Вариант «Зомби» - Романов Виталий Евгеньевич - Страница 76

Никто и не думал произносить слова упрека. А Лишнев не мог не высказать то, что наболело.

– Марат! Помнишь, на острове ты рассказывал про солдата, которого изнасиловали враги? Его бросили умирать, а он выжил. И потом каждую ночь, с ножом, уползал за линию фронта. Под утро возвращался, руки по локоть в крови… Помнишь? Вот и мне пора. За линию фронта. С ножом.

– Смердин далеко не главный, – вырвалось у Димы. – Те, кто за всем этим стоят, высоко забрались. В Москве они.

– Понимаю, – отозвался спецназовец. – Я не говорил, что собрался зазимовать тут, в сопках. Мне б только Смердина найти. Разузнать у этой гниды: кто над ним? Кто приказы отдавал? А потом – и в Москву двину, если что.

– Дай нож! – попросил Марат.

Лишнев молча вытащил клинок убитого солдата. Доценко взял его в руки, взвесил, и вдруг резко чиркнул острием по ладони. Потом вымазал лезвие в крови.

– Это не от меня, – пояснил он, возвращая оружие Константину. – От Зины.

– И от меня! – Клоков, вслед за Маратом, «дернул» ножом по ладони, выпачкал металл красным.

– Пусть Господь даст тебе силы, – добавил Святослав, вслед за товарищами оставив кровь на лезвии.

– Слава! – полушутя-полусерьезно заметил Константин. – Я убивать иду. А ты, вроде как, священник. Я слышал про заповедь: «Не убий!». Почему ты не осуждаешь меня?

– Тысячи раз бывало так, что священник благословлял воинов перед смертельной битвой с врагом… – медленно проговорил Фокин. – Они шли убивать, но не ради смерти. Ради жизни тех, кто оставался за спиной. Ради своей державы…

Священник глянул на товарищей.

– Те, кто обрек нас на муки, – не люди. Они не могут быть верными слугами отчизны. Они – убийцы! Найти и покарать таких – светлая миссия воина.

– Фу! – шумно выдохнул Марат. – Знаете, увлеклись мы тут мистикой да патетикой. Давайте прощаться, что ли.

Он по очереди пожал руку всем бывшим сотоварищам. Постоял секунду, будто хотел что-то добавить, но лишь махнул ладонью. Резко повернулся, двинулся в сторону железной дороги. И вдруг бросился обратно.

– Черт! Забыл! – Марат выхватил из кармана полиэтиленовый пакет с деньгами, отложил две сотенные купюры, остальное протянул Лишневу. – Бери, Костя!

Тот отмахнулся. Отрицательно замотал головой.

– Бери-бери! – приказал Доценко. – Тебе нужнее! И до Москвы добраться, и какое-никакое «оборудование» купить, для охоты. Кстати, вот еще сухари! Запасные обоймы для «калаша». Ствол я в канаве утоплю. И на первое время мне пары сотен зеленых хватит. Теперь все!

Он быстро двинулся прочь от товарищей, которые смотрели ему вслед. Уже поравнявшись с покосившимся сараем, обернулся, сделал себе «рожки»:

– Ме-е-е!

И тут же, без колебаний, Марат шагнул за строение. Пропал из виду.

– Придурок! – грустно произнес Константин Лишнев. – Ну что, хлопцы, давайте прощаться?

– На вот, – Святослав Фокин подал спецназовцу свои доллары. – Марат правильно рассудил. Тебе нужнее. Прости, что сухари не отдаю. Съел…

– И мои забирай! – поддержал Клоков. – И еду, и деньги. Мне сотни долларов хватит, чтоб до Питера добраться. В любом случае, билет меньше стоит.

– Спасибо, – Константин пожал им руки.

Подхватил вещмешок, набитый запасными обоймами, повесил АКМ на плечо. Небольно ударил кулаком в плечо Дмитрия. Поклонился Святославу.

Вскоре Фокин и Клоков потеряли из виду и его. Только спецназовец ушел в другую сторону, нежели Доценко. Дима посмотрел на священника.

– Святослав! Почему сердце рвется на части? Почему я не знаю, как быть? То мне хочется исчезнуть, поселиться где-то на необитаемом острове, где нет людей… Забиться в щель. Забыть обо всем. Не думать. То мне хочется догнать их! Костю и Марата. Догнать и вернуть!

