В старой Африке - Быстролетов Дмитрий Александрович - Страница 51

Мулай скомандовал: «Полезай, бвана», и Гай спустился на четвереньки и полез в смрадную трубу. Через несколько минут он смог встать. И уже стоя начал пробираться, раздвигая папоротниковые деревья, протискиваться между лианами, лезть вверх на гигантские стволы упавших деревьев, карабкаться по вывороченным корням и падать, падать несчетное число раз — то в мерзкое гнилое месиво, то в ямы, то на острые сучья и камни. Отряд продвигался за день километров на восемь-девять по прямой, хотя фактически проходили вдвое больше потому, что часто приходилось обходить препятствия. За каждым участком особенно плотной растительности лес начинал редеть, появлялись сначала лучи, а потом и снопы солнечного света. Но полянки тянулись недолго. Потом лес опять сгущался, становилось больше лиан, воздушных корней (признак высоких деревьев) и доскообразных упоров. Иногда попадались ручейки, и караван брел по колено в воде.

На пути то и дело встречались тропинки. Их тысячи в самых «непроходимых» дебрях. Иногда они были попутными и облегчали продвижение вперед, но чаще их приходилось пересекать. Гай смотрел, как убегает в зеленый сумрак дорожка шириной в одно животное — бесспорное доказательство обитаемости леса. Каждодневные ливни смывали следы, но в начале пути Гай не раз с волнением видел отпечатки босых ног. Кто эти люди?

Когда-то Конго населяли многочисленные народы, объединенные в большие и могущественные государства. В те времена люди жили на берегах рек, а леса пустовали — их оставили зверям, насекомым и болезням. Но потом начался первый акт африканской драмы: вглубь Черного континента на поиски людей, которых можно было бы продать на вывоз, ринулись работорговцы. Они двигались по рекам и выжигали прибрежные деревни, где как раз и обитало местное население. Так было добыто пятнадцать миллионов рабов и попутно уничтожено сто миллионов человек — женщин, детей, стариков — всех, кто был не нужен. Тогда целые народы снялись с обжитых мест и побрели по лесам куда глаза глядят, опрокидывая другие народы и вызывая общее великое переселение африканского населения сначала на юг, а потом обратно на север. Люди шли во всех направлениях, устилая трупами звериные тропы.

Затем грянул второй удар: началась колонизация. Европейцы выгнали работорговцев и объявили африканские земли своей собственностью. Завоеватели создали армии из африканцев, и солдат одного племени посылали на земли другого племени. Теперь переселяться стало некуда: Африку вдоль и поперек пересекли колониальные границы. И поскольку принудительный набор означал неминуемую смерть, то оставалось одно — бежать. На этот раз населению пришлось оторваться от берегов и долин и попытаться скрыться в лесу: за пятнадцать лет бельгийского господства число жителей Конго уменьшилось наполовину. «Гибнуть в зеленом или белом аду — не все ли равно?» — думали обезумевшие люди и протоптали в лесу первые людские тропинки, взамен тех, по которым раньше крались только звери…

Итурийская лесная тропинка… Если она оказывалась попутной, то караван шагал вперед быстро и за день удавалось пройти до двадцати километров. В таких случаях рано или поздно отряд выходил к деревне, отдыхал, закупал продукты и снова углублялся в джунгли. Так можно было бы без особого труда и без потерь пройти Итурийские леса из конца в конец, если бы у Гая не было точной цели: не вообще пересечь лес, а отыскать определенную точку — факторию № 201. Он не мог петлять по светлым долинам или едва заметным тропинкам: в условиях гилей это неизбежно привело бы к самому страшному — потере направления. Этого Гай опасался больше всего. В конце концов через этот лес для него проходила дорога в кабинет Ла Гардиа. И, сжавши зубы, он вел караван напрямик — пересекая горные кряжи и долины, реки и пото-пото, черные дебри и удобные тропинки.

Гай проснулся от холода. Минут пять лежал скорчившись: болела голова, как вчера и позавчера. Температура +22°. Отекшие ноги с побелевшей от постоянной сырости кожей Гай едва-едва всунул в грязные мокрые сапоги. Выковырнул из кожи впившихся за ночь клещей и побрел умываться. Меж кустов стояла бурая вода. Лужа не широка и не глубока, но вода непрозрачна, и это пугает: что таится в этой теплой грязи? Палкой провел туда-сюда и увидел, как две черные змеи и десяток жаб метнулись в сторону; вынул палку — на ней повисли крупные пятнистые пиявки и бегали какие-то жирные насекомые: вода кишмя кишела всякой гнусной тварью. Рядом дневальный набирал воду в два котла для утреннего супа.

После завтрака груз перераспределили по весу, тюки увязали. По свистку сержанта носильщики выстроились в ряд и взвалили поклажу на головы. Гай дал направление, и караван тронулся. Гай открывал шествие, замыкал его Мулай с охотничьим ружьем на голове. За Гаем шагал богатырь Тумба, ходячий арсенал отряда: у него на голове запас патронов. Минут пятнадцать караван бодро шел по тропинке среди благоухающих кустов. Прошли два километра. Вдруг на пути возникло препятствие. Гай дал свисток Мулаю. Носильщики сбросили тюки и перевели дух. Впереди лежал огромный ствол, запутавшийся в невообразимом количестве лиан.

Гай вскарабкался по сучьям наверх и, держась за лианы, посмотрел на компас. Впереди только лианы и пышные листья. Минут десять отдыхали. Потом образовали цепочку и стали передавать тюки через ствол с рук на руки. Дальше идти стало еще труднее: лес становился выше, появлялись воздушные корни, которые нельзя ни срубить, ни отодвинуть, ни согнуть. Гай протиснулся туда, куда можно протиснуться, и вместе с Мулаем они кое-как растянули корни, а в образовавшуюся узкую щель полезли носильщики, держа на руках тюки. Прошли? В сумраке Гай пересчитал людей. Все!

— Вперед! — скомандовал он и рукой указал направление. Ему казалось, что он — офицер, ведущий свою часть на штурм крепости. Вперед!

И в то же мгновение ноги его соскользнули со ствола, и он упал сначала на вонючую горячую груду гнилья, а потом провалился по горло в черную слякоть… Держась за лианы, Мулай подал приклад винтовки. Гай подтянулся на руках, люди со всех сторон захватили его лианами, и с невероятным усилием он выдернул ноги из смердящей слизи. Пот ручьями бежал по лицу, груди и спине. Присев на корточки, Тумба снял с него пиявки.

— Еще удачно отделался, — силясь улыбнуться, проговорил Гай дрожащим голосом. — Вот в такой яме могут быть…

И слова замерли… Через темную дыру, оставшуюся после его тела, переползала гроза и несчастье здешних лесов — мамба, змея толщиной в два пальца и невероятной длины. Он смотрел на дыру, а черное тело ползло и ползло через нее, слегка извиваясь, и казалось бесконечным.

— Эй, черт побери! Марш! — скомандовал Гай. — Нечего пялить глаза!

И снова работа, тяжелый физический труд, добывающий жалкие метры пути. По всем признакам они углубились в недра высокого леса, и искать обходные тропы здесь было бесполезно. Люди спотыкались, падали, собирали рассыпавшиеся вещи, перепаковывали их и снова взваливали тяжелые тюки на головы, чтобы опять споткнуться или поскользнуться через десять или двадцать шагов.

Нити лиан резали лицо, хватали за ноги; случайно дернешь обрывок лианы, висящей перед глазами, и вдруг высоко вверху что-то загудит, зашевелится — и тяжелейший пучок лиан, сорванных вчерашним ураганом, сбивая при падении тысячи веток, падает на голову.

Гай посмотрел на светящиеся стрелки: 12 часов. Сейчас начнется гроза, ежедневное представление в этом театре ужасов.

Люди собрались в кучу, тюки уложили на высокое место и укрыли прорезиненной материей. Симфония начиналась fortissimo.

Внезапно темень прорезалась полосками ослепительного света. В то же мгновение небо от края и до края лопнуло с таким треском, что все невольно вобрали головы в плечи. Лес загудел, затрясся. Снова взрыв, невероятный треск, грохот и ответный рев леса, в безумном страхе вставшего на дыбы. Потом на отряд обрушилась вода — не дождь, не капли или струи, а сплошной столб воды с грохотом проламывал крышу леса. Сверху посыпались ветви, обрывки лиан, цветы и листья. Мгновение полной тьмы, потом адский взрыв, белые столбы воды среди белых столбов растительности, треск, грохот, тьма и снова новый взрыв. Вобрав голову в плечи и прикрывшись руками, люди жались к земле, ясно сознавая, что это не может продлиться долго, что сию секунду всему конец, что следующий взрыв будет последним — небо не удержится, рухнет на землю, и настанет конец мира.