Мне тебя заказали - Стернин Григорий - Страница 56

Алексей поклонился, положил на могилу цветы, легко дотронулся до плеча Насти, стоявшей перед могилой мужа с опущенной головой. И вдруг почувствовал, как сильно забилось его сердце. Он всегда ощущал тревогу перед каким-нибудь страшным событием, а тут он ощутил нечто совсем иное — стоя перед могилой друга, он почувствовал прилив сил. Он вдруг понял, что у него светло и радостно на душе. Попытался одёрнуть себя. «Отчего я радуюсь? Неужели оттого, что мой самый близкий друг в могиле, а я жив и здоров? Нет, не может этого быть, смерть Сергея я буду оплакивать до конца своей жизни… Тогда откуда же эта радость? Откуда?»

Он непроизвольно оглянулся и все понял. По дорожке с букетом цветов в руках шла Инна. На ней было длинное чёрное пальто. Голова была повязана чёрным платком. А рядом с могилой Сергея была могила Хохлова Владимира Петровича, жениха Инны. И именно к ней она шла с цветами. За высокой Настей его не было видно. Инна махнула рукой Насте, потом положила цветы на могилу Хохлова, постояла немного молча и только тогда сделала шаг по направлению к Насте и её спутнику, лица которого она не видела. Алексей стоял за Настей, словно окаменевший…

— Здравствуй, Настя, — тихо произнесла Инна. — Почему ты именно сегодня решила поехать на кладбище? Вроде бы никакой даты…

— Здравствуй, Инна, — так же тихо приветствовала её Настя и сделала шаг назад.

Инна опустила руки и застыла на месте от увиденного. У неё приоткрылся рот, она страшно побледнела. Было такое ощущение, что от неожиданности она может потерять сознание. Алексей сделал шаг по направлению к ней, не зная, как ему вести себя. Он хотел что-то сказать, но слова застыли у него на губах. Он открывал рот, как рыба, не произнося ни звука. Вопросительно поглядел на Настю.

— Это я позвонила Инне, — ответила на его немой вопрос Настя. — Да поздоровайтесь же вы, наконец…

— Здравствуй, Инна, — насупив брови, произнёс Алексей и протянул ей руку.

Инна продолжала стоять с опущенными руками. Вдруг на её щеках появилась краска, затем рот стал расплываться в счастливой улыбке, и неожиданно она бросилась на шею к Алексею и стала покрывать его лицо поцелуями. Улыбка тут же сменилась судорожными рыданиями.

— Алёша, Алешенька, — шептала она. — Алешенька, дорогой… Ты живой, ты живой… Прости, Настенька, — обернулась она к Насте, — прости меня… Только я не могу, я больше не могу…

— Да что ты, Инночка, за что? — шепнула Настя. — Счастья вам, ребята…

Алексей почувствовал, как и на его глазах появились слезы, а в горле встал какой-то необъятный комок, мешающий ему произнести хоть слово. Инна продолжала целовать его, рыдая. И вдруг отпустила его, внимательно поглядела ему в лицо и сказала:

— Извини, я, кажется, сошла с ума, Алексей. Ты же знаешь, что тут произошло… Володя Хохлов и я… Мы собирались пожениться…

Тогда Алексей взял её руки, снял с каждой перчатку и стал покрывать её пальцы поцелуями. Комок в горле наконец исчез, и он сумел произнести одну фразу:

— Я люблю тебя, Инна. Прости меня за все… Я не могу без тебя жить. Никого, кроме тебя, у меня нет…

Слезы брызнули у неё из глаз, и она бросилась к нему на шею. А с портрета на надгробном камне на Алексея глядели весёлые глаза Сергея Фролова. И он понимал, Сергей прощает ему и то, что произошло ночью, и его сегодняшнее счастье. Потому что друзьями люди остаются и после смерти…

Через двадцать минут они втроём сидели в машине.

— Поехали ко мне, Настя, — предложила Инна. — Отметим все это… — Она потупила глаза и бросила короткий, полный нежности взгляд на Алексея.

— Нет, Инночка, спасибо, — отказалась Настя. — Скоро мама Маринку привезёт, а завтра ей рано утром в школу… Езжайте сами…

— Да мы хоть до дома тебя довезём, — предложил Алексей.

— Не откажусь, отсюда трудно добираться до Ясенева, хоть и близко.

Настю отвезли домой. Она вышла из машины и медленно побрела к подъезду. Алексей и Инна молча провожали молодую вдову взглядами. А когда за ней захлопнулась дверь подъезда, они по какой-то внутренней договорённости вышли из машины, сели на заднее сиденье и долго молча целовались…

— Как я тосковал по тебе, — сказал, тяжело дыша, Алексей.

— А я… А я… — рыдала Инна. — Как мне было плохо и одиноко…

— Но почему же ты мне не написала?

— А почему ты мне не написал?

Алексей улыбнулся, пожал плечами, и их губы снова слились в поцелуе…

Долго они так просидели. Наконец Инна сказала:

— А у меня теперь отдельная квартира.

— Я слышал… Где это?

— Недалеко. Улица Новаторов. Поехали ко мне…

Они пересели снова на передние сиденья, и Алексей тронул машину с места.

В её уютной однокомнатной квартире Алексей сполна оценил слова Барона о том, что только тот, кто побывал за решёткой, сумеет оценить прелести обычной человеческой жизни. Ради этого дня, ради этой ночи можно было бы прожить всю предыдущую жизнь, до того он был счастлив. Они не выясняли отношения, не говорили о прошлом, они просто любили друг друга и наслаждались друг другом.

— Какой же я был идиот, — только и сумел произнести Алексей, лёжа в постели.

— Это я круглая дура, Алёшка, — ответила ему Инна. — Просто ревнивая дура… А она… — начала было Инна, но тут же осеклась, не желая в такую чудесную ночь говорить о плохом.

И все. Снова ласки, снова поцелуи… Потом они полуголые пили шампанское на её уютной маленькой кухоньке.

И только утром за кофе они заговорили о прошлом.

— Да, я жила с этим негодяем Лычкиным, — сказала Инна. — Но я прогнала его ещё до знакомства с тобой. А Лариса присутствовала при этом разговоре. Она стала его любовницей, а теперь его фактическая жена. Он ныне крутой, управляющий казино, — помрачнела она. — Потом он неожиданно приехал ко мне, когда тебя арестовали. Предлагал помощь.

— Адвокат принёс мне в тюрьму фотографию, где были изображены ты и Лычкин в его машине, — тяжело вздохнул Алексей. — А конверт был подписан твоим почерком…

— Ах, сволочь! Сволочь, гадина, скотина! — вскочила с места Инна. — А я не могла найти тот конверт, подумала, что выбросила впопыхах. Он же зашёл в комнату якобы за зажигалкой, когда я стояла в прихожей. Значит, он и взял этот конверт. А потом кто-то сфотографировал нас в его машине. Я ехала в женскую консультацию… — Её губы скривились, она еле сдерживала слезы, вспомнив про неродившегося ребёнка. — Я ведь делала аборт именно от него. И похвасталась, что снова беременна… А потом… потом меня напугали в тёмном подъезде… И произошёл выкидыш… Сволочи, гады… Это все они… Сейчас я ему позвоню и все скажу…

Она бросилась к телефону, но Алексей подошёл и положил свою ладонь на её пальцы.

— Не надо, — тихо произнёс он. — Не надо, Инночка. Это не метод. Он ответит по-другому. Как надо ответит.

Он смертельно побледнел, глаза его загорелись каким-то дьявольским огнём, и Инне стало даже страшно.

— Ты что-то задумал? — одними губами прошептала она. — Не надо, Алёшка… Я боюсь за тебя…

— Не бойся, дорогая, — также еле слышно ответил он. — Ничего теперь не бойся. Все страшное у нас позади. Они посмеялись над нами, теперь пришла наша очередь посмеяться всласть…