– Время уходит, – грустно отозвался Фокин. – Даже если ты попробуешь задержать его, ничего не получится. Оно все равно уходит. То, что было настоящим, становится прошлым. Ты можешь прикоснуться к нему лишь в воспоминаниях. Или во сне. То, чего не было, становится настоящим, вытесняет прожитое. Заполняет твое «я». Заставляет думать о новом. Постепенно это новое становится важнее прошлого.

– Но я не хочу! – в отчаянии воскликнул Дима. – Я не хочу… так!

– Мы не властны над этим. Увы… Таков наш крест. Давай прощаться?

– Святослав! Как жить дальше? Кто мы, люди? Нелюди?

– Как-то раз на острове, где жило племя туземцев, встретились вождь маленького народа и англичанин, наблюдавший за аборигенами. Речь меж ними зашла о культуре…

«Помилуйте! – воскликнул ученый из Великобритании, считавший себя образованным, воспитанным человеком. – О какой культуре вашего племени может идти речь?! Ведь вы даже сморкаетесь в листья! А потом бросаете их на землю!».

«А разве можно говорить о том, что твой народ обладает культурой, белый человек? – ответил вождь. – Вы сопли заворачиваете в белую тряпочку! И целый день, а то и больше, носите с собой в кармане!».

– Слава, я не такой умный человек, как ты! – взмолился Клоков. – Объясни, пожалуйста, простым языком. Как жить? Люди мы или нелюди?

– Как жить? – улыбнулся Фокин. – Да ты… просто живи. Живи, как человек. Вот и все.

Он пожал руку Дмитрию. Перекрестил молодого парня и ушел. В ту же сторону, что и Доценко. Но Святослав не добрел до железной дороги. Выбрался на асфальтовую ленту скоростной магистрали и, прихрамывая на больную ногу, медленно двинулся на юг. В центр России.

Святослав Фокин находился у себя дома. Ведь Россия не состоит из больших городов и Дмитриев Смердиных. На счастье, в ней есть сотни маленьких деревушек. Разбросанные там и тут церкви. Святослав надеялся: приют, кусок хлеба и глоток воды он найдет всегда. До тех пор, пока жива эта вера, пока все именно так, можно идти по дороге…

Дима Клоков выбрался на автомагистраль вслед за Фокиным, долго смотрел тому вслед. Потом фигурка священника исчезла в дымке, и рыжеволосый парень остался один. Но Диме казалось, он видит Марата Доценко, скалящего зубы в улыбке. Ладонь Марата лежала на талии молоденькой светловолосой проводницы. Стучали колеса, за окнами мелькали деревеньки. Дима видел, как, затарившись сухарями и консервами в сельском магазине, ползет по сопкам Константин Лишнев… Навстречу ему бежала Любаня. Живая! Смеялась, размазывала слезы по щекам…

Дима Клоков видел Зинаиду Перову в белом халате. Она хмурилась, глядя на какие-то приборы, установленные возле койки тяжелого пациента. Видел Леху-Гестапо, Пинцета, Шныру, игравших в карты. На всю сумму гонорара и премиальных, которые были обещаны наемным рабочим. Больше, чем на деньги. Слишком крутые премиальные по контракту…

Видел Сашку Гарина. Тот сидел за рулем новенького трактора.

Рядом взвизгнули тормоза, и Клоков очнулся.

– Эй, приятель! – из кабины высунулся черноволосый мужичок средних лет. – Тебе куда?

– Мне?! – растерялся Дима. Он отвык от людей. – Мне… домой.

– Это понятно! – заржал водитель. Щелкнула и приоткрылась дверь. – Если в Питер – залазь!

Дима отрицательно помотал головой, отступая назад.

– Залазь! – усмехнулся черноволосый. – Денег не возьму! Просто вдвоем дорога короче. Веселее!

– Нет, спасибо! – твердо сказал Клоков. – Мне тут… одному побыть… надо.

– Ну, как знаешь! – водитель хмыкнул, почесал ухо. – Побудь! Один…

Хлопнула дверь. Что-то зашипело в колесах, фура качнулась. Медленно тронулась с места. Набрала скорость и исчезла за поворотом.

Дима еще долго стоял на одном месте, не в силах отогнать призрачные картины, жившие в шаге от него. Там люди, с которыми его случайно объединила судьба, были рядом. Ругались, спорили и ссорились. Поступали так, как им хотелось. Заставляли краснеть и бледнеть. Ненавидеть и тянуться к ним. Причиняли Клокову боль.

Он не хотел ничего другого.