тем, что делали эти двое под ее окном, убравшись затем из двора самым странным образом, какой только можно было себе представить.

От долгого сидения на полу у нее начало покалывать все тело. Цепляясь за батарею, Маша с трудом поднялась и какое-то время вышагивала по комнате на негнущихся ногах. Затем, как была в одежде, кулем рухнула на панцирную койку и тут же забылась тяжелым сном, прерывисто дыша и громко всхлипывая во сне. Она не слышала, как человек, внушивший ей ужас своим внезапным появлением в свете уличного фонаря, вновь вернулся и остановился под ее окном. Не слышала, как он, встав на бровку фундамента, пытался заглянуть в него, а затем, для чего-то попробовав оконную раму на прочность, спрыгнул на землю и долго не уходил, курил, то и дело оглядываясь на подъезд.

Все это осталось для нее неведомым. Когда она проснулась, его уже не было. Следы от его ботинок и куча окурков под окном не привлекли ее внимания, когда, низко надвинув на глаза козырек бейсболки, Маша поутру вышла из подъезда.

Глава 17

– Спишь, сволочь?! – Голос Гарика в трубке звучал донельзя зловеще.

– И что? – Панкратов вытянулся под простыней, звучно зевнул и, бросив заспанный взгляд на электронное табло будильника, поинтересовался: – А что, по-твоему, я должен делать в половине четвертого утра?

– А вот мне не спится! – порадовался почему-то Гарик и тут же без перехода брякнул: – И все из – за твоих баб, мать их ети! Обвешался ты ими, Панкратов, будто елка шишками, только шишки эти все в меня летят.

Это уже было серьезно, и Володе пришлось заставить себя проснуться окончательно. Он привстал на локтях и поискал глазами сигаретную пачку. Вчера он закурил и долго кашлял, привыкая к давно забытому горьковатому привкусу во рту. Потом ходил по спальне и все думал, думал. Думал и курил. Странное дело, но когда заныло с левой стороны груди, голове стало легче. Сейчас, видимо, ему сигаретка как раз будет кстати. Неспроста Гарик поднял его в такой час, ох неспроста.

Сигареты нашлись на полу справа от кровати. Панкратов глубоко затянулся и, выдыхая дым, нетерпеливо подхлестнул напарника:

– Ну и долго будешь паузу выдерживать? Что там опять с моими бабами? И которую из них ты имеешь в виду? Если опять со Стэллой ко мне полезешь, пошлю к черту, так и знай.

– Тю-ю-ю, – присвистнул Гарик невесело. – Стэлла второй день в Париже. Сказала, что ты безнадежный придурок, и все такое. Кстати, не могу с ней не согласиться, ты и в самом деле…

– Я все про себя знаю, – перебил его неучтиво Володя. – Дальше…

– Машка твоя… Ох, я как задницей чувствовал, что с этой мерзкой бабой мы горя хватим! И ведь не ошибся! Знаешь, с кем она к тебе наведывалась? – Гарик торжествующе замер.

– Знаю, – обломал его предвкушение Панкратов. – И это тебя так разгневало?

– Да нет, не особенно. Поговорка-то, она неспроста вещает: скажи мне, кто твой друг…

– Это можно отнести к твоим словам о том, что я придурок? – уколол тщеславного Гарика Володя. – Дальше…

– Слушай, ты со мной так не разговаривай! – заорал вдруг без видимой на то причины Гарик. – Плевать я хотел на твои чувства к этой девке! Понял – плевать! Но мне не плевать, когда ты под удар общее дело подставляешь! Когда я сижу в офисе с крупными оптовиками, потенциальными покупателями, и ко мне в кабинет без приглашения вваливаются дяди в форме! Это, по-твоему, как, нор-рма